— Лариса, ну сколько можно?! Я же просила Диму не есть на диване! Крошки по всему пледу, жирное пятно на новой обивке!
Наталья стояла посреди их с Василием однокомнатной квартиры, которая последние три месяца напоминала не уютное гнездышко, а перевалочный пункт на Казанском вокзале. Голос её, обычно мягкий и мелодичный, звенел от сдерживаемого раздражения. Она только что вернулась после десятичасовой смены в парикмахерской, ноги гудели, а единственным желанием было рухнуть в тишине на тот самый диван, который сейчас был осквернён чипсами.
Лариса, сестра её мужа Василия, оторвала взгляд от экрана смартфона, лениво поведя плечом. На её лице было написано вселенское снисхождение к мелочным проблемам этого мира.
— Наташ, ну что ты начинаешь? Ребёнок поел, что такого-то? Он же не со зла. Дима, иди сюда, тетя Наташа опять недовольна.
Десятилетний Дима, точная копия своей матери в миниатюре, выскочил из-за шторы, где, очевидно, прятался. В одной руке у него был планшет, в другой — надкусанный бутерброд с колбасой, с которого на ковёр капал майонез.
— Я не нарочно, — пробубнил он, не отрывая глаз от игры.
— Вот видишь! — торжествующе произнесла Лариса. — Не нужно делать из мухи слона. Мы же семья, должны понимать друг друга.
В этот момент в квартиру вошёл Василий. Сняв форменную куртку охранника торгового центра, он устало опустился на пуфик в прихожей. Его взгляд скользнул по жене, потом по сестре и племяннику, и он тут же понял, что попал в эпицентр очередного урагана.
— Что у вас опять случилось? — его голос был глухим и уставшим.
— Вася, твоя сестра и твой племянник систематически уничтожают нашу квартиру! — не выдержала Наталья. — Их ремонт закончился две недели назад! Две, Вася! Что они до сих пор здесь делают?
Лариса тут же картинно поджала губы, её глаза наполнились слезами. Это был её коронный приём, который безотказно действовал на брата.
— Ах вот оно что! Мы вам, значит, мешаем! — запричитала она, её голос дрогнул. — Мы тут на птичьих правах, кость в горле! А мы ведь к тебе, братик, как к родной душе! Думали, поможешь, поддержишь. Артём целыми днями в своём банке пропадает, я с ребёнком одна кручусь, а тут такое отношение…
Василий поднялся и обнял сестру.
— Ну, Ларочка, не плачь. Наташа не со зла, она просто устала. Правда, Наташ?
Наталья почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось. Снова. Опять она виновата, опять она «не вошла в положение», опять она должна терпеть. Она посмотрела на мужа, ища поддержки, но увидела лишь мольбу в его глазах: «Потерпи, пожалуйста, потерпи ещё немного».
И она терпела.
Они поселились у них в конце лета. Артём, муж Ларисы, затеял в их шикарной «трёшке» в новом районе дизайнерский ремонт. «Всего на месяц, максимум полтора, — щебетала тогда Лариса. — Мы вам мешать не будем, тихонечко, в уголке».
Наталья, зная характер золовки, была против, но Василий уговорил. «Ну неудобно же родне отказывать, Наташ. Это ведь моя единственная сестра. Они нам потом сторицей отплатят».
Первая неделя прошла в состоянии искусственной вежливости. Лариса пыталась изображать участие в быте: пару раз помыла посуду и даже сварила суп, который, впрочем, есть было невозможно. Артём, приезжая поздно вечером с работы, всегда привозил дорогие пирожные к чаю и вежливо интересовался, как у Наташи дела. Дима вёл себя относительно тихо, увлечённый новой приставкой.
Но очень скоро маски были сброшены. Уголок, который они обещали занимать, расползся по всей квартире. Вещи Ларисы и Димы были повсюду: на стульях, на подоконнике, на стиральной машине. Лариса перестала готовить, объясняя это тем, что у Наташи «всё равно вкуснее получается». Она целыми днями лежала на диване с телефоном, пока её сын переворачивал квартиру вверх дном.
Василий работал по графику «сутки через трое». В свои выходные он пытался как-то сглаживать острые углы, уводил Диму гулять, чтобы дать Наталье отдохнуть. Но это были лишь капли в море. Основная тяжесть по обслуживанию этого табора легла на её хрупкие плечи. Она приходила с работы и вставала к плите, чтобы накормить пятерых человек. Она стирала и убирала за всеми, потому что Лариса считала, что чистота — это не её царское дело.
Деньги таяли. Если раньше они с Василием могли что-то откладывать, то теперь зарплата уходила на продукты и возросшие счета за коммуналку. Артём, несмотря на свою хорошую должность в банке, в семейный бюджет не вкладывался, делая вид, что «неудобно предлагать». Лариса же постоянно жаловалась, как дорого им обходится ремонт и как им тяжело.
