Сижу на кухне, готовлю на ужин. За окном уже темнеет, хотя только половина шестого. Ноябрь, что с него взять. Валера должен с работы вернуться через час, надо успеть суп доварить. Двадцать три года замужем — и все как по накатанной: он приходит голодный, я ставлю тарелку, он молча ест, потом телевизор включает.
А ведь было же время, когда он цветы приносил без повода. Помню, на день рождения мой, лет десять назад, торт испечь пытался. Получилось криво, но я так смеялась тогда, что он обиделся даже. Сейчас и не вспомню, когда последний раз смеялись вместе.
Телефон его на столе лежит. Забыл с утра. Обычно не расстается с ним, а тут второпях на работу убежал, на столе оставил. Я даже подумать не могла, что возьму его в руки. Но экран загорелся — сообщение пришло. Я машинально взглянула.
"Солнышко мое, жду не дождусь нашей встречи в субботу. Купила то белье, о котором ты говорил..."
Сердце так стукнуло, что картошка из рук выпала. Покатилась по полу, а я стою, смотрю на этот экран и не верю глазам своим. Руки задрожали, когда я разблокировала телефон. Пароль знала — дата рождения нашего сына.
Открыла мессенджер. Переписка с сохраненным контактом "Лена Работа". Пролистала вверх. Господи, да они тут месяцами переписываются! Как я могла не заметить?
"Моя хорошая, сегодня особенно скучаю. Весь день думал о тебе."
"Ты для меня как глоток свежего воздуха. С тобой я чувствую себя молодым."
"Жаль, что не могу быть с тобой каждый день. Но скоро все изменится, обещаю."
Читаю и не понимаю — это мой Валера пишет? Он, который последние годы двух слов связать не может, кроме "что на ужин" и "где пульт"? Он умеет быть таким нежным, таким... живым?
Села на стул, потому что ноги подкосились. Продолжала листать. Фотографии. Она молодая, лет тридцати. Симпатичная, не то слово. Длинные волосы, яркая помада. На одном фото — в кафе, улыбается прямо в камеру. На другом — селфи в зеркале, в платье обтягивающем. Я посмотрела на свое отражение в стекле буфета — поношенный халат, волосы в пучок кое-как скручены, лицо без косметики. Когда я последний раз в зеркале себе нравилась? Когда последний раз платье надевала, а не эту бесконечную домашнюю одежду?
Листаю дальше. Вот они обсуждают, где встретиться. Вот он жалуется ей на усталость, а она его жалеет, ласковые слова пишет. Вот планируют выходные вместе провести. "В субботу скажу, что на рыбалку еду с Сергеем", — пишет он.
Рыбалка. Боже мой, сколько раз он уезжал на эту "рыбалку"! Я еще думала, хорошо хоть какое-то хобби у него появилось. Собирала ему еду в контейнерах, спрашивала, клевало ли. А он с рыбалки приезжал веселый, довольный. Теперь понимаю почему.
Вспомнила, как месяца три назад он вдруг костюм новый купил. Дорогой такой, в бутике. Сказал, на работе требуют прилично выглядеть. Я еще удивилась — он же на складе работает, кладовщиком. Какой там дресс-код? Но промолчала, подумала, может, действительно начальство новое требовательное.
А духи! Месяц назад заметила, что от него пахнет как то по особенному. Спросила — сказал, что одеколон новый купил. Я обрадовалась даже, что за собой следить начал. Дура наивная.
И телефон этот чертов. Раньше лежал где попало, а теперь всегда с собой носит. Даже в ванную берет. Говорил, что музыку слушает. А я верила. Господи, как же я верила всему!
Продолжаю читать, и с каждым сообщением становится хуже. Они планируют будущее. Она пишет: "Когда ты уже разведешься? Устала прятаться." А он отвечает: "Скоро, солнце. Просто время подходящее надо выбрать. Она еще не подозревает ничего."
"Она". Это я, значит. Жена. Мать его детей. Та, что рядом была всегда — и когда денег не было, и когда мать его хоронили, и когда с работы увольняли.
