Владимир бродит под ее окнами, сжимая в руке серую записочку. На бумажке нарисован щенок, запертый в тюрьме. Щенок кричит: «Люблю», — и решетка ломается. Владимир не может уйти домой, не передав бумажку. Он не может есть, не может спать, не может писать, не общаясь с Лилей хоть так — односторонне.
Гигант погребен под «записочной рябью». Любимая играет с ним, как кошка. «Когда ж, когда ж избавления срок?» — шепчет Владимир, мечтая о самых постыдных вещах — шелковом абажуре над скатертью, чашке горячего чая и Лиле в домашнем халате напротив.
«Руки твои, исступлённый, гладил»
Нет, красивой ее никто не мог назвать. Секрет Лили Брик заключался в другом. Она была непредсказуемой.
Сегодня Лиля брала уроки математики, завтра — балета. Лепила скульптуры, монтировала кино, покупала кораллы на жарком самаркандском рынке, аплодировала артистам берлинского театра, украшала свои рыжие кудри фазаньими перьями и варила самый вкусный кофе во всем Петрограде — со щепоткой соли.
Ее обнаженные портреты писали модные художники, за ее улыбкой охотились дерзкие поэты — она знала о стихах все. «Костер ее глаз, — писал чилийский поэт Пабло Неруда, — зажег пурпур русского авангарда».
У Лили был свой литературный салон в квартире на улице Жуковского и богатый муж, желающий помогать современным творцам — но только тем, кто делал что-то по-настоящему новое, революционное. «В этом доме от стихов в любом количестве не устают», — рассказывал молодой автор Михаил Кульчицкий.
Маяковского сюда привела младшая сестра Лили — пухлая и робкая Эльза Каган, с которой он тогда встречался. Поэт достал тетрадь с рукописным «Облаком в штанах» — и загремел, как гроза. «Мы подняли головы и до конца не спускали глаз с невиданного чуда, — вспоминала потом Лиля Брик. — Маяковский ни разу не переменил позы, он жаловался, негодовал, издевался, требовал, впадал в истерику. Вот он уже сидит за столом и с деланной развязностью требует чаю. Я торопливо наливаю из самовара и молчу, а Эльза торжествует — так и знала!»
Осип взял у поэта тетрадь и не отдавал весь вечер. Потом спросил — сколько будет стоить тираж? Сказал, что все оплатит и будет покупать у Владимира построчно его сочинения для последующих изданий. Брик даже повесил в комнате отдельную полку — для книг Маяковского.
Но Владимир благодарит его рассеянно. Все мысли поэта — не об этой удивительной удаче, а об ослепительной хозяйке дома. Покорная Эльза отправлена в отставку. Новая цель — ее старшая сестра.
В комнате, заполненной людьми, Маяковский увлекает Лилю за штору и просит о свидании.
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
«Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня, — рассказывала Лиля Юрьевна. — Два с половиной года не было у меня спокойной минуты — буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда».
«Душу цветущую любовью выжег»
Чем же Лиля так зацепила бунтаря и нахала Маяковского? Пожалуй, своей переменчивостью. «Она была непостоянна, своенравна и действительно могла уйти в любой момент, ускользнув, мерцая, как драгоценность. Отсюда во многом и трагизм его стихов», — рассуждал мемуарист Василий Васильевич Катанян, близкий друг Бриков.
Вот она рядом, лепит Маяковскому обожаемые им вареники с вишней; но душой Лили не здесь — стремится к мужу. Осип остается единственным мужчиной, которого она не может покорить. Они женаты; но он никогда не ревнует, как бы Лиля ни старалась. Брик всегда холоден и рационален. Вслед за Чернышевским повторяет: «Кто смеет обладать человеком? Обладают халатом, туфлями», — и дарит жене полную свободу, спокойно выслушивая ее рассказы о поклонниках и одалживая по утрам Маяковскому свою собственную бритву. «Сердце в железе».
Осип и правда — человек новой формации. А Маяковский, кажется, нет. Вот он-то терзается великой, тяжелой, первобытной ревностью. «В грубом убийстве не пачкала рук ты, — пишет он спустя несколько месяцев после знакомства.— Ты уронила только: «В мягкой постели он, фрукты, вино на ладони ночного столика».
Владимир, такой сильный, страстный, мужественный, не может удержать любимую никакими силами: «Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг», — молит он в стихотворении «Лиличка!».
Но Лиля не бросает его совсем, держит на коротком поводке. Ей нравится его дрессировать. «Совсем он был тогда еще щенок, да и внешностью ужасно походил на щенка: огромные лапы и голова — и по улицам носился, задрав хвост, и лаял зря, на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинится, — вспоминает Лиля позже. — Мы его так и прозвали — Щеном».
Себя Лиля позволяет называть Кисой. На ее личной печатке нарисована кошка. Маяковскому такое сравнение по душе. Специально для любимой ведет в поезде романтический «Дневник для Личика»:
7 ч. 45 м. Доброе утро. Люблю Кису. Продрал глаза.
