— Они уже подъезжают к городу. Через час будут у нас, — голос Кирилла в телефонной трубке был до смешного виноватым, будто это он лично вёз сюда этот табор.
Яна замерла с влажной тряпкой в руке, которой собиралась протереть пыль с комода. Она молчала, давая мужу возможность самому осознать всю нелепость ситуации. Тишина в трубке становилась густой, вязкой. Кирилл кашлянул.
— Ян, ты слышишь? Я говорю, тётя Зоя с Вадиком и Лидкой едут.
— Слышу, — ровно ответила Яна. — А ты меня слышал в прошлый раз? И в позапрошлый? Что я сказала насчёт их визитов без предупреждения?
— Слышал, но что я мог сделать? Она позвонила с вокзала в соседнем городе, сказала, что взяли билеты. Это же… ну, это же тётя Зоя. Ты же знаешь её.
— Знаю. Именно поэтому я и говорила с тобой. Кирилл, у нас однокомнатная квартира. Нас двое. Куда ты собираешься положить троих взрослых людей?
— Ну как-нибудь… на кухне на раскладушке, Вадика на надувном матрасе…
Яна усмехнулась, но смешок получился ледяным.
— Твои родственники опять приехали без приглашения? Пусть ночуют на вокзале, — ответила мужу Яна, отчеканивая каждое слово. — Или в гостинице. Я могу прямо сейчас забронировать им номер. Не самый дорогой, но с чистыми простынями.
В трубке повисло ошеломлённое молчание. Кирилл явно не ожидал такого отпора. Он привык, что Яна, поворчав для приличия, в итоге сдавалась. Она вздыхала, доставала с антресолей старые одеяла, пыталась сообразить, чем кормить внезапных гостей, и следующие несколько дней превращались в ад коммунальной квартиры. Но, видимо, её терпение лопнуло.
— Яна, ты… ты серьёзно? — пролепетал он. — Как на вокзале? Это же моя родня!
— Именно. Твоя. И ты прекрасно знаешь, чем заканчивается каждый их приезд. Тётя Зоя ходит по квартире с инспекцией, будто она риелтор, оценивающий жилплощадь. Лидка часами висит в ванной, оставляя после себя потоп. А твой двоюродный брат Вадим… — Яна сделала паузу, подбирая слова. — Он просто существует в нашем пространстве, как предмет мебели, который постоянно нужно обходить и который оставляет после себя крошки и грязные чашки.
— Они не со зла…
— Мне всё равно, со зла или от недостатка воспитания. Мой дом — это моя крепость, Кирилл. Единственное место, где я хочу чувствовать себя спокойно. А когда они здесь, я чувствую себя обслуживающим персоналом в бесплатном хостеле. Так что нет. В этот раз всё будет по-другому.
Она нажала отбой, не дожидаясь ответа. Сердце колотилось где-то в горле. Она сделала это. Сказала то, что копилось годами. Руки слегка дрожали. Яна подошла к окну и посмотрела на серый осенний двор. Она любила Кирилла. Любила его мягкость, его доброту, его неспособность на грубость. Но эта же мягкость в отношениях с его родственниками превращалась в бесхребетность. Он не мог сказать «нет». Он страшно боялся их обидеть, показаться негостеприимным, плохим племянником и братом. И этот страх был сильнее, чем желание защитить покой собственной жены.
Через сорок минут в дверь позвонили. Долго, настойчиво, будто проверяя нервы тех, кто за дверью. Яна посмотрела в глазок. На площадке стояли трое. Тётя Зоя, крупная женщина в старомодном пальто с меховым воротником, который видел лучшие дни. Её лицо выражало нетерпеливое ожидание. Рядом с ней — её дочь Лидия, худая и дёрганая, уже за тридцать, но с повадками капризного подростка. И замыкал композицию Вадим, двадцатипятилетний детина с вечно недовольным выражением лица, уткнувшийся в свой телефон. Кирилла с ними не было. Видимо, не решился участвовать в первой сцене.
