Шансов почти нет, врач сказал, что даже если выживет, останется овощем. Слова, произнесённые тихим доверительным шёпотом, пронзили вязкую чернильную тишину, в которой я барахталась, как в тёплом густом киселе. Они стали первым якорем, первой зацепкой, вытянувшей моё сознание из безвременья. До этого были только звуки, лишённые какого-либо смысла — монотонный писк, похожий на заблудившегося в тумане птенца, далёкий гул, словно за стеной работал гигантский улей. Но этот голос я знала. Каждую его бархатную нотку, каждую предательскую паузу. Игорь, мой муж.
Я хотела открыть глаза, но веки были свинцовыми плитами, припечатавшими меня к этому липкому небытию. Попыталась пошевелить пальцами, но они не слушались, будто принадлежали не мне, а старинной фарфоровой кукле моей бабушки — красивой, но безжизненной. Паника, холодная и острая, как игла, впилась в самый центр парализованного сознания.
Игорь, а если она очнётся, если вспомнит? — второй голос, женский. Света. Моя лучшая подруга Светочка, с которой мы делили последнюю булочку в студенческой столовой, плакали на плече друг у друга из-за несчастной любви и клялись быть рядом до гробовой доски. В её голосе не было ни капли сочувствия, только животный, плохо скрытый страх. Не за подругу, лежащую в отделении интенсивной терапии, а за себя.
Игорь тихо хмыкнул — звук, когда-то казавшийся мне верхом обаяния, теперь прозвучал как скрежет металла по стеклу. Не вспомнит, удар был слишком сильным, врач объяснил — обширная гематома, отёк мозга. Ей повезло, что она вообще дышит. А если и начнёт приходить в себя, мы ей поможем остаться в неведении. Главное — доступ к счетам и дому. Старуха оставила ей всё, представляешь, всю коллекцию раритетных кукол. Всё будет наше, Светик, наконец-то.
Мир, ещё не успев толком собраться из осколков, рухнул, рассыпавшись на миллионы отравленных частиц. Происшествие. Вспышка слепящего света справа, визг тормозов. А перед этим был его звонок. Дашенька, солнышко, я задержусь на совещании, буду поздно. А ты поезжай к бабушкиному дому, помнишь, ты хотела забрать старые ноты? Поезжай по старой объездной, там сегодня пробок не будет, быстрее доберёшься. Да, по той самой, знаю, что ты её не любишь, но, поверь, так будет лучше.
Я знала, что это опасная дорога — извилистая, неосвещённая, с крутым поворотом перед оврагом. А тут ещё и предательство не простое, а двойное, отравленное нежностью голоса мужа и улыбкой лучшей подруги. По всему выходило, что они не просто ждали моего ухода из жизни, но сами его и организовали, чтобы завладеть наследством покойной Анны Павловны, моей любимой бабули, которая всю жизнь реставрировала старинных кукол, вдыхая в них новую жизнь. Для Игоря они всегда были бесполезным хламом. Теперь же этот хлам вместе с домом и счетами стоил моей жизни.
Ярость, горячая, как расплавленный металл, хлынула в мои вены, давая силы, которых не было секунду назад. Я с трудом заставила себя дышать ровнее и слушать писк аппарата, который отсчитывал удары моего сердца.
В этот момент в палату кто-то вошёл. Шаги были уверенными, спокойными. Добрый день, — произнёс ровный мужской голос. — Я лечащий врач Андрей Васильевич Демьянов. Давайте посмотрим, как наша пациентка себя чувствует.
Игорь и Света заметно стушевались. Я почувствовала, как прохладные пальцы коснулись моего века. Яркий луч света ударил по зрачку, заставив его рефлекторно сузиться. О, с тихим удивлением произнёс врач. Реакция есть, и очень даже живая.
Что такое? — в голосе Игоря прорезалась плохо скрытая тревога. — Это что-то значит?
Это значит, что мозг реагирует на раздражители. Хороший знак. Дарья Михайловна, вы меня слышите? Если да, попробуйте моргнуть дважды.