***
Вспомнила, как мы познакомились. На танцах в клубе. Мне было двадцать два, ему — двадцать пять. Он такой красивый был, статный. Подошел, пригласил танцевать. Три месяца встречались, а потом я забеременела. Он не отвернулся, женился. Правда, говорила мама тогда: "Рано тебе, Свет, замуж". Не послушала.
Первые годы хорошо жили. Снимали комнатушку в коммуналке, но было счастье. Он на двух работах пахал, чтобы нам с маленьким на все хватало. Помню, приходил усталый, а все равно сына на руки брал, качал. Говорил, что ради нас любые горы свернет.
Потом второй родился. Еще через три года — третий. С каждым ребенком жизнь все труднее становилась, а романтики все меньше. Я в декретах сидела, он работал. Деньги, быт, деньги, быт. Когда младший в школу пошел, я в магазин устроилась, продавцом. Чтобы хоть немного семье помочь.
Мы так устали оба за эти годы. Перестали разговаривать по-настоящему. Я — про детей, уроки, деньги на продукты. Он — про работу, начальника-самодура, зарплату маленькую. А про нас самих — молчок. Когда последний раз просто обнимались без повода? Не вспомню.
Но я же думала, что у всех так! Что это нормально — быт заедает, романтика уходит. Главное — вместе, семья, дети. А оказывается, можно по-другому. С другой можно.
Сижу с телефоном в руках, слезы по лицу текут. Борщ на плите закипел, забулькал. Встала, выключила газ. Кастрюлю отодвинула. Какой ужин, какой борщ?
Звонок в дверь. Валера пришел. Господи, что делать? Открывать? Что говорить? В голове пустота такая, только одна мысль крутится: двадцать три года. Двадцать три года жизни. Трое детей. Молодость отдала этому человеку, а он...
Открыла дверь. Стоит, ключи искать пытается в карманах. Поднял глаза, увидел меня — и сразу лицо изменилось.
— Чего ты? Случилось что? — спросил.
Протянула ему телефон. Он взглянул на экран — и побелел весь. Молчим. Слышно, как часы на стене тикают. Вот так мы и стоим в прихожей: он — с телефоном в руке, я — с мокрым от слез лицом.
— Света, я...
— Не надо, — перебила я. Голос чужой какой-то, хриплый. — Я все прочитала. Все поняла.
Он в квартиру зашел, сел на диван. Лицо в руки спрятал. Сижу напротив, смотрю на него. Вроде тот же человек — широкие плечи, руки рабочие, в синяках и ссадинах. А уже чужой совсем.
— Давно? — спрашиваю.
— Полгода, — тихо отвечает.
Полгода. Как раз когда костюм покупал. Когда веселее стал, моложе как будто.
— Я не хотел, чтобы ты узнала, — говорит он. — Не хотел делать тебе больно.
Засмеялась. Истерически так, противно даже самой.
— Не хотел делать больно? А изменять — хотел?
— Света, прости, я... — Он поднял голову, смотрит на меня, и в глазах не просто вина. Там что-то еще. — Я задыхался. Понимаешь? Мне казалось, что я умираю медленно. Каждый день одно и то же — работа, дом, диван, телевизор. Мы стали как чужие люди под одной крышей.
— А говорить не пробовал? — кричу я. — Сказать, что задыхаешься? Что умираешь?
— Говорить? — Он встал, заходил по комнате. — Света, когда ты последний раз слушала меня? Не про деньги, не про ремонт, не про детей. Про меня. Когда спрашивала, как я, что у меня на душе?
Молчу. Потому что он прав. Не спрашивала. Мне было некогда. Дети, работа, дом. Стирка, готовка, уборка. Круговорот бесконечный.
— Я тоже умирала, — говорю тихо. — Каждый день. От усталости, от однообразия. Но мне не пришло в голову пойти и найти другого мужика.
— Я не искал! — Он остановился, смотрит прямо на меня. — Она сама появилась. Новенькая на работе. Мы разговорились как-то. Она спросила, как дела. Просто спросила — и слушала ответ. Слушала меня! А потом еще раз спросила, еще. Я почувствовал себя человеком, а не просто кошельком и ремонтником.
— И трахачом, небось, — не выдержала я. Грубо, да. Но больно же!
