ПРИЗЫВ В НЕЗНАЕМОЕ
ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ. Неизведанное таинственно и дерзко сошлось на белом холсте, свидетельствуя — прошлое не может повториться, а будущее еще не возникло. И этот тревожный момент воплотился в черном квадрате на белом. Подобно черной дыре, он суммировал в себе впечатления от людей, явлений, наконец, от бесконечности пространства, противопоставляя зыбкости некий устойчивый ЗНАК, объединивший вечность, пространство и время. Непреходящее — в единичном и единичное — в непреходящем. Такова сложная философия, определившая супрематизм Малевича.
Черный квадрат — эксперимент, в котором открываются новые возможности, утверждая силу абстрагирования. Почти бесстрастен первый квадрат, родившийся где-то на исходе 1914 года. Найдено равновесие между белым и черным, белое как бы дает приют черному. В более поздних черное главенствует, распахивая перед нами свою тайну. Так XX век вступал в свои права, отмечая, что у человека появилась возможность жить в новом измерении, в пространстве иных сущностей.
КАЖДЫЙ, кто давал себе зарок с завтрашнего утра начать другую жизнь, знает, как трудно, а порой невозможно осуществить эту мечту. Малевичу удалось это сделать не раз и не два. Безжалостно отбрасывал он все достигнутое, чтобы по-новому выразить то вечное, незыблемое, о существовании которого ему дано было знать. Привлекая тот или иной стиль, художник проходил школу колорита. Как нежны краски его импрессионистических картин. Жизнь, захваченная врасплох, выдает свои секреты, ту гармонию, которая наполняет сердце невыразимым счастьем. Но мгновение импрессионизма «растянуто» Малевичем по-особому — ритмические повторы, почти ритуальные, статические героини ранних произведений выражали отнюдь не только мимолетные впечатления. Они были знаками присутствия иной, не меняющейся реальности, они отмечали, что художник, во всей полноте переживающий лучезарное сверкание солнца на весенней траве, суету городских бульваров, не забывает о чем-то тайном, что не изменится ни при каких обстоятельствах. Ритм вступал в свои права, чтобы полнее раскрыть свои богатства в позднейших работах мастера.
Круг тем сужается, концентрируясь в человеке. Волнующ уже сам переход от голубого мира импрессионистических пейзажей и сцен городских гуляний к ярким, торжествующим — «Купальщику» и «Садовнику» 1911 года. Но при всем контрасте этих периодов их объединяет нечто, лежащее не на поверхности, — та органичность, с которой Малевич чувствует себя в обоих художественных системах. Ему как будто неведомо ученичество. Да, и импрессионизм, и фовизм, а потом и кубизм Малевич нашел готовыми. Он не присягал им на верность, чтобы спокойно идти дальше, оставив нам как вехи монументальные образы простолюдинов — крестьянина, плотника, садовника, таких же монументальных женщин, прекрасных в своем величии.
Произведения фовистского цикла являют нам другой мир. Все сосредоточено в человеке — он велик, огромен, не приукрашенный, мощный, не подавляющий. Едины предметы, герои, все пространство. На наших глазах происходит великий процесс преображения реальности. Малевич все больше осознает силу открытого цвета, прибегая к большим его плоскостям, обобщениям. И это торжество горит в теплых тонах его полотен. Возникает система. «Уборка ржи» (1912), «Лесоруб» (1913) уже чужды случайности, связь с народным искусством углублена и доведена до уровня мировоззрения, определяя его систему ценностей, не только эстетических.
Обращение к кубизму продиктовано убеждением в том, что искусство — это некий дольний мир, построенный человеком для того, чтобы выразить, осознать свое творческое предназначение. Возникает иная сложность, уже не из геометризированных предметов, а из их частей. Этот язык содержал в себе возможности космических открытий, устанавливая совершенно новые связи с видимым миром. Духовная реальность утверждает себя в этих полотнах как царство свободы. И Малевич так же органично, как прежде в импрессионизме или фовизме, осваивает новые ценности. Удивительно все-таки обнаруживать прямые связи между различными системами в его работах. И импрессионизм, и кубизм запечатлевают непосредственный взгляд на реальность, но в первом случае остановлено, продлено мгновение независимо от человека идущей жизни, во втором – продлена сама мысль. Художник как бы приглашает нас в путешествие по ее лабиринтам. В поле зрения попадает многое — от предметов интерьера и листков записной книжки до непременных атрибутов городской жизни — ярких, призывных вывесок и журнальных заголовков. Характерно, что если первые кубистические работы питались воспоминаниями о сельской жизни, то впоследствии для путешествия в искусство «далеко ходить» не приходится — образы рождаются прямо на месте, тут, в городе, так же свободно и непредсказуемо, как возникает сама мысль. А как строится пространство! Оно постепенно уподобляется стопке тонких листков, в которых ссуммированы впечатления, затем перетасованные творческим сознанием художника по его прихоти.
СОВЕРШАЛСЯ переход от трех измерений к двум. Логика вступала в свои права. Родилось новое абстрактное направление — супрематизм, нечто высшее, знаменующее собой сам факт победы человеческого дерзания, творческого порыва над стихией, хаосом, случайностью. Черный квадрат нес свет. Свет через отрицание омертвевшей традиции, свет как призыв к человечеству перенестись в мир космоса, оставив внизу все суетное, мелкое. Черный квадрат призывал дорожить неизведанным, он говорил: человек, это так просто, забыть про всю чепуху, надо только замолчать и представить темное небо или море ночью. Малевич первым последовал за своим призывом. Появилась целая серия супрематических картин, то лаконичных и строгих, то веселых и полных динамики. Черный квадрат не страшил, он переживал множество превращений в этом цикле, то являясь нам крестом, то кругом, то съеживаясь до полосы. Одна из его ипостасей — красный квадрат, горячее прикосновение к символике идеального мира древнерусской культуры.
За победой красного началось триумфальное шествие. В полотнах рубежа 20— 30-х годов напряжение, самоограничение уступают место нежности, лучезарности, достигнутых поразительно лаконичными средствами. Уже ясно, как надо жить, система ценностей отчетливо определена, и во всем богатстве раскрывается идеальный мир гармонии и счастья.
Малевич показывает нам, какая бездна между тем, что делается в реальности, и тем, что мы хотим, что представляется нам должным, прекрасным. Показывает художник, предстающий перед нами в «Автопортрете» 1933 года патрицием, навечно пребывающим в созданном им ярком мире цветовой гармонии. Он, как Гулливер, пришедший к людям, чтобы дать знание о существовании иных измерений и иных миров. Тем, кто ставит вопросы, — для пытливых умов и сердец. Его искусство реализовало высшую логику человеческого духа, закон отрицания отрицания как бы воплощен в образах огромной эмоциональной и логической силы. Он оставил нам полную свободу переселиться в этот мир, ибо вооружил открытием жизни как царства вечных метаморфоз.
Евгения ГОРЧАКОВА.