Месяц растянулся на два, потом на три. Наконец, ремонт закончился. Лариса съездила посмотреть на обновлённую квартиру и вернулась сияющая.
— Ой, девочки, там такая красота! — щебетала она за ужином. — Итальянская плитка, немецкий ламинат! Всё, как я хотела!
Наталья с надеждой посмотрела на неё. Ну вот, сейчас они скажут, что завтра съезжают.
— Правда, рабочие пылищу оставили, — вздохнула Лариса. — Там генеральную уборку делать надо, окна мыть. Я так устала от этого ремонта, сил никаких нет. Мы, наверное, ещё недельку у вас поживём, отдохнём, а потом уже переедем.
У Наташи вилка выпала из рук. Недельку? Отдохнуть? Здесь, в однокомнатной квартире, превращённой в цыганский табор?
Но она промолчала. Проглотила обиду и гнев, в очередной раз уступив молящему взгляду мужа.
Прошла неделя, потом вторая. Никто никуда съезжать не собирался. Лариса нашла новую причину: они заказали новую итальянскую мебель, а её привезут только через месяц. Жить в пустой квартире, по её словам, было «совершенно невозможно».
Наталья поняла, что это ловушка. Им просто было удобно. Удобно жить на всём готовом, не платя ни копейки, с личной кухаркой и уборщицей в её лице. Артём приезжал поздно, уезжал рано, его всё устраивало. Ларисе не нужно было напрягаться. Василий страдал, но боялся обидеть сестру. А Наталью… А кто вообще спрашивал Наталью?
Её терпение лопнуло в тот вечер, когда она, вернувшись с работы, обнаружила, что Лариса без спроса взяла её новое, единственное дорогое платье и пошла в нём на встречу с подругами.
— А что такого? — искренне удивилась золовка, когда Наталья устроила скандал. — Тебе жалко, что ли? Оно на мне, кстати, лучше сидит.
В ту ночь Наталья не спала. Она лежала, слушала храп Василия и думала. Ярость, обида, чувство собственного бессилия сжигали её изнутри. Она поняла, что разговоры и просьбы бесполезны. Её просто не слышат. Её превратили в обслуживающий персонал в её же собственном доме. Значит, нужно действовать по-другому. Неожиданно. Радикально.
На следующий день на работе у неё была запись — Алла Ивановна, постоянная клиентка, нотариус на пенсии. Мудрая и рассудительная женщина. Разговорились. Наталья, сама от себя не ожидая, выложила ей всё.
Алла Ивановна внимательно слушала, кивая.
— Девочка моя, — сказала она, когда Наталья закончила. — Запомни одну простую вещь, которую я за сорок лет работы с людьми усвоила. Люди ведут себя с тобой ровно так, как ты им позволяешь. Ты позволила сесть себе на шею и свесить ножки. Они и сидят. И будут сидеть, пока ты их не скинешь.
— Но как? — прошептала Наталья. — Вася… он никогда не пойдёт против сестры.
— А тебе и не нужно, чтобы он шёл против. Тебе нужно создать такие условия, при которых им самим станет невыгодно и некомфортно здесь находиться. Квартира в вашей с мужем общей собственности?
— Да, пополам.
— Прекрасно, — хитро улыбнулась Алла Ивановна. — Значит, ты полноправная хозяйка своей половины. И можешь ею распоряжаться. Конечно, с некоторыми ограничениями, но… — она понизила голос и начала что-то быстро объяснять.
Наталья слушала, и её глаза расширялись от удивления. План был дерзким, наглым, но юридически безупречным. И он давал ей шанс.
Вечером того же дня, когда все были в сборе, Наталья вышла в центр комнаты. Она была необычайно спокойна. Эта решимость придавала ей сил.
— Я хочу сделать объявление, — твёрдо сказала она.
Все уставились на неё.
— Поскольку наша совместная жизнь в таком формате затянулась, и я не вижу перспектив её изменения, я приняла решение. Я продаю свою долю в этой квартире.
Наступила мёртвая тишина. Первым опомнился Василий.
— Наташ, ты что такое говоришь? Ты в своём уме? Какую долю?
— Свою, Вася. Половину этой квартиры. У меня уже и покупатель есть. Замечательная семья, беженцы из Средней Азии. Муж, жена и пятеро детей. Очень работящие, дружные. Денег у них немного, поэтому они согласны на долю в «однушке». Говорят, в тесноте, да не в обиде.
Лицо Ларисы вытянулось. Она смотрела то на Наталью, то на брата, не веря своим ушам.
— Ты… ты что, с ума сошла? — прошипела она. — Каких ещё беженцев ты сюда приведёшь? С пятью детьми?
— А какая вам разница? — пожала плечами Наталья. — Вы же всё равно скоро съезжаете. Ваша новая итальянская мебель вот-вот приедет. А я пока с новыми соседями пообщаюсь, познакомлюсь. Люди, говорят, очень гостеприимные, любят плов готовить, большими компаниями собираться. Будет весело.