9 ч. 6 м. Думаю только о Кисе.
9 ч. 40 м. Люблю детку Лику.
10 ч. 40 м. Дорогой Кисит.
11 ч. 45 м. Лилек, думаю только о тебе и люблю ужасно.
12 ч. Лисик.
12 ч. 30 м. Подъезжаю с тоской по Кисе, рвусь к тебе, любящий Кисю Щенок.
«Любовь моя — тяжкая гиря»
За семь лет бешеная страсть Маяковского поутихла. Владимир привык, что Киса всегда к нему возвращается. «Он превратился в такого истового мещанского мужа, который жену кормит — откармливает», — судачат друзья. Теперь он элегантно одевается, гуляет по Невскому с тростью и много путешествует по Европе — со всей солидностью и комфортом.
«Казалось, гибнем, — пишет Лили о своих отношениях с поэтом. — Ко всему привыкли — к любви, к искусству, к революции. Ничего не интересует. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. Тонем в быту. Маяковский ничего настоящего уже не напишет».
28 декабря 1922 года Лили назначает Владимиру наказание — за скуку. Запрещает визиты и звонки ровно на два месяца. Маяковский, роняя слезы на серую бумагу, сидит в своей комнате на Лубянке и в полном отчаянии пишет потрясающую поэму «Про это». В этих строках — вся его боль: «Откуда вода? Почему много? Сам наплакал. Слякоть». И потом послушно повторяет за Лилей: «Любовь заменяете чаем? Любовь заменяете штопкой носков?», — как будто сам именно об этом не мечтает.
По истечении назначенного срока Лиля устраивает ему экзамен — прямо на Ленинградском вокзале. «Он ждал на ступеньках вагона, — вспоминала Брик. — Как только поезд тронулся, Володя, прислонившись к двери, прочел мне поэму «Про это». Прочел и облегченно расплакался. Не раз в эти два месяца я мучила себя упреками за то, что Володя страдает в одиночестве, а я живу обыкновенной жизнью, вижусь с людьми, хожу куда-то. Но поэма не была бы написана, если б я не хотела видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества. Звучит громко, но тогда это было именно так».
«Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб»
Счастливой семейной жизни у Маяковского так и не получилось. В 1926 году Лиля рассталась с ним окончательно. Он продолжал ее любить, хотя встречался с другими — одиночества поэт не переносил. Но посылал телеграммы Брикам: «Целую мою единственную кисьячую-осячую семью». Одновременно с сердцем разбилась и карьера поэта. Власти упрекали его за лирические непролетарские стихи, называли их «индивидуалистическими» и «мелкобуржуазными». Кончилась любовь, кончилась поэзия, кончилась жизнь Маяковского.
А что же его рыжеволосая муза? Фаина Раневская рассказывала: «Вчера была Лиля Брик, принесла «Избранное» Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: «Отказались бы и от Маяковского?» Она не задумываясь ответила: «Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей». Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому, и даже физически заболело сердце».
***
А может, непостоянная Лиля оказала русской литературе величайшую услугу? Должен ли поэт быть несчастным, чтобы создавать гениальные стихи? Ответить на этот вопрос помогут лекции о жизни и творчестве Маяковского из курса «11 друзей Пушкина» от онлайн-лектория Синхронизация.
Я, как человек, который постоянно ищет новые знания, всегда заходит в Синхронизацию с интересом — это настоящий интеллектуальный шведский стол. С годовой подпиской открывается доступ ко всему: видеокурсы, аудиолекции, вебинары, памятки, тесты и новые курсы каждый месяц. В отличие от отдельных покупок, подписка дает доступ к 90% контента и возможность вернуться к любому материалу в любое время.
Что мне особенно нравится: лекции проводят эксперты с реальным опытом и профильным образованием — историки искусства, культурологи, философы, выпускники РГГУ и магистратуры Сорбонны, кандидаты философских наук. Они ярко и понятно подают материал, лекции читаются и слушаются с интересом, создавая ощущение, будто вы сами присутствуете на занятии. Видеокурсы увлекательнее сериалов, а аудиолекции удобно слушать в дороге, дома или во время готовки.
С подпиской я перестала тратить время на поиск и проверку информации — все самое интересное и полезное уже собрано и удобно подано. Для меня это идеальный формат интеллектуального досуга на год вперед.
По моему промокоду CosyHistory сейчас доступна скидка 30 %, годовую подписку можно купить за 12 600 рублей вместо 18 000. К тому же в подписку уже входят новинки, которые Синхронизация выпускает каждый месяц. Я сейчас прохожу курсы по литературе, искусству и истории моды, а всего на платформе более 130 курсов.
Доступна оплата с зарубежных карт. Записывайтесь по ссылке!
Реклама. ООО «Культурная платформа «Синхронизация». ИНН 9721220961. Erid: 2W5zFJrJqqA