Это был момент выбора между жизнью и... дальнейшим существованием. Конечно, я могла моргнуть, позвать на помощь, разоблачить их прямо сейчас. Но что дальше? Любовники с улыбкой скажут, что это мой горячечный бред. Наверняка они тут же убедительно разыграют любящих родственников, а потом, оставшись со мной наедине, найдут способ закончить начатое. Нет, нужно что-то другое. Я прекрасно понимала, насколько была беспомощна, как бабочка под стеклом.
Инстинкт самосохранения заставил меня оставаться неподвижной. Я не моргнула.
Видимо, пока просто рефлекс, — с лёгким разочарованием в голосе сказал врач. — Но динамика положительная, будем наблюдать.
Лишь когда шаги затихли, а дверь тихо щёлкнула, я позволила себе выдохнуть. Первая битва была выиграна, но война только началась. В этот момент я приняла единственно верное решение: симулировать полную амнезию. Это будет мой щит и оружие одновременно. Так я выиграю время, пойму масштабы их предательства и найду способ нанести ответный удар.
Потянулись дни, похожие один на другой. Я медленно, но верно шла на поправку. Скрывать это было уже невозможно. Вскоре меня перевели из интенсивной терапии в отдельную палату. Вот тогда-то и начался основной спектакль.
Дашенька, солнышко, ты очнулась! — Игорь влетел в палату, сжимая в руках огромный букет белых лилий. А ведь их тяжёлый, приторный запах я не любила с детства, о чём не раз ему говорила. Раньше он всегда дарил мне ромашки или полевые васильки. Этот букет был первой грубой ошибкой в его безупречной игре.
Я медленно повела глазами, фокусируя взгляд на лице Игоря. Оно было искажено такой неподдельной скорбью, что на секунду мне стало страшно. Неужели я ошиблась? Но потом увидела его глаза. В них плескалось не горе, а нетерпеливое ожидание и оценка. Он смотрел на меня как на сложный механизм — заработает или нет.
Кто вы? — прошептала я.
Он на секунду замер, а потом его лицо озарилось трагической радостью. Милая, ты меня не помнишь? Я Игорь, мы семья. Мы так любим друг друга, Дашенька.
Он сел на край кровати и взял мою руку. Его прикосновение было тёплым, но для меня оно ощущалось как прикосновение змеи.
А это Света, — продолжил Игорь, когда в палату, тихо всхлипывая, вошла моя лучшая подруга. — Она тебе почти как сестра.
Света бросилась ко мне и уткнулась лицом в одеяло. Плечи женщины тряслись. Дашенька, родная моя, я так молилась за тебя, каждый день свечку ставила. Мы так испугались.
Лицемерка, подумала я. Но лицо моё оставалось бесстрастным и пустым. Я позволила обнять себя, чувствуя, как от подруги пахнет дорогими духами, которые ей на прошлый день рождения подарил Игорь. Всё сходилось.
Я кивала, растерянно хлопала ресницами, задавала глупые детские вопросы. А где я работаю? У нас есть дети? Мы давно женаты?
И любовники с упоением врали, строя для меня новую реальность, в которой Игорь был идеальным любящим мужем, а Света — преданной подругой. Я же сама была счастливой учительницей музыки, чью идилию разрушил несчастный случай.
Единственной отдушиной в этом театре абсурда стали визиты врача. Андрей Васильевич был полной противоположностью Игоря — высокий, подтянутый, с умными, немного уставшими глазами и спокойной, уверенной манерой говорить. В его взгляде была неподдельная забота и острый профессиональный интерес. Он говорил со мной не как с объектом жалости, а как с человеком.
Как вы себя чувствуете сегодня? Голова не кружится?
Немного получше, но всё как в тумане.
Это нормально. Память — довольно сложная штука. Иногда ей нужен толчок, а иногда просто полный покой. Не торопите себя.
В тот же день Игорь пришёл особенно воодушевлённым. Он принёс фотоальбом и начал показывать мне снимки. А вот смотри, это наш отпуск у моря. Помнишь, как мы смеялись, когда голубь стащил у тебя круассан прямо с тарелки?
Я смотрела на фотографию — я счастливая, улыбающаяся, рядом Игорь обнимал меня за плечи. Конечно, я помнила этот день и помнила, что никакого голубя не было. Смеялись мы над злой шуткой о толстой американской туристке. Шутка была неприятной, и я смеялась лишь из вежливости.
