Элла Эдуардовна была женщиной-легендой, городским мифом, воплощённым во плоти. Её квартира в старом профессорском доме напоминала филиал музея: стены были увешаны подлинниками малоизвестных, но дорогих художников начала XX века, а в запертых стеклянных витринах тускло поблёскивали фарфор и серебро. Она была баснословно, неприлично богата, но при этом патологически, почти карикатурно скупа.
Эта скупость была не просто чертой характера, а её философией, её религией. Она с ледяным презрением относилась к любым проявлениям человеческой слабости, будь то просьба о помощи или порыв к благотворительности. «Каждый сам кузнец своего счастья, — чеканила она, поджимая тонкие, бескровные губы. — Помогать другим — значит, поощрять их лень и никчёмность».
Но самой яркой, самой показательной чертой её натуры был ритуал издевательских подарков. На дни рождения и праздники она с неизменной пунктуальностью являлась к своим менее удачливым родственникам и с видом величайшей благодетельницы вручала им откровенный, оскорбительный хлам. Дырявые шторки для ванной, треснувшие салатники, подшивки старых журналов — всё это сопровождалось язвительными комментариями, которые били больнее любой пощёчины.
Эти унизительные представления стали неотъемлемой частью семейного фольклора. Все помнили, как её внук Паша, мечтавший о роликах, на своё десятилетие получил пыльную подшивку журнала «Рыболов» за 1978 год. «Развивай мозг, а не ноги ломай, — изрекла тогда Элла Эдуардовна. — Спорт — для плебеев, аристократам пристало размышлять».
А его сестре, Алине, на свадьбу достался старинный кофейный сервиз на двенадцать персон, у одиннадцати из которых были отбиты ручки. «Вот, — сказала она с непроницаемым лицом, — научишься ценить вещи и бережливость, когда сама клеить будешь.
Великий урок для молодой хозяйки». Родственники молча проглатывали обиду, ведь в глубине души каждый из них таил слабую, почти призрачную надежду когда-нибудь оказаться в её завещании.
И вот однажды случилось то, чего никто не ожидал. У её внуков, Паши и Алины, с разницей в несколько месяцев родились дочери — очаровательные малышки Ева и Мила. И старая, холодная, как мраморная статуя, Элла Эдуардовна внезапно преобразилась. Она, ранее совершенно равнодушная не то что к внукам, но и к собственным детям, вдруг воспылала к правнучкам самыми тёплыми, почти материнскими чувствами.
Эта метаморфоза была настолько резкой и неестественной, что поначалу вызвала у семьи не радость, а оторопь. Она стала заезжать в гости, привозить дорогие игрушки, качественную детскую одежду. Она часами могла сидеть у колыбели, глядя на спящих малюток, и на её жёстком лице появлялось нечто, отдалённо напоминающее улыбку.
Апогей этой внезапной щедрости случился на трёхлетие Евы, дочери Паши. На семейном торжестве, в присутствии всех родственников, Элла Эдуардовна с театральным жестом сняла со своей шеи шикарный старинный кулон — крупный бриллиант в платиновой оправе, вещь из её личной, неприкосновенной коллекции — и надела на тонкую шейку правнучки. «Носи, моя красавица, — проворковала она. — Пусть это будет твой талисман». Семья замерла в коллективном шоке. Паша и его жена обменялись ошарашенными взглядами. Неужели лёд тронулся?
Месяц спустя вся та же компания собралась на дне рождения Милы, дочери Алины. Алина, вдохновлённая щедростью бабушки, уже мысленно примеряла на свою дочь как минимум фамильные серьги. Напряжение в воздухе можно было резать ножом. И вот настал торжественный момент. Элла Эдуардовна поднялась, достала из ридикюля… обычную, сторублёвую шоколадку «Алёнка» и протянула её имениннице.
— Вот, держи, — сказала она, и в её глазах мелькнул знакомый ледяной блеск. — Кто какой подарок заслужил, тот такой и получил.
В этот момент прозвучал стартовый выстрел. Гонка за наследство началась.
С этого дня хрупкий мир между Пашей и Алиной, братом и сестрой, рухнул. Они превратились в ожесточённых конкурентов, а их дети — в инструменты в этой подлой борьбе за расположение и сокровища старой ведьмы. Каждый из них отчаянно пытался доказать, что именно его ребёнок «лучше», «достойнее», «талантливее», а значит, имеет больше прав на дорогие подарки и, в перспективе, на заветную квартиру в центре.
