- Когда я вырасту большая. Глава 62.
- Начало. Глава 1.
В храме царил полумрак. Дрожание тонких свечей оживляло лики на старых иконах в тёмных деревянных окладах. Лампадка в углу перед большим, почти в человеческий рост, распятием Христа, покачивалась на изящной цепочке, будто от его дыхания.
Варвара купила у сгорбленной старушки несколько свечек, и уверенно подошла к иконе. Только сейчас Савелий заметил, что в церкви как-то странно пахнет свежим ремонтом. Мужчина с жиденькими каштановыми волосами, забранными в хвостик над шеей, уверенными движениями шпаклевал стену.
- Здравствуйте, - приветствовал его Сава.
Тот обернулся, услышав голос. Рукава тёплой кофты были закатаны до локтя, поношенные штаны вздувались пузырями на коленях. Лицо его выражало полное спокойствие и какую-то странную покорную радость.
- Здравствуйте, - и его тёмные раскосые глаза мягко блеснули в полумраке.
- А батюшка где? - спросила Варя, оглядывая церковь.
- Так я и есть батюшка, - ответил мужчина, и нанёс шпателем длинный размашистый мазок, окрасив старую серую стену в молочно-белый цвет.
Работа только начиналась, и Савелий представил, какое множество мазков ещё предстоит сделать батюшке.
- Что же это Вы, всё сами? - спросила Варя, смерив долгим взглядом расстояние до высокого выпуклого потолка.
- По выходным прихожане помогают. В будни у всех дела, - он провёл маленьким шпателем о более широкий, собрал остатки шпатлёвки и отправил обратно в ведро.
- Так нельзя же по выходным? - серьёзно спросила Варя, по-ученически скромно вытянув руки вдоль тела.
- Так это же во имя Господа нашего, - ответил батюшка, почесав начисто щёку над редкой бородёнкой и оставив на ней светлую кляксу.
***
Савелий чувствовал в храме себя так, как в тот день, что первым отпечатался в его детскойй помяти. Тогда впервые жеребилась их Рыжуха. Мальчик смотрел в её испуганные глаза с длинными веками и подрагивающими золотыми ресничками. На худенького жеребца, который всё норовил встать на узловатые ножки, и Саве казалось, что эти тонкие ножки при очередной попытке не выдержат и сломаются.
Глядя на иконы и чувствуя запах ладана, он знал: нет за ним дурного, того, что нельзя было бы ему простить. Будто тёплая волна омывала его душу, и он спускался со старых, вытоптанных посередине, ступеней светлый и радостный.
По субботам Савелий стал ездить в город, чтобы помогать в восстановлении храма. Его участие было каплей в море, которую нельзя было сравнить с финансовым участием других. Людей, которые жертвовали храму серьёзные суммы, благодаря которым стало возможно отреставрировать купол и оплатить другие, например, высотные работы.
На ворчание и издёвки тёщи некогда своенравный и обидчивый Савелий кивал, соглашаясь, или переводил разговор, меняя тему.
- Дурак ты, Савка. Религия - опиум для народа. Все давным-давно об этом знают. Куда тебя, непутёвого, понесло, а?
- Непутёвый я и есть, мама. Спорить тут не стану. А что, за рыбой нынче так же, во вторник поедем?
- Поедем, лихоманка тебя забери. Смотри, Савка, не доведут тебя до добра твои якшания с попом. Попомни моё слово, - Валентина Ивановна медленно разворачивалась на кухне, как многотонное грузовое судно, норовя задеть кормой то стол, то упереться в свежепобеленную печь.
Савелий долго думал, как начать разговор с женой. Наконец, после жаркой бани, когда отмытыми до хруста кажется не только тело, но и душа, он решился.
- Варюш, я поговорить хотел, - из-за перегородки доносился рычащий храп Валентины Ивановны, который всё чаще становился причиной бессонницы дочери.
- Я тоже, - не раздумывая, отозвалась жена.
- Хорошо, - кивнул он, и осторожно погладил тугой выпуклый животик Варвары. - Ты только до конца дослушай, хорошо? - попросил Сава. - Та в ответ кивнула, и он приступил. - Нехорошо, наверное, матери в городе. Данила жалуется, говорит, чудит она. Всё отца ищет. По улицам ходит. Зима ведь, замёрзнет где-нибудь в подворотне... Там, в городе, дела нет никому до чужих. А, Варь? Что думаешь?