В тот момент мои пальцы, лежавшие на одеяле, непроизвольно сжались в кулак на одно короткое мгновение. Я подняла глаза и встретилась взглядом с Андреем Васильевичем, который молча стоял у двери. Он всё видел. На его лице не дрогнул ни один мускул, но в глубине серых глаз я уловила едва заметную тень — не то удивление, не то догадку.
Доктор ничего не сказал, но с этого дня стал наблюдать за мной ещё внимательнее. Андрей Васильевич начал подозревать, что амнезия — искусная симуляция, но интуитивно ощущал, что я в опасности и у меня были веские причины для этого маскарада.
Лишь пожилая медсестра Ольга Ивановна, женщина с добрыми морщинками у глаз, казалось, видела всё насквозь. Она не задавала вопросов, но когда в палату входил Игорь, тут же находила неотложные дела. Ох, Игорь Борисович, извините, что мешаю, — говорила медсестра своим тихим воркующим голосом. — Процедуры, сами понимаете, режим. Андрей Васильевич очень строгий.
Когда Игорь и Света ушли, Ольга Ивановна, поправляя мне подушку, тихо шепнула: Держись, деточка, любая буря рано или поздно проходит. Главное — переждать в тихой гавани.
Её слова придали мне новых сил.
Через неделю меня перевели в общую палату, но по настоянию любящего мужа выделили отдельную, более комфортную. С этого дня началась интенсивная физиотерапия. К мне приставили Кирилла, молодого энергичного реабилитолога с обезоруживающей улыбкой.
Ну что, Дарья Михайловна, будем учиться ходить заново? Мышцы у вас как струны ненастроенной гитары, так что будем настраивать!
Занятия оказались мучительными, но я вцепилась в них, как утопающий в спасательный круг. Каждое движение отдавалось болью в ослабевшем теле, но я боролась.
Во время одного из таких мучительных сеансов, когда я, стиснув зубы, пыталась сделать шаг, в голове внезапно вспыхнуло воспоминание. Переполненный вечерний автобус. Я стояла, прижав к себе футляр со скрипкой. Автобус резко затормозил, я полетела вперёд прямо на высокого парня. Ой, простите! — лепетала я.
Парень обернулся. У него была обаятельная улыбка и смеющиеся глаза. Игорь. Осторожней, девушка. Музыка — это прекрасно, но законы физики ещё никто не отменял.
Он поднял мой телефон, на экране которого были открыты ноты. Пятая соната Бетховена. Весенняя. Серьёзный выбор для поездки в автобусе.
Вот так и начался наш разговор. Игорь сыпал комплиментами, шутил. Он был настойчив, обаятелен и так убедителен в своей влюблённости, что моё сердце, не знавшее до этого сильных чувств, растаяло. Через полгода мы поженились.
Дарья Михайловна, вы здесь? — голос реабилитолога вернул меня в реальность больничной палаты.
Восстановление тела давало силы для борьбы, и я решила сделать следующий шаг в своей игре. Вечером, когда Игорь и Света пришли навестить меня, я сидела на кровати, задумчиво перебирая пальцами край одеяла.
Всё хорошо, милая? — обеспокоенно спросил Игорь.
Да, просто в голове что-то мелькает, — медленно произнесла я. — Какие-то обрывки. Женщина пожилая, добрая. Она что-то делает с куклами. Имя, кажется, Анна. Анна Павловна.
Игорь и Света переглянулись. На их лицах была смесь разыгранной радости и плохо скрытой тревоги.
Дашенька, ты вспомнила! — воскликнула подруга. — Это же твоя бабушка!
Здорово, да это же просто чудо! — поддакнул Игорь. Но глаза его сузились. Он явно не ожидал такого прогресса. Память возвращалась, а это было совсем не по их плану.
Прошло ещё две недели. Я уже могла передвигаться, опираясь на костыли, и каждый шаг казался маленькой победой. Игорь становился всё более нервным. Окно возможности стремительно закрывалось.
На следующий день он пришёл с кожаным портфелем и серьёзным лицом. Дашенька, солнышко, у нас тут одна формальность. Это для страховой компании. Нужно подписать несколько документов на компенсацию твоего лечения и восстановления.