Соревнование началось с мелких, почти невинных уколов. Во время очередного семейного чаепития в пропахшей нафталином и антикварным лаком квартире Эллы Эдуардовны, Алина, «невинно» помешивая ложечкой в фарфоровой чашке, громко вздохнула:
— Ах, Элла Эдуардовна, как же я рада, что наша Милочка так чисто и красиво говорит! У неё такой звенящий голосок, прирождённая актриса! А вот Евочка, бедняжка, так сильно картавит… Боюсь, это может стать для неё настоящей проблемой в школе. Как же она в спектаклях будет выступать? Это же такая травма для ребёнка.
Паша, услышав этот выпад, мгновенно парировал, едва не пролив чай:
— Зато Ева у нас занимается бальными танцами и уже первые места на городских конкурсах берёт! У неё такая осанка, такая грация! Хореограф говорит, что она будущая звезда. А Мила, я слышал, до сих пор шнурки сама завязать не может, хотя ей уже скоро четыре. Но ничего, всему своё время, — добавил он с фальшивым сочувствием.
Элла Эдуардовна сидела во главе стола в своём любимом кресле, обитом бархатом. Она с едва заметной, довольной улыбкой наблюдала за этой перепалкой, наслаждаясь своей безграничной властью и тем вниманием, которое ей уделяли. Она была режиссёром этого уродливого спектакля и упивалась своей ролью. Она дёргала за ниточки, а марионетки послушно плясали, нанося друг другу удары.
Со временем невинные уколы сменились изощрёнными, продуманными подставами. Борьба становилась всё более подлой. Паша решил нанести ответный удар и выбрал для этого момент, когда ему удалось остаться с бабушкой наедине. Он принял озабоченный вид и начал «конфиденциальный» разговор.
— Бабушка, я так волнуюсь за Алину и Милу, — начал он скорбным голосом. — Алина ведь заставляет дочку ходить в эту художественную школу, а у девочки, между нами говоря, ни капли таланта. Она плачет, не хочет идти, говорит, что ненавидит рисовать. А Алина её силой тащит, твердит, что сделает из неё второго Пикассо. Только ломает психику ребёнку, честное слово.
Мелкие пакости сыпались как из рога изобилия. Алина в разговоре с общей знакомой «случайно» намекнула, что не знает, как Паша с женой концы с концами сводят, и что он, кажется, таскает деньги у неё из кошелька. Слух, разумеется, дошёл до ушей Эллы Эдуардовны. Паша, в свою очередь, распустил сплетню о том, что Алина — плохая, эгоистичная мать, которая проводит больше времени в салонах красоты и на шопинге, чем с собственной дочерью.
Наконец, соревнование дошло до прямых физических подстав. На одном из утренников, где Ева должна была рассказывать стихотворение, Алина перед самым её выходом на сцену подозвала девочку и что-то прошептала ей на ухо. Ева побледнела, а через секунду разрыдалась и убежала за кулисы, сорвав выступление. Паша не остался в долгу. Во время следующего визита к бабушке он незаметно взял из её шкатулки нитку жемчуга и подбросил её в сумочку Алины. Вечером, когда Элла Эдуардовна «обнаружила» пропажу, Паша с сокрушённым видом предложил проверить вещи всех присутствующих, чтобы «снять подозрения». Жемчуг, разумеется, нашли у Алины.
А Элла Эдуардовна продолжала свою дьявольскую игру. Она подливала масла в огонь, точечно одаривая то одну, то другую девочку дорогими подарками, поощряя то одну, то другую сторону. После сорванного выступления Евы она подарила Миле огромную немецкую куклу, а после инцидента с жемчугом преподнесла Еве старинную серебряную музыкальную шкатулку. Она наслаждалась хаосом, который сама же и создала.
Когда Элле Эдуардовне показалось, что страсти поутихли, она решила поднять ставки до предела. Собрав за ужином всю семью, она сделала торжественное объявление, которое прозвучало как выстрел.
— Я тут подумала на старости лет… Деньги — это тлен, бумага. А вот недвижимость — это вечно. Я решила купить хорошую, просторную трёхкомнатную квартиру в центре. И я подарю её той своей правнучке, которая докажет, что она самая-самая. Самая умная, самая красивая, самая послушная и самая талантливая.