Яна глубоко вздохнула и открыла дверь, но встала в проёме, не давая им войти.
— Здравствуйте, — её голос прозвучал спокойно, даже дружелюбно.
— Ой, Яночка, привет! А мы к вам! — тётя Зоя попыталась обнять её и протиснуться в квартиру, но Яна не сдвинулась с места. — Ты чего застыла, как неродная? Пропускай гостей, замёрзли с дороги!
Она держала в руках огромную клетчатую сумку, из тех, с которыми в девяностые ездили челноки. Лидка держала спортивную сумку, а Вадим — рюкзак, не отрывая взгляда от экрана.
— Тётя Зоя, я очень рада вас видеть, но почему вы не предупредили о приезде заранее? Хотя бы за день?
Женщина нахмурилась, её лицо мгновенно утратило всю фальшивую радость.
— А что, к родне теперь по записи надо? Мы же не чужие. Кирюше позвонили, он сказал, всё нормально.
«Конечно, он так сказал», — с горечью подумала Яна.
— У нас изменились обстоятельства, — Яна продолжала говорить ровным тоном, хотя внутри всё сжималось от напряжения. — Мы не можем вас принять с ночёвкой.
Наступила тишина. Даже Вадим оторвал взгляд от телефона и уставился на неё. Лицо тёти Зои побагровело.
— То есть как это… не можете? — прошипела она. — Ты нас на улицу выгоняешь? В чужом городе?
— Я вас не выгоняю. Я не пускаю вас на постой. Это разные вещи. Мы можем посидеть в кафе, поужинать, я с удовольствием вас угощу. А на ночь я забронировала вам номер в гостинице, она тут недалеко, в десяти минутах ходьбы.
— В гости-и-инице? — протянула тётя Зоя так, будто Яна предложила им переночевать в собачьей конуре. — Ты что, удумала? Чтобы мы за деньги ночевали, когда у племянника родного квартира? Да ты в своём уме?
— Вполне, — кивнула Яна. — В этой квартире живём я и мой муж. И это наше общее решение.
Она солгала, но эта ложь была необходимой. Она давала Кириллу шанс занять её сторону, даже если он сейчас прятался за углом.
— Ах, решение! — взвизгнула Лидка. — Это ты его настроила! Он бы никогда до такого не додумался! Всегда был рад нам!
— Ваше право так думать, — пожала плечами Яна. — Итак, что вы решили? Кафе и гостиница? Или вы сразу поедете на вокзал, если у вас есть обратные билеты?
Тётя Зоя смотрела на неё с нескрываемой ненавистью. Она явно не привыкла к такому. В её мире люди делились на тех, кто командует, и тех, кто подчиняется. И Яна всегда была во второй категории.
— Мы подождём Кирилла, — наконец выдавила она. — Я хочу услышать это от него.
— Хорошо. Ждите.
И Яна закрыла дверь прямо перед их носом. Она прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Сердце всё ещё бешено колотилось. Она победила в первой битве, но было ясно, что война только начинается.
Через десять минут пришёл Кирилл. Яна услышала, как он тихо разговаривает с родственниками на площадке. Голос у него был умоляющий. Затем он вставил ключ в замок и вошёл в квартиру один. Выглядел он ужасно. Бледный, со страдальческим выражением лица.
— Яна, зачем ты так? — начал он, даже не сняв куртку. — Они же там стоят, на коврике… Соседи смотрят. Стыдно.
— Стыдно, Кирилл, должно быть не мне, а им. Стыдно приезжать без приглашения и требовать, чтобы перед тобой расстилались. Стыдно не уважать чужую жизнь, чужое пространство.