- Я, Савушка, что думаю, - она положила сверху свою припухшую ладонь на руку мужа. - Давай в их дом переедем? В Данилин и Марусин? Они всё равно не приедут уже? Не могу больше с матерью. Язва она какая-то становится. Чем больше она толстеет, тем меньше в ней человеческого, - прильнув губами в мужнину уху, отчаянно прошептала Варя.
В этот момент мать выдала очередную трель, и замолчала, будто пытаясь прислушаться к разговору за перегородкой.
- Мать заберём? - уточнил Сава. - И в тот дом переедем? - кивнул он в сторону окна.
Варя мягко погладила его по лицу, с трудом повернувшись набок. Как сказать мужу, что ей самой скоро нужна будет помощь? Что не сможет она справляться и с маленьким ребёнком и с умалишённой свекровью. Муж, как в церковь стал ездить, сильно изменился. Перестал курить и сквернословить. Перестал осуждать других и пресекал малейшие попытки жены обсуждать других людей и их поступки. Женщине казалось, что он достиг той грани, перешагнув которую человек всем своим существом обращается к Богу. Что переступив невидимую черту он отвернётся при этом от своих близких и безвозвратно перестанет быть прежним Савелием, весёлым, слегка заносчивым, но таким любимым и родным.
- Конечно, - прикрыв глаза, согласилась Варя. - Давай так и поступим, - прошептала она и на далёком конце деревни завыла тоскливо и мучительно старая одинокая собака.
***
Лена, получив пощёчину от матери, хотела выбежать из квартиры, не оглядываясь. Но, увидев плескавшийся в глазах Маруси животный страх от сделанного, она криво ухмыльнулась. Вытрясла из сумки учебники на пол. Скомкав, сунула розовую фланелевую пижаму. Медленно, как во сне, взяла из ванной зубную щётку с чуть разъехавшейся в стороны, щетиной. Надела свитер и джинсы, обмотала голову длинным шарфом, купленным матерью на прошлой неделе. Перекинула сумку через плечо и вышла из квартиры.
Маруся чувствовала пустоту внутри себя, и эта пустота заполняла её всё больше и больше. Пустоте скоро стало мало места внутри женщины, и она начала выползать наружу, проливаясь длинными солёными струйками и рыданиями, от которых судорогой сводило красивые пальцы.
***
Девушка шла по улицам, шаркая ногами и чувствуя неприятную лёгкость сумки. Её план ограничивался квартирной дверью. Она думала, что мать, увидев сборы, бросится ей в ноги. Будет умолять остаться и простить её. Но всё пошло не так, и Лена всерьёз задумалась. Идти сейчас домой - это значит признать своё поражение. Допустить такое она не могла ни за что на свете. Вон, брат, и вещи ворует, и деньги отбирает, и парней после школы избивает. Всё ему сходит с рук. А ей стоило только покраситься, и она получила от матери такую оплеуху, которую всю жизнь будет помнить и до самой смер_ти не простит!
Лена брела по незнакомым дворам. В кармане оказалось несколько монет, которых хватило бы на единственный стакан мутноватой жидкости, именуемой «три в одном». Редкие прохожие не обращали на неё никакого внимания, несмотря на слёзы и шмыгающий нос. А так хотелось, чтобы кто-нибудь добрый и заботливый спросил, что с тобой случилось? Чем я могу тебе помочь? Грустные размышления не мешали Лене поглядывать по сторонам, и её внимание привлекла красивая белоснежная машина, из которой выпорхнула стройная женщина в короткой шубке. Девушка невольно поёжилась, увидев высокие сапоги на шпильке и чёрные капроновые колготки. «Безразмерки» зимой, она точно мозги отморозила» Но лицо женщины было таким счастливым! Оно сияло ярче самой яркой новогодней гирлянды, выражая детский восторг. Лена остановилась, чувствуя то, что чувствуешь, нечаянно подглядев за чужим счастьем. Дыхание замерло, желание видеть этот чудо поглотило её.
Вдруг пассажирская дверь распахнулась, и девушка остолбенела. Отец обнимал незнакомку, зарывшись лицом в водопад её белокурых волосы.
- Продолжение следует.
- Путеводитель здесь.