Он положил передо мной бумаги и протянул ручку. Я взяла её. Рука заметно дрожала. Посмотрела на текст — юридические термины, мелкий шрифт, но успела выхватить слова "генеральная доверенность", "право распоряжения всем движимым и недвижимым имуществом".
Я... я попробую, — прошептала я. — Рука так плохо слушается.
Я склонилась над бумагой и намеренно вывела несколько кривых закорючек, совершенно не похожих на мою каллиграфическую подпись.
Ой, — виновато посмотрела я на Игоря. — Не получается что-то.
Ничего, попробуй ещё разок, — процедил он.
В итоге я испортила ещё два экземпляра. Желваки Игоря заходили ходуном.
Может, завтра попробуем? Я очень устала.
Игорь был вынужден отступить, но я знала — он вернётся.
И в тот же день, словно посланный самим провидением, в мою палату вошёл высокий седовласый мужчина в строгом костюме.
Дарья Михайловна? — голос его был глубоким, вселял уверенность. — Я Виктор Петрович Сиров, адвокат вашей бабушки и её старый друг. Я только вчера узнал о случившемся.
В этот момент в палату вернулся Игорь, забывший на тумбочке блокнот. Увидев незнакомца, он напрягся.
Простите, вы кто?
Виктор Петрович Сиров, адвокат, — юрист протянул визитку. — Пришёл навестить Дарью Михайловну.
Моей жене нужен покой, — отрезал Игорь.
Я всего на пару минут. У меня есть несколько вопросов, касающихся завещания Анны Павловны.
В этот момент у Игоря зазвонил телефон. Он бросил злой взгляд на адвоката и вышел в коридор.
Виктор Петрович мгновенно оказался у моей постели и, наклонившись, зашептал быстро и тихо: Дарья, я не знаю, что здесь происходит, но у меня плохое предчувствие. Твоя бабушка была очень мудрой женщиной и никому не доверяла, особенно твоему мужу. Ничего не подписывай без меня, слышишь? Ни одной бумаги.
Это было первое настоящее подтверждение моей правоты из внешнего мира. Я лишь коротко кивнула.
Когда Игорь вернулся, адвокат уже прощался. Будут вопросы по наследству, звоните.
В тот же вечер, когда больница погрузилась в тишину, в мою палату заглянул Андрей Васильевич. Смена уже закончилась, и врач был в обычной одежде. В руках он держал две чашки.
Не спите? Я принёс ромашковый чай. Успокаивает.
Спасибо.
Они сидели в тишине несколько минут. Знаете, Дарья Михайловна, — начал врач издалека, — моя жена ушла из жизни два года назад. Редкое аутоиммунное заболевание. Врачи давали ей три месяца. Она продержалась почти год. Нина боролась до самого конца.
Он поднял глаза, и в них была такая глубокая боль, что у меня перехватило дыхание. У меня осталась дочка, Катя, ей сейчас семь. Когда мне бывает особенно тяжело, я смотрю на неё и понимаю, что не имею права сдаваться. Бороться нужно всегда, даже когда кажется, что всё потеряно и вокруг одни враги. Всегда есть ради чего бороться.
В его голосе было столько искренности, что ледяной панцирь, в который я заковала свою душу, впервые дал трещину.
Спасибо вам, Андрей Васильевич, — тихо сказала я.
На следующий день позвонил Виктор Петрович. Дарья Михайловна, я изучил отчёт полиции по вашему происшествию. Всё выглядит как несчастный случай. Но я настоял на дополнительной независимой экспертизе. Есть некоторые нюансы.
Вечером Андрей снова зашёл ко мне. Я говорил со своим знакомым, — сказал врач тихо. — Он частный детектив. Просто Максим. Я попросил его посмотреть на вашу ситуацию со стороны.
И что?
Тормозной шланг на вашей машине был не порван, как при износе, а аккуратно надрезан, так чтобы выдержать несколько нажатий на педаль, а потом отказать в самый нужный момент.
Теперь сомнений не оставалось. Это была не просто алчность — это было хладнокровное, спланированное покушение.
День выписки стал для меня настоящим испытанием. Игорь и Света окружили меня удушающей заботой. Андрей Васильевич, провожая, лишь крепко пожал руку. Мой номер телефона у вас есть, так что звоните в любое время. Как врач или как друг — я обязательно помогу.