Артём, до этого молча наблюдавший за сценой, отложил планшет. Он единственный понял, что это не блеф. В его глазах появился холодный блеск.
— Наталья, ты не имеешь права продавать свою долю без согласия второго собственника, то есть Василия, — спокойно произнёс он.
— Ошибаетесь, уважаемый Артём, — парировала Наталья, чувствуя, как в ней просыпается азарт. — Согласно статье 250 Гражданского кодекса Российской Федерации, я обязана сначала предложить выкупить свою долю второму собственнику. Я как раз собиралась это сделать. Вася, — она повернулась к мужу, который стоял бледный, как полотно. — Я продаю свою долю за два миллиона рублей. У тебя, как у совладельца, есть преимущественное право покупки. У тебя есть месяц на размышления. Если ты отказываешься, я продаю её кому угодно. Например, той самой прекрасной семье. Я уже завтра отправлю тебе официальное заказное письмо с уведомлением, чтобы всё было по закону.
Это был удар под дых. Все прекрасно понимали, что у Василия, охранника с зарплатой в шестьдесят тысяч, таких денег нет и быть не может.
— Наташа! Перестань! Это же шантаж! — взмолился Василий.
— Нет, дорогой. Это не шантаж. Это защита моих прав и моего личного пространства, — отчеканила она. — Я полгода жила на вокзале, работала на пятерых, терпела унижения в собственном доме. Я боролась за нашу семью, Вася! За нас двоих! А вы все вместе взятые — ты, твоя сестра, её муж — топтали её своими грязными сапогами! Хватит! Моё терпение закончилось.
Она посмотрела прямо в глаза Ларисе.
— Нельзя, Лариса, бесконечно пользоваться добротой других. Любая чаша переполняется. Ты думала, я буду молчать вечно? Ты думала, я позволю превратить свою жизнь в ад ради твоего комфорта? Ошибаешься! Бороться за себя можно и нужно всегда! И я больше никому не позволю вытирать об себя ноги. Ни тебе, ни кому-либо ещё!
Лариса открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Аргументы у неё кончились. Слёзы на этот раз не подействовали бы. Она посмотрела на мужа, ища поддержки.
Артём встал. Он холодно посмотрел на жену, потом на Наталью. В его взгляде было что-то похожее на уважение.
— Лариса, собирай вещи. Дима, иди в комнату. Мы уезжаем.
— Куда?! — взвизгнула Лариса. — В пустую квартиру?!
— Мы снимем гостиницу на пару недель, пока не соберут нашу мебель, — отрезал Артём. Его голос не предполагал возражений. Он, человек из мира финансов, просчитал всё мгновенно. Жить в одной квартире с семьёй таджиков, пусть даже и вымышленных, было для него, топ-менеджера банка, немыслимо. Выкупать долю в этой крошечной квартире за два миллиона было глупо. Проще и дешевле было просто уехать. Наталья их переиграла.
Сборы были недолгими. Лариса металась по квартире, со злостью швыряя вещи в чемоданы и что-то бормоча себе под нос. Дима плакал. Артём молча вызывал такси. Василий сидел на кухне, обхватив голову руками.
Когда за ними захлопнулась дверь, в квартире повисла оглушительная тишина. Такая густая, что её, казалось, можно было потрогать. Наталья медленно обошла свою территорию. Разбросанные вещи, грязная посуда, фантики на полу. Но это был уже не вокзал. Это снова был её дом.
Она подошла к мужу и села напротив. Он поднял на неё глаза, полные растерянности и обиды.
— Зачем ты так, Наташ? Можно же было по-хорошему…
— Нельзя, Вася. Мы пробовали. «По-хорошему» они бы жили здесь до твоей пенсии. Иногда, чтобы спасти что-то важное, приходится быть жёсткой. Я спасала нас. Нашу семью.
Она протянула руку и накрыла его ладонь.
— Я не собираюсь ничего продавать. Это был единственный способ заставить их уйти. Но ты должен понять, Вася. Семья — это мы с тобой. А все остальные — это родственники. И если эти родственники рушат нашу жизнь, мы должны уметь защищаться. Вместе.
Он долго молчал, глядя на их сцепленные руки. Потом глубоко вздохнул, и в его взгляде что-то изменилось. Ушла растерянность, появилось запоздалое прозрение.
— Ты права, — тихо сказал он. — Прости меня. Я был слабаком.
В ту ночь они долго не спали. Они говорили, как не говорили уже много месяцев. А на следующий день, в свой выходной, они вместе делали генеральную уборку. Они отмывали свою квартиру от следов чужого присутствия, от липкого запаха потребительства и эгоизма. И с каждым движением тряпки, с каждым вымытым сантиметром пола они словно возвращали себе не только свой дом, но и свою жизнь. Жизнь, в которой были только они вдвоём. И этого было абсолютно достаточно.