— Я не подпишу это согласие, — Виктория отодвинула папку с документами, как будто та обожгла её пальцы. — И не смотри на меня так, Артём. Я не обязана брать на себя чужого ребёнка.
Он смотрел на жену и не узнавал. Вот она сидит напротив, аккуратно уложенные светлые волосы, идеальный маникюр, та самая нежная улыбка. Только улыбка теперь казалась ему фальшивой, а голос звучал холодно, как металл.
— Поля не чужая, — тихо сказал он. — Ты же знаешь её с трёх лет.
— Знать и воспитывать — разные вещи. Мы с тобой только начали жить. У нас своих детей нет, а ты хочешь навязать мне племянницу?
Артём вспомнил, как три года назад мечтал о собственном ребёнке. Тогда Виктория объяснила: сначала нужна нормальная квартира, потом стабильный доход, потом накопления. Он согласился, устроился на новую работу, где платили больше, но график был ненормированным. Копили медленно. Виктория тратила деньги на косметику, одежду, салоны красоты. Говорила, что женщина должна выглядеть достойно.
— Мы переедем в Маринину квартиру, — попробовал он ещё раз. — Две комнаты, хороший район. Ты же хотела улучшить условия?
— