Когда я вспоминаю тот год, мне кажется, я смотрю на чужую жизнь — будто всё это случилось не со мной, а с какой-то наивной женщиной, которая слишком хотела всем нравиться. Но нет, это была я. Я — Маша. Тридцать два года, жена Игоря, мать шестилетнего Ваньки и… сноха идеальной свекрови.
Светлана Павловна не была “злой” свекровью в привычном смысле — не кричала, не поучала, не придиралась к уборке. Она умела действовать мягко, обволакивающе, а её “забота” казалась таким благом, что сопротивляться было даже неловко. И всё же под этой мягкостью пряталось нечто страшное.
Мы с Игорем поженились быстро — полтора месяца от знакомства до ЗАГСа. Он был серьёзен, надёжен, добр. Я не могла поверить, что мне так повезло. Его мама встречала меня ласково:
— Машенька, наконец-то у моего сыночка будет женщина, которая любит его по-настоящему!
Она обнимала меня, приносила к свадебному платью серьги “на счастье”, и я чувствовала, как будто нашла вторую мать. Моя родная умерла два года назад, и эта теплота тронула меня до слёз.
После свадьбы мы с Игорем сняли квартиру. Светлана Павловна приходила часто — помогала, приносила пироги, советы и… лекарства.
— Вот, Маша, витамины хорошие, я сама пью. Тебе нужно — ты ведь работаешь, устаёшь. — Она клала на стол упаковку белых таблеток без надписей.
Я улыбалась и благодарила. Кто бы заподозрил неладное? Витамины — это ведь от заботы.
Через месяц я начала уставать. Не так, как раньше после офиса, а по-настоящему — проснуться невозможно, сердце бьётся еле-еле, голова кружится. Игорь шутил, что жена его превращается в ленивицу, а мама тут же вставала с кружкой травяного чая:
— Вот, выпей, Маруся. Это гипотензивное — нормализует давление. Всё под контролем.
Я никогда не проверяла, что она мне даёт. Она приносила таблетки, заваривала чай, гладила по руке — и я принимала. Доверие, как оказалось, может быть смертельно сладким.
С каждым днём становилось хуже. Я теряла концентрацию на работе, забывала слова, путала отчёты. Мне казалось, что я схожу с ума. Однажды в обед я просто не смогла подняться со стула — ноги не слушались. Меня увезли в больницу с диагнозом “истощение”.
Игорь пришёл вечером, а Светлана Павловна — уже утром. Она принесла бананы и новый флакончик витаминов.
— Врачи всё валят на стресс, а я тебе помогу, Марусечка. Главное — спокойствие. Вот, начинай с завтрашнего дня, по одной таблетке.
Я улыбнулась, поблагодарила. Спасибо за заботу. Тогда я ещё не знала, что именно с завтрашнего дня моё тело начнёт тихо умирать.
Я долго лежала в больнице. Светлана Павловна навещала меня регулярно, а Игорь — всё реже. Когда он приходил, сидел угрюмо, не смотрел в глаза. Я пыталась спросить, что случилось, но он отмахивался.
Как-то вечером я проснулась и услышала, как она говорит с врачом:
— Да, у Маши нестабильная психика. Семья на грани. Её мать тоже страдала депрессией. Может, это наследственное…
Она говорила тихо, уверенно. Врач кивал. А я лежала, не в силах пошевелиться, и впервые подумала: зачем ей это?
Через два месяца обследований меня выписали. Никаких серьёзных патологий — “психосоматика”. Светлана Павловна настояла, чтобы мы переехали к ней — “чтобы Машенька не оставалась одна, пока не окрепнет”.
Дом у неё был просторный, уютный, с цветами на подоконниках и сладким запахом выпечки. Вначале я почти радовалась — чистота, порядок, поддержка. Но через неделю я снова начала засыпать на ходу, спотыкаться, ощущать странное тяжёлое оцепенение в теле.
Светлана Павловна приносила мне чай каждое утро. И я — благодарила.
Однажды я заметила, что мой сын утренний чай не любит — морщится, будто горький. А я раньше не ощущала никакой горечи. Тогда я попробовала сама — и вкус был другой. Не чайный, а лекарственный.
Меня будто обожгло. Я тихо вылила остаток в раковину и притворилась, что допила. Той ночью я не заснула. Казалось, мир вокруг качается.
На следующий день я пошла в аптеку и попросила фармацевта взглянуть на одну из “витаминных” таблеток. Женщина бледно посмотрела и сказала:
— Девушка, это психотропный препарат. Вам кто прописал?
Я вышла из аптеки, как в тумане. Мир поплыл. Всё стало на свои места: слабость, апатия, странное поведение Игоря. Он тоже думал, что я “схожу с ума”.
Когда я вечером вернулась, Светлана Павловна уже накрывала на стол.
— Садись, Машенька, покушай. Я тебе чай налила.
Я села, глядя прямо на неё. Пряник, сахарница, аккуратная чашка с дымящимся запахом.
— Что вы в него кладёте, Светлана Павловна?
Она подняла глаза, не моргнув.
— Что ты имеешь в виду, милая?
— Таблетки. Вы подмешиваете мне лекарства.
Она вздохнула:
— О, Маша, снова эти подозрения... Я же вижу, тебе плохо, я стараюсь помочь...
— Без врача? Психотропы?
Тишина. Потом она улыбнулась.
— А ты думаешь, я не понимаю, кто ты для Игоря? Отняла его у матери, закрутила, родила — и всё? Думаешь, теперь ты центр мира? Я просто возвращаю всё на свои места. Ты спокойнее — он рядом. Всё в порядке.
Её голос был ровным, почти доброжелательным. Только глаза — мёртвые, стальные.
Ночью я собрала вещи — самое нужное. Взяла сына, забрала документы из шкафа и вышла. Руки дрожали. Дорогу освещала луна — холодная, безжалостная. Мы с Ваней ушли к подруге, к Свете. Я рассказала ей всё — слово в слово. Она не поверила сразу, пока не увидела флакончики.
Света настояла на анализах. В клинике подтвердили: действительно, в крови — следы мощного седативного препарата. Мне повезло — дозы были малы, но постоянны. Если бы ещё месяц…
Я пыталась поговорить с Игорем. Он сказал, что мать не могла такого сделать, что я всё придумываю. Тогда я показала анализы. Он замолчал. Через три дня собрал вещи и ушёл к ней.
С тех пор мы не разговаривали.
Я долго восстанавливалась. Психолог, курсы детокса, новая работа. Иногда я всё ещё чувствую привкус того чая, если кто-то рядом нальёт напиток с ромашкой. Тогда бросает в дрожь.
Сын растёт. Мы живём тихо. Я научилась не доверять “заботе” без повода. А недавно получила письмо — конверт без обратного адреса. Внутри — фотография: я, Игорь и Светлана Павловна за праздничным столом, и подпись на обороте:
“Ты выглядишь здоровее. Значит, моя терапия помогла.”
Я не пошла в полицию. Всё, что можно, было доказано, но я не хотела жить в этой войне. Я просто закрыла дверь.
С тех пор, когда мне приносят чай, я улыбаюсь и вежливо говорю — “спасибо, я сама налью”.
И каждый раз, глядя в чашку, думаю: как легко спутать заботу и яд. Как легко перепутать тепло руки с холодом контроля.
И как трудно научиться снова доверять, когда собственная “мать” медленно убивала тебя из любви.