Он покраснел, отвернулся.
— Я ее люблю, Света, — сказал он после долгой паузы. — Прости, но это правда. С ней я чувствую, что живу.
Села обратно на стул. Ноги не держат. Одно дело — читать переписку. Другое — слышать это вот так, в лицо.
— А мы что? — спрашиваю. — Дети? Семья?
— Я не знаю, — говорит он честно. До чего ж больно слышать эту честность! — Я запутался. Я вас люблю, детей. Но это другая любовь. Привычка, долг, ответственность. А с ней... С ней я хочу просыпаться по утрам. Хочу куда-то идти вместе, говорить ни о чем. Смеяться. Когда мы последний раз смеялись, Света?
Не ответила. Потому что не помню. Правда не помню.
— Ты хочешь развода? — выдавила из себя.
Он сел напротив, взял меня за руки. Я хотела отдернуть, но не смогла. Руки его теплые, знакомые до боли.
— Не знаю, — повторил он. — Честно не знаю. Я думал об этом. Но как я вас оставлю? Ты, дети... Младшему всего тринадцать. Как?
— А с ней встречаться дальше будешь? — спросила я. — Тайком? Пока я дома борщи варю и носки стираю?
Молчит. Значит, будет.
***
Эту ночь мы провели в разных комнатах. Он остался в зале, я ушла в спальню. Легла в одежде на кровать, смотрела в потолок. За окном ветер выл, деревья скреблись ветками по стеклу.
Думала обо всем и ни о чем. Пыталась вспомнить, где мы потерялись. В какой момент перестали быть парой и стали просто соседями по быту. Может, после рождения третьего? Или еще раньше?
Вспомнила себя молодую — яркая, смешливая, любила танцевать. Куда она делась, та Света? Когда успела превратиться в уставшую тетку в застиранном халате, которая только и знает, что детей ругать и мужа пилить?
Но ведь я не по своей воле такой стала! Жизнь затянула. Дети маленькие, денег мало, работа, дом. Некогда было о себе думать. Некогда к парикмахеру сходить нормально, не то что в кино или в кафе. Все откладывала — вот дети подрастут, вот на ноги встанем. А пока — потерпеть, пережить.
И дождалась. Дети выросли, младший уже подросток. А муж нашел другую, помоложе, повеселее. Которая про него спрашивает, слушает его. Которая не уставшая, не затюканная бытом.
К утру решила — разговаривать надо. С детьми. С ним. С собой, наконец. Потому что так дальше нельзя. В этой лжи, в этом притворстве.
Валера на работу не пошел. Позвонил, отпросился. Сидим на кухне, пьем чай. Странно: двадцать три года вместе, а чай пить неловко. Как с чужим человеком.
— Света, — говорит он. — Я понимаю, что ты меня возненавидела. Имеешь право. Но я хочу, чтобы ты знала: я не хотел причинить тебе боль. Я просто... устал быть невидимым.
— Невидимым? — переспрашиваю. — Ты каждый день дома. Каждый вечер рядом.
— Физически — да. А по-настоящему? Когда ты последний раз смотрела на меня не как на мужа, который должен заработать денег и починить кран? А просто как на мужчину? Когда интересовалась мной, моими мыслями? Когда обнимала просто так, не потому что надо?
Сижу, молчу. Потому что прав он. Мы стали функциями друг для друга. Он — добытчик и ремонтник. Я — повариха и прачка. А где любовь? Где близость настоящая?
— Хорошо, — говорю наконец. — Допустим, я виновата тоже. Не уделяла внимания, не смотрела на тебя как на мужчину. Но это повод изменять? Это повод врать полгода?
— Нет, — признает он. — Это не оправдание. Я трус. Надо было сказать сразу, что мне плохо. Что нам надо что-то менять. Но я молчал, а потом встретил ее, и все завертелось.
— Ты ее любишь? — спрашиваю. Надо же знать правду до конца.
— Да, — отвечает он. И не отводит взгляд.
— А меня?
Он долго молчит. Потом говорит:
— Я не знаю, Света. Честно. Может, люблю. По-другому. По привычке. Или по памяти о том, что было. Но то, что я чувствую к ней... Это другое. Это как влюбиться в первый раз.