Возвращение в дом, где я выросла, было похоже на возвращение на пепелище. Дом казался чужим, холодным. Света переставила мебель, убрала бабушкины фотографии. Мы решили немного освежить интерьер, — щебетала она, — чтобы ничего не напоминало о плохом.
Игорь же постоянно заводил разговоры о продаже дома. Слишком много болезненных воспоминаний. Нужно начать новую жизнь. Купим современный пентхаус.
Первые дни я передвигалась по дому в инвалидном кресле, потом с тростью, и это было моим прикрытием. Я изображала слабую, растерянную женщину, полностью зависящую от воли мужа.
Но по ночам, когда дом затихал, я начинала свою тихую разведку. Моей целью была мастерская на втором этаже, святилище бабушки. Дверь была заперта. Игорь сказал, что ключ потерялся. Но я знала, где бабушка хранила дубликат — за отставшей дощечкой обивки на веранде.
Ночью, убедившись, что все спят, я пробралась туда, нашла ключ и открыла дверь. В воздухе стоял запах древесной стружки, клея и старой ткани. С высоких стеллажей на меня смотрели десятки стеклянных глаз — куклы, плюшевые мишки, деревянные лошадки-качалки. Игорь считал это бесполезным хламом, но для меня это было самым дорогим.
Взгляд зацепился за старый реставрационный стол. Опустившись на колени, я нашла крошечную замочную скважину, скрытую в узоре резной ножки. Дрожащими руками вставила маленький ключ и провернула. Раздался тихий щелчок. Часть узора отошла, открыв небольшую полость.
Внутри, завёрнутый в шёлковый платок, лежал толстый блокнот в кожаном переплёте. Дневник Анны Павловны. С колотящимся сердцем я открыла его и отчаяние охватило меня. Страницы были испещрены не буквами, а странными символами — крестики, узелки, петельки. Это был шифр.
Вернувшись в спальню, я легла на кровать и погрузилась в тревожный сон.
Андрей Васильевич не оставлял меня. Он звонил почти каждый день. Как самочувствие, Дарья Михайловна?
Всё хорошо, спасибо, — отвечала я, и в моём голосе он слышал нотки отчаяния.
Уловив скрытый подтекст, Андрей приехал без предупреждения, но не один. Рядом с ним стояла маленькая девочка с огромными серыми глазами и двумя смешными косичками.
Простите за вторжение, — улыбнулся он. — Это Катя, моя дочка. Гуляли в парке неподалёку, и я решил проведать вас.
Пока взрослые пили чай на веранде, Катя, осмелев, начала исследовать дом. Её как магнитом притянуло к приоткрытой двери мастерской.
Ого, — выдохнула малышка. — Это же целое кукольное царство. Можно?
Я кивнула. Катя с восторгом ходила от полки к полке. А это кто? — спросила она, показывая на большую немецкую куклу.
Её зовут Лотта, — ответила я, и впервые за долгое время голос прозвучал тепло. — Моя бабушка нашла её на рынке. У неё было разбито лицо.
Катя взяла с полки маленького плюшевого зайца и начала тихонько напевать простую детскую мелодию. В этот момент меня словно током ударило. Это колыбельная! Её пела бабушка, когда я была совсем крохой.
Я смотрела на открытый дневник и на ряды непонятных символов. И вдруг увидела — это была музыка, где каждый символ соответствовал ноте. Ключ, вот же он!
Ночью, дождавшись темноты, я с лихорадкой в глазах расшифровывала дневник.
"12 мая. Сегодня снова приезжал Игорь, привозил продукты, улыбался, а в глазах — холод. Как оценщик в ломбарде смотрит на старинную вещь. Не любит он Дашу, а любит то, что я оставлю внучке."
"21 мая. Приезжали всей семьёй. Его отец Борис ходил по дому и смотрел так, будто искал что-то. Неужели он всё рассказал сыну? Значит, их алчность передаётся из поколения в поколение."
"2 июня. Борис снова завёл разговор о коллекции. Они считают, что я старая дура, и думают, что главное сокровище — это фарфор. Наивные."
Записи обрывались. Я перелистывала пустые страницы, пока не дошла до последней. Там был лишь один очень детальный и точный рисунок — изображение единственной куклы. Невзрачная Лотта. Та самая, которую заметила Катя.