После этого заявления гонка за наследством достигла своего апогея. Родители окончательно сошли с ума. Паша и Алина, забыв про сон и отдых, бросились загружать своих дочерей всевозможными кружками, секциями и конкурсами. У Евы и Милы не осталось ни одной свободной минуты. Китайский язык, игра на скрипке, ментальная арифметика, конный спорт, балет, курсы этикета. Девочки из счастливых, беззаботных детей превратились в нервных, уставших маленьких роботов, чувствующих постоянное давление и страх не оправдать родительских ожиданий. Они перестали играть, они начали бояться друг друга, видя в бывшей подружке злейшего врага.
Напряжение достигло своего пика на восьмидесятилетии Эллы Эдуардовны. Праздник проходил в дорогом ресторане. Вся семья была в сборе. Атмосфера была настолько наэлектризованной, что, казалось, вот-вот вспыхнет от случайной искры.
В конце вечера, после всех тостов и поздравлений, Элла Эдуардовна с видом фокусника, готовящегося показать свой главный трюк, достала из ридикюля плоскую бархатную шкатулку. Наступила драматическая пауза.
— А это… — её голос дрогнул от плохо скрываемого наслаждения, — мой главный подарок. Старинное ожерелье, которое принадлежало ещё моей прабабушке-фрейлине. В конце этого вечера я надену его на шею той моей правнучки, которую я считаю самой достойной. Той, которую я люблю больше всех.
Последние слова стали детонатором. Ева и Мила, доведённые до предела многомесячной гонкой, услышав это, с дикими, почти звериными криками одновременно сорвались с мест. Они с воплями набросились друг на друга и на заветную шкатулку в руках прабабушки, пытаясь вырвать ожерелье.
— Моё! Оно моё! — кричала Ева, вцепившись в волосы Милы.
— Нет, моё! Бабушка меня любит! — визжала Мила, царапая руки сестры.
Хрупкое старинное украшение не выдержало. С сухим треском нить порвалась, и тяжёлые жемчужины, похожие на замёрзшие слёзы, градом рассыпались по мраморному полу, раскатившись по всему залу. Этот звук, громкий в наступившей тишине, отрезвил родителей.
Алина и Паша, бросившись разнимать своих рыдающих, обезумевших дочерей, в ужасе посмотрели друг на друга. В глазах брата и сестры они увидели отражение собственного безумия. Осознание того, до чего они довели своих детей, во что они их превратили, обрушилось на них с чудовищной силой. В тот же вечер, уложив спать измученных, всхлипывающих во сне девочек, Паша позвонил Алине.
— Всё, — тихо сказал он. — Хватит.
— Хватит, — эхом отозвалась она. Гонка была окончена.
Наступило затишье. Лишившись своего главного развлечения, Элла Эдуардовна откровенно заскучала. Её попытки стравить внуков натыкались на вежливую, но твёрдую стену. Алина и Паша, объединённые общим чувством вины, начали потихоньку восстанавливать разрушенные отношения. Они встречались, пили кофе, говорили о детях, о погоде, о чём угодно, только не о бабушке и её наследстве. Ева и Мила, освобождённые от невыносимого давления, снова стали обычными детьми — играли, смеялись и иногда ссорились, как и положено сёстрам. Казалось, в семью пришёл хрупкий, долгожданный мир.
Но идиллия длилась недолго. Через неделю Элла Эдуардовна позвонила сначала Паше, а потом Алине. Её голос был необычайно бодрым и радостным.
— Представляете, какая невероятная удача! — щебетала она в трубку. — Мне тут подвернулась ещё одна квартирка, совсем недорого! В том же доме, прямо рядом с той, первой. Ну я, недолго думая, её тоже купила. Теперь вот сижу и не знаю, на кого бы её оформить… Приезжайте ко мне в гости в воскресенье, все вместе. Чайку попьём, обсудим, подумаем…
Паша молча положил трубку. Он посмотрел на свою дочь Еву, которая увлечённо строила замок из кубиков, и его челюсти непроизвольно сжались. Алина, выслушав бабушку, вежливо поблагодарила и пообещала приехать. Повесив трубку, она задумчиво посмотрела в зеркало, и в её глазах мелькнул знакомый, расчётливый блеск.
На следующей неделе Паша записал Еву на курсы углублённого изучения математики для одарённых детей. А Алина купила Миле новое, ослепительно красивое платье для визита к прабабушке и наняла репетитора по этикету.
Гонка началась снова.
Кто в ней победил? Да и был ли в этой бесконечной гонке победитель, кроме старой, скучающей женщины, нашедшей для себя самое изощрённое и жестокое из развлечений? И так ли это важно, если финишная черта в этой гонке — лишь старт для следующего круга?
👍Ставьте лайк, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать увлекательные истории.