К началу XX века над некогда незыблемым авторитетом русского офицерства сгустились тучи. Всё чаще на человека в погонах смотрели как на «не сумевшего найти призвание получше».
Подобные взгляды на офицеров особенно были характерны для весомой части интеллигенции и для представителей революционных партий. Но к 1917 году общество в целом видело в офицерстве скорее «грубых угнетателей».
Возможно, подобные расклады определили исход Революции и Гражданской войны: люди в погонах не смогли объединить «контрреволюцию», оставаясь враждебной прослойкой для прочих недовольных большевиками лиц.
Как же так вышло, что служители отечества превратились в глазах образованного сословия в «неудачников»? А в глазах простого народа — в угнетателей-баринов?
Холодный скепсис и даже откровенное презрение возникли не на пустом месте.
Раскол между офицерами и штатскими.
В пореформенной России наметился глубокий разрыв между военной и гражданской элитами. Офицерство всё больше замыкалось в себе, живя по архаичным кодексам чести и традициям казарменного быта.
Немногочисленные кадровые офицеры жили в своем мире и не интересовались политикой.
Гражданская интеллигенция — адвокаты, врачи, профессора, литераторы — смотрела на них как на пережиток прошлого, людей с ограниченным кругозором.
В салонах и редакциях всё чаще звучали ядовитые реплики в адрес военных: «в офицеры идут те, кто не сумел пристроиться в жизни». Но подобное отношение не являлось беспочвенным:
«Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство.
Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства — подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость...» (с) А. И. Деникин. Очерки русской смуты.
Офицеры, в свою очередь, отвечали презрением, считая штатских «бумажными крысами», лишёнными понятий о долге и чести.
В период Революций и Гражданской войны подобное взаимовосприятие скажется на событиях ключевым образом.
Удар по репутации: Русско-японская война и 1905 год.
Два события надломили престиж армии в глазах общества ещё даже до Первой мировой войны.
Русско-японская война (1904–1905) — череда поражений на суше и на море. Генералитет оказался не на высоте, а престиж офицера упал. Об этом писали многие современники, в том числе — сами кадровые военные.
Итоги войны стали пощечиной национальной гордости: никто не думал, что «отсталая азиатская Япония» окажется таким серьезным противником.
Годы спустя небезызвестный морской офицер А. В. Колчак писал А. В. Тимиревой:
«13 лет тому назад мы проиграли войну. Сказали ли мы эту фразу и сделали ли что-нибудь в ее духе?
Кто ответственен за это… правительство? Да, не оно только… Ответственность за это несут прежде всего военные России, главным образом офицерство.
После прелюдии 1905, 1906 гг. было ясно, что спасение России лежит в победоносной войне, но кто ее хотел — офицерство? — Нет, войны хотели немногие отдельные лица, которые готовились к ней, как к цели и смыслу своей деятельности и жизни...» (с) А. В. Колчак: pro et contra, антология.
Будущий Верховный правитель белого движения в тех письмах вообще крайне низко оценивал русское офицерство.
То бишь даже в самой среде военных профессионалов отношение к «коллегам» было специфическим. А. В. Колчак называл командование некомпетентным и полагал (в отличие от современных монархистов-царебожников), что Первую мировую войну Россия также проиграла.
Второй фактор. Революция 1905–1907 гг. — использование войск для разгона демонстраций и подавления восстаний. Офицеры, вынужденные стрелять в своих же сограждан, превратились в орудие царского строя — и общество не простило им этого.
В 1917 году от офицеров постоянно ждали новых попыток подавить Революцию. Потому к ним негативно относились практически все революционные партии и движения.
Офицер без авторитета: трагедия «полузнаек» Первой мировой.
Офицеры военного времени (набранные после 1914 года) и вовсе представляли собой печальное зрелище: их готовили в ускоренном порядке, зачастую без должной теоретической базы.
Эти офицеры военного времени из себя представляли как раз вчерашних штатских, не думали о военной карьере. Они оказались командирами поневоле, к ним критически относились кадровые офицеры.
Но для народа и революционеров вчерашние учителя в погонах всё равно были признаками «старой власти». При этом, многие такие офицеры терпеть не могли монархию, отражая настроения скорее своего социального происхождения, а не воинского чина.
Но после 1917 года их все равно записывали заранее в «контрреволюционеры», что в дальнейшем сыграло свою роль.
К 1916 году ситуация стала настолько плачевной, что командование вынуждено было вводить проверку грамотности — новоиспечённых прапорщиков заставляли писать диктанты и автобиографии, чтобы убедиться, что они хотя бы умеют излагать собственные мысли.
Образованных людей не хватало и погоны начали выдавать кому попало. Попадались и выдающиеся командиры, но всё же многие офицеры военного времени имели ещё меньший авторитет, чем кадровые. В 1917 году и далее это также сказалось.
Заранее проигранное белое дело.
К 1917 году образ офицера в глазах значительной части общества превратился в символ отсталости, некомпетентности и даже жестокости.
Это был не просто репутационный кризис — это был симптом глубокого разлома между офицерами и народом.
И когда грянула революция, массы не увидели в офицерах защитников отечества — они увидели пережиток отжившего строя, который, как казалось многим, давно пора было сбросить с корабля истории.
Тем более, что в массе своей офицеры ратовали за продолжение войны и против революционных перемен в армии.
Превращаясь в глазах собственных солдат в «бар». Которым якобы и война в радость (впрочем, такие типажи тоже встречались).
Реакция офицерства (особенно той части, что пошла драться против большевиков) была предсказуемой: презрение к политике, ненависть к социалистам и красным знаменам, оторванность от «штатской интеллигенции» и гражданских в целом, специфическое мировоззрение.
«До 1917 года одним из ведущих принципов царизма по отношению к армии была ее всемерная изоляция от политической жизни, что превратило офицерство в массе своей в прослойку, политически отсталую.
События Февраля и последующих месяцев могли внушить офицерству лишь отвращение и ненависть к «политике» во всех ее проявлениях и окончательно убедили его, что именно она - главная виновница крушения государственной и военной мощи России...» (с) И. Н. Гребенкин. Белые добровольцы-«первопоходники»: облик и традиции. / Вестник СПбГУ. 2007.
Причем офицеры военного времени в этом отношении даже обгоняли кадровых.
И вот такие люди стали костяком белого движения (исключения были, но мы говорим о тенденциях).
Но даже в период успехов участники антибольшевистской борьбы чувствовали себя одинокими, окруженными равнодушием. Даже со стороны тех слоев, что большевиков ненавидели и боялись.
На мой взгляд, причина такого положения дел заключалась не только в событиях революционной поры, но и в утрате авторитета офицерством ещё до 1917 года.
Если вдруг хотите поддержать автора донатом — сюда (по заявкам).
С вами вел беседу Темный историк, подписывайтесь на канал, нажимайте на «колокольчик», смотрите старые публикации (это очень важно для меня, правда) и вступайте в мое сообщество в соцсети Вконтакте, смотрите видео на You Tube или на моем RUTUBE канале. Недавно я завел телеграм-канал, тоже приглашаю всех!