Тем временем атмосфера в доме накалилась. Светлана становилась всё более дёрганой. Однажды вечером она подкараулила Игоря в саду.
Игорь, нам нужно поговорить. Я беременна. У нас будет ребёнок.
Она ожидала чего угодно, но реакция Игоря её сразила.
Ты уверена? — лицо его окаменело.
Да, срок шесть недель.
Значит, так, — он шагнул к ней вплотную. — Ребёнок сейчас — это катастрофическая проблема. Ты понимаешь, мы на волоске от всего, о чём мечтали. Избавься от него. Деньги я дам.
Что? — прошептала Света. — Это же наш...
Наш? — Игорь криво усмехнулся. — Это твоя проблема. Иди на прерывание быстро и тихо. Когда получим деньги и всё уляжется, вот тогда и подумаем. А сейчас нет.
Он развернулся и ушёл, оставив Светлану одну. Её мир, построенный на иллюзии любви, рухнул. Она была для него лишь инструментом.
Частный детектив докладывал Андрею новые подробности. Демьянов, твой клиент тот ещё фрукт. Помимо долгов у него есть ещё одна пассия — Марина Смирнова, владелица картинной галереи. Он врал им обеим, обещая золотые горы.
Я же, следуя подсказке из дневника, всё своё внимание сосредоточила на кукле Лотте. Сняла её с полки и осмотрела. На вид обычная старая игрушка, но она была явно тяжелее, чем должна. Внутри определённо что-то было.
Дождавшись момента, когда Игорь и Света уехали, я позвонила из записной книжки бабушки.
Лев Абрамович, здравствуйте. Это Дарья Тамилина, внучка Анны Павловны.
Дашенька, жива, слава богу. Как ты?
Мне нужна ваша помощь. Это касается одной из кукол.
Помню Лотту. Бабушка долго с ней возилась. А что с ней не так?
Она кажется странной. И в дневнике есть намёк на неё.
Лев Абрамович тихо рассмеялся. В роду твоей бабушки действительно ходила легенда о каких-то драгоценностях, которые её прабабка, фрейлина императрицы, сумела вывести из Петербурга после революции. Якобы они передавались по женской линии, спрятаны в самые невзрачные вещи, но все считали это сказкой.
А если это не сказка?
В этот момент послышался шум подъезжающей машины.
Мне нужно идти. Я могу к вам приехать? Тайком.
Приезжай, моя лавка всегда открыта для тебя.
Не успела я положить трубку, как в дом вошли Игорь и Света, а с ними родители Игоря — Борис Глебович и Елена Денисовна. Высокие, представительные, они источали обаяние и фальшивую заботу.
Дашенька милая, наконец-то мы смогли вырваться, чтобы увидеть тебя, — заворковала Елена Денисовна.
Они привезли корзину с фруктами, расспрашивали о самочувствии. А потом Борис Глебович как бы невзначай сказал: Игорь рассказывал, что бабушка оставила тебе свою коллекцию кукол. Может, стоит пригласить оценщика? Этот хлам может стоить целое состояние.
Я хотела бы показать вам мастерскую, — предложила я.
Гости намеренно делали вид, что с любопытством рассматривают кукол, но глаза их лихорадочно обыскивали полки. Они явно что-то искали. Родители Игоря ищут ту же куклу. Они знали о секрете, а значит, были намного опаснее.
Андрей, мне нужно в город, — сказала я тем же вечером. — Это мой единственный шанс. Ты можешь за мной заехать?
Конечно. Буду через десять минут.
Антикварная лавка "Старая Прага". Лев Абрамович ждал. Его маленькая лавочка была заставлена старинной мебелью, часами, картинами.
Дашенька, а это, я так понимаю, ваш ангел-хранитель, — проницательно улыбнулся дедуля, пожимая руку Андрею.
Я осторожно поставила на прилавок куклу.
Лев Абрамович надел очки, взял Лотту, осмотрел и взвесил. Да, вы правы. Она тяжелее, чем следует. Анна Павловна была мастерицей. Ну-ка посмотрим.
Старый мастер унёс куклу. Через пятнадцать минут он вернулся. В его руках была кукла и небольшой предмет, завёрнутый в плотную замшу.