— Но это же семья…
— Семья — это мы с тобой! — Яна вскочила на ноги. — А они — родственники. И если они не уважают нашу семью, то почему мы должны жертвовать своим комфортом ради них? Ты понимаешь, что они делают? Они не просто приезжают в гости. Они приезжают попользоваться нами. Нашей квартирой, моей готовкой, твоей безотказностью. Ты когда-нибудь слышал от них простое «спасибо»? Не дежурное, а настоящее, искреннее?
Кирилл молчал, глядя в пол. Он знал, что она права.
— Что они сказали, когда ты с ними говорил? — спросила Яна уже спокойнее.
— Что не уедут, пока не поговорят со мной. Зойка плачет. Говорит, что ты её оскорбила, унизила…
— Манипуляция чистой воды. Она не плачет, а выдавливает слезу. Она прекрасная актриса.
— Я не знаю, что делать, Ян…
— Знаешь. Ты всё знаешь. Просто боишься. Кирилл, посмотри на меня. Ты со мной? Или с ними? Я не прошу тебя выгонять их с руганью. Я прошу тебя поддержать меня и защитить наши границы. Скажи им то же самое, что и я. Вежливо, но твёрдо. Гостиница. Точка.
Он долго смотрел на неё, в его глазах боролись вина, страх и что-то ещё, новое… Может быть, уважение?
— Хорошо, — наконец сказал он и вышел за дверь.
Яна снова осталась одна. Она слышала приглушённые голоса за дверью. Разговор был дольше. В нём уже не было заискивающих ноток Кирилла. Был твёрдый, хоть и усталый мужской голос. Потом голоса стали громче, послышались возмущённые выкрики тёти Зои. Наконец, всё стихло.
Кирилл вернулся. Он молча снял куртку, прошёл на кухню и налил себе стакан воды. Выпил залпом.
— Ушли, — сказал он, не глядя на Яну. — Я дал им денег на гостиницу и на такси.
— Ты не должен был…
— Должен. Чтобы потом они не говорили, что мы их оставили на улице без копейки. Я сказал, что это в последний раз. Что больше никаких визитов без согласования за неделю. Минимум.
— И что они?
— Зойка сказала, что я неблагодарный, что мать бы моя в гробу перевернулась, если бы увидела это. Что ты меня испортила. Что ноги их больше в этом доме не будет.
— Отлично, — выдохнула Яна. — Это именно то, чего я добивалась.
Кирилл посмотрел на неё.
— Ты рада?
— Я не рада ссоре. Я рада, что мы, возможно, наконец-то сможем жить спокойно. Спасибо, что поддержал меня.
Он подошёл и обнял её.
— Это было трудно, — признался он ей в плечо. — Мне казалось, я предаю их.
— Ты не предавал их. Ты выбирал себя. Нас.
Вечер прошёл в странной, звенящей тишине. Они почти не разговаривали, каждый переваривал случившееся. Яна чувствовала облегчение, но и какую-то горечь. Ей было жаль Кирилла, который был вынужден разрываться между ней и привычным укладом его семьи.
На следующий день, однако, история получила неожиданное продолжение. Утром Яне на мобильный позвонил незнакомый номер.
— Яна? Это Марина, — голос в трубке был тихим и немного виноватым. Марина была их дальней родственницей из того же города, откуда приехала тётя Зоя. Они виделись пару раз на каких-то семейных торжествах. — Прости, что беспокою. Мне твой номер Зойка дала… точнее, я у неё из телефона взяла, пока она не видела.
— Здравствуйте, Марина. Что-то случилось?
— Случилось, — вздохнула женщина. — Они ведь не просто так к вам приехали. Дело не в гостях.
У Яны всё похолодело внутри.
— А в чём?
— Помнишь дом бабы Вали, Кирюшиной бабушки? Он же после её смерти на троих был поделён: на его мать, на Зойку и на их брата, отца моего. Так вот, там земля под домом оказалась очень дорогая, рядом трассу новую строить собираются. Какой-то застройщик хочет её выкупить, предлагает хорошие деньги. Но для продажи нужно согласие всех троих собственников. А поскольку Кирюшиной мамы нет, её доля перешла ему по наследству.