Встала, подошла к окну. На улице дождь пошел. Грязный, ноябрьский. Люди бегут под зонтами, спешат. У каждого своя жизнь, свои проблемы. А я стою у окна и пытаюсь понять, что делать дальше.
— Уходи к ней, — говорю тихо.
— Что? — Он вскочил. — Света, ты...
— Уходи. — Повернулась к нему. — Если любишь, уходи. Только детям сам скажешь. Посмотришь им в глаза и объяснишь, почему папа больше не будет жить с ними.
Он побледнел.
— Я не могу.
— Не можешь или не хочешь? — Засмеялась горько. — Видишь ли, Валера, тебе хочется всего и сразу. И новую любовь, и старую семью. И чтобы удобно было, без потрясений. Но так не бывает. Если она такая особенная, если с ней ты живой — иди. Только честно иди. А не тайком, по выходным, врущий про рыбалку.
Он сел обратно.
— Я не смогу их бросить. Вас. Это мои дети.
— Так и живи дальше, — говорю я. — Только со мной уже не живи. Я устала быть запасным аэродромом. Тем, кто дома ждет, пока ты с молодой любовь крутишь. Я тоже хочу жить, понимаешь? Не существовать, а жить.
***
Прошла неделя. Валера переехал к матери. Временно, говорит. Пока разберемся. Дети, конечно, не ожидали. Старший, Андрей, не разговаривает с отцом, считает предателем. Средняя, дочка Маша, плачет по ночам. Младший Егорка, замкнулся, в себя ушел.
Я молчу. Не защищаю отца, не нападаю на него. Просто говорю: так случилось, и нам надо как-то дальше жить.
Подруга Марина зашла позавчера. Узнала как-то. Сидели на кухне, она меня обнимала, приговаривала: "Сволочь он, Светка. Все мужики — сволочи". А я думала: нет, не все. И он не сволочь. Он просто человек, который устал. Как и я. Только он нашел выход в изменах, а я просто терпела.
Виновата ли я? Да. Потому что перестала быть женщиной. Стала только матерью и домохозяйкой. Забыла про себя совсем. И про него забыла как про человека, у которого душа есть, потребности.
Виноват ли он? Тоже да. Потому что мог сказать раньше. Мог попытаться что-то изменить в нашей жизни, а не бежать к первой, которая ласковое слово сказала.
Виноваты оба.
***
Сегодня встала пораньше, посмотрела в зеркало. Морщины, седые волосы пробиваются, фигура поплыла за годы. Но я еще не старуха. Еще могу жить, а не просто существовать.
Записалась к парикмахеру. Завтра пойду. Волосы покрашу, подстригусь. Потом пройдусь по магазинам, куплю себе что-нибудь красивое. Не халат домашний, а платье нормальное.
Валера звонил вчера. Спрашивал, как дела. Предлагал денег привезти. Я отказалась. Сказала, что сама работаю, справлюсь. Он спросил, можно ли детей повидать. Сказала — приезжай, это твои дети.
Простила ли его? Нет. По ночам плачу в подушку, чтобы дети не слышали. Но ненавижу ли? Странно, но нет. Может, потому что понимаю его. Мы оба утонули в этом быту, потеряли себя и друг друга. И я не знаю, можно ли было это как-то предотвратить.
Сейчас мне надо найти саму себя. Ту Свету, которая любила танцевать, смеяться, жить. Которая куда-то делась за эти двадцать три года замужества.
А там — будь что будет. Может, мы сойдемся снова, когда разберемся каждый в себе. А может, разойдемся окончательно. Но я больше не хочу жить в этом молчании.
Господи, как же все непросто. Хочется простых ответов — виноватый, правый. Черное, белое. А жизнь оказалась серой. И виноваты все, и правых нет. Есть просто уставшие люди, которые забыли, как любить.
Но я попробую вспомнить. Обязательно попробую. Потому что мне еще жить и жить. И не хочу провести остаток дней в горечи и обидах. Хочу снова научиться улыбаться по утрам. Хочу найти себя.
Даже если это будет больно.
***
Спасибо всем, кто поддерживает канал лайком и подпиской🖤