Никаких бриллиантов, — сказал он, разворачивая свёрток. — Ваша бабушка оказалась намного хитрее.
На замше лежала старая катушка с непроявленной фотоплёнкой.
И всё? — разочарованно протянула я.
Не спеши с выводами, — сказал Андрей. — Иногда одна фотография стоит дороже всех бриллиантов мира. Давай я заберу её. Есть у меня знакомый, который сможет проявить быстро.
Спустя день Андрей приехал снова. Лицо его было серьёзным. Он протянул несколько чёрно-белых фотографий. На них был запечатлён пейзаж — поляна в лесу и огромный старый дуб. У самого его подножья был вбит в землю небольшой деревянный колышек.
И что это значит?
Думаю, что кукла — это лишь карта. Нам нужно найти этот дуб.
Посмотри на задний план. Видишь очертание водонапорной башни? Похоже на ту, что стоит недалеко от вашего загородного дома.
Ближе к полудню я, Андрей и хмурый немногословный детектив были в лесу. Максим распаковал кейс и достал квадрокоптер.
Итак, ищем старый дуб и башню на фоне.
Дрон взмыл в небо. Через двадцать минут Максим ткнул пальцем в экран. Вот наш красавец, в полутора километрах к северо-востоку.
Вскоре мы его нашли. Дуб был ещё величественнее, чем на фото. У его подножья торчал тот самый колышек. Максим достал лопатку. Через полчаса лопата ударилась о что-то твёрдое. Расчистив землю, они извлекли на свет небольшой, обитый металлом ящичек.
Вот оно, — выдохнула я.
Вскрыв крышку, мы заглянули внутрь. Ящичек был пуст. Абсолютно пуст.
Но как? — прошептала я, садясь на землю. — Зачем тогда всё это?
Андрей задумчиво посмотрел на пустой ящик. Она играла с ними. Твоя бабушка знала, что недруги будут искать, поэтому создала для них идеальную легенду, подкреплённую ложной головоломкой. Дала им ложный след, чтобы они не искали то, что действительно важно.
А что тогда важно?
Не знаю, но явно ответ нужно искать в другом месте.
Тем временем Светлана, униженная и раздавленная, бесцельно бродила по дому. В этот момент она проходила мимо кабинета Игоря и услышала его голос. Он говорил по телефону.
Мариночка, котёнок, потерпи ещё немного. Я почти решил все проблемы. Да, конечно, я думаю о тебе каждую секунду. Нет, Света — это так, временный вариант. Помощница по хозяйству. Как только мы получим доступ к счетам, я её вышвырну. Уедем, как и мечтали.
Светлана прислонилась к стене. Земля уходила из-под ног. Игорь говорил о ней с таким презрением, будто она была надоедливым насекомым. И в этот момент что-то внутри сломалось. Света достала телефон, включила диктофон и тихо приоткрыла дверь. Теперь она будет записывать каждый его разговор.
Я же поняла — больше тянуть нельзя. Я позвонила адвокату.
Виктор Петрович, пора. Вызывайте полицию, пусть ждут вашего сигнала.
Потом позвонила Андрею. Приезжай через час и будь готов ко всему.
В последнюю очередь я позвонила родителям Игоря, пригласив их на важный разговор.
Когда все собрались, я сидела в инвалидном кресле в центре комнаты, внешне слабая и беспомощная. Игорь, его родители смотрели на меня с нетерпением.
Я так устала от всего этого, — медленно начала я, — от этой слабости, беспомощности.
И с этими словами я плавно, без малейшего усилия поднялась с кресла. Без трости, идеально ровно. Сделала шаг вперёд и посмотрела Игорю прямо в глаза. Взгляд мой был холодным, как лёд.
Я всё помню, Игорь. С самого первого дня в отделении интенсивной терапии.
Наступила звенящая тишина. Борис Глебович замер с чашкой в руке. Елена Денисовна ахнула. Игорь стал белым, как полотно.
Даж, ты о чём? У тебя галлюцинации что ли?
О, нет, у меня прекрасная память. Например, я прекрасно слышала ваш разговор со Светой у моей постели. Ты сказал, что даже если я выживу, то останусь овощем. Припоминаешь?