Картинка начала складываться.
— И что?
— А то, что Зойка с Лидкой и Вадимом решили его долю себе забрать. Уговорить его отказаться от наследства в их пользу. Мол, тебе, Кирюша, и так хорошо, у тебя квартира в большом городе, работа, а нам нужнее. Они хотели приехать, пожить у вас недельку-другую, обработать его. Слёзы, уговоры, давление… ты же знаешь их методы. А ты им все карты спутала, не пустив на порог.
Яна молчала, ошеломлённая этим цинизмом. Они приехали не в гости. Они приехали обобрать её мужа, прикрываясь родственными чувствами.
— Спасибо, что рассказали, Марина.
— Да не за что. Я считаю, это нечестно. Кирюша — хороший парень, не заслужил такого. Зойка на меня теперь волком смотрит, догадалась, наверное, что я вам позвонила. Ну и ладно. Совесть дороже.
Яна положила трубку. Теперь поведение тётки, её ярость и отчаяние на лестничной клетке обрели совершенно иной смысл. Это была не обида оскорблённой родственницы. Это была злость хищника, у которого из-под носа уводят добычу.
Вечером она рассказала всё Кириллу. Он слушал молча, и лицо его становилось всё мрачнее. Та добродушная мягкость, которая всегда была в его чертах, уступила место жёсткой, холодной решимости. Он не сказал ни слова, просто встал, подошёл к шкафу, где хранил документы, и достал папку. Долго перебирал бумаги, нашёл свидетельство о праве на наследство.
— Знаешь, — сказал он наконец, глядя на документ, — я ведь и правда думал отказаться. Если бы они попросили. Сказали бы, что им очень нужны деньги. Я бы, наверное, отдал. Потому что они же… семья.
Он усмехнулся, и в этой усмешке было столько горечи, что Яне стало его до слёз жалко.
— А теперь? — тихо спросила она.
— А теперь — нет. Ни за что. Это не просто земля. Это память о бабушке. Она меня больше всех любила. И она бы не хотела, чтобы со мной так поступали. Я найму юриста. Займусь этим вопросом. Свою долю я им не отдам. Продам застройщику сам, если будет нужно. Или просто оставлю. Пусть стоит, как памятник их жадности.
В его глазах она увидела того мужчину, в которого когда-то влюбилась. Не мягкого и уступчивого, а сильного, способного принимать решения и нести за них ответственность.
— Я с тобой, — сказала она и взяла его за руку.
Через пару дней позвонила тётя Зоя. Она, видимо, решила сменить тактику. Голос её был сладким, как мёд.
— Кирюша, сынок, ну что же мы ссоримся? Мы же родные люди. Простите нас, если что не так. Мы погорячились. Давай встретимся, поговорим. У нас к тебе дело есть важное.
Кирилл выслушал её молча.
— Я знаю про ваше дело, тётя Зоя, — ответил он ровным, холодным голосом. — Про дом и землю. Так вот, мой ответ — нет. Никаких отказов от наследства не будет. И обсуждать мне с вами больше нечего. Не звоните сюда, пожалуйста.
Он положил трубку, не дожидаясь ответа. Повернулся к Яне, которая стояла рядом.
— Всё, — сказал он. — Теперь точно всё.
В тот вечер они впервые за долгое время чувствовали себя дома по-настоящему свободно и спокойно. Воздух в их маленькой квартире казался чистым и свежим. Они не праздновали победу, нет. Они оба понимали, что потеряли часть семьи, пусть и такую токсичную. Но вместе с этой потерей они обрели нечто гораздо более ценное: уважение друг к другу и право на собственную, отдельную жизнь, в которую больше никто не мог ворваться без стука. И эта тихая, спокойная уверенность стоила всех пережитых бурь.