Я методично, слово за словом, пересказала весь их диалог.
Ты сумасшедшая, ты всё выдумала! — закричал Игорь, и лицо его исказилось от ярости. — Наследство твоей бабки! Где оно?
Он бросился на меня, пытаясь схватить.
В этот момент входная дверь распахнулась. На пороге стоял Андрей, а за его спиной — люди в полицейской форме.
Я бы не советовал вам её трогать, Игорь Борисович, — спокойным, но ледяным голосом произнёс врач.
Игорь замер, как хищник, пойманный в свете фары.
Виктор Петрович вошёл следом. Игорь Борисович, вы задержаны по подозрению в покушении, совершённом группой лиц по предварительному сговору, — официальным тоном произнёс старший следователь.
Светлана стала главным свидетелем обвинения. Она принесла в полицию всё, что у неё было — диктофонные записи, на которых Игорь обсуждал с отцом, как замять дело. Она рассказывала всё без утайки, стремясь спасти себя и будущее своего ребёнка.
Её показания принимал частный детектив Максим. Он приезжал к ней домой, чтобы уточнить детали. Максим был первым, кто не смотрел на неё с осуждением. Он видел перед собой не преступницу, а сломленную, обманутую женщину, которая нашла в себе силы поступить правильно.
Вы очень смелая, Светлана, — сказал ей Макс однажды.
Я не смелая, я просто дурочка, — горько ответила она, вытирая слёзы. — Чуть не стала соучастницей за человека, который меня ни во что не ставил.
Ошибки совершают все. Главное — найти в себе силы их исправить. Вы нашли.
Их встречи стали происходить всё чаще. Они говорили уже не только о деле. Максим рассказывал о своей работе. Света — о своей мечте открыть маленькую цветочную лавку. Детектив оказался на удивление чутким и добрым человеком.
Через полгода после суда Максим пришёл к ней с букетом нежных роз.
Света, — сказал он, волнуясь. — Я знаю, что всё это было очень тяжело, и, может быть, сейчас не время, но я не могу больше ждать. Я полюбил тебя и твою честность. Выходи за меня замуж. Я хочу заботиться о тебе, о нашем с тобой ребёнке.
Светлана смотрела на него, и слёзы текли по её щекам. Но это были слёзы счастья.
Расследование вскрыло и другие проблемы. Заведующий отделением Михаил Геннадьевич, давший изначально плохой прогноз, был в сговоре с Борисом Тамилиным. За взятку он должен был обеспечить неправильное лечение. Вмешательство Андрея буквально вытащило меня с того света.
Игоря и его отца арестовали. Игра была окончена.
Прошёл год. Отношения с Андреем и его дочкой переросли в глубокое, настоящее чувство. Мы стали семьёй. Катя уже давно называла меня мамой Дашей.
Однажды вечером, разбирая последние бумаги в бабушкином столе, я наткнулась на пожелтевший конверт, завалившийся за заднюю стенку. Внутри лежал нотариально заверенный акт — дарственная на маленький домик в небольшом городке у моря. К дарственной была приколота записка.
"Моей дорогой внучке. Я всегда знала, что люди будут охотиться за тем, что блестит, поэтому устроила маленький спектакль. Но настоящее богатство — это не то, что можно украсть или спрятать в кукле. Это место, где твоё сердце чувствует себя как дома. Будь счастлива, мой птенчик. Твоя бабушка Аня."
Через неделю мы уже стояли на деревянной веранде того самого домика. Солнце медленно опускалось в море, окрашивая небо в золотисто-розовые тона. Лёгкий солёный ветерок трепал нам волосы.
Катя сидела у меня на коленях, и мы вместе, вооружившись иголкой и ниткой, чинили старого мишку, у которого оторвалось ухо. Андрей стоял сзади и обнимал нас обеих.
Смотри, мам-Даш, у Тедди снова будет ушко! — радостно воскликнула Катя.
Конечно, будет, — улыбнулась я, делая аккуратный, почти невидимый стежок. — Всё можно починить, моя хорошая.
Я прижала к себе Катю и тихонько, почти шёпотом, начала напевать колыбельную — ту самую, которая когда-то спасла мне жизнь, а теперь стала гимном моего нового, выстраданного, настоящего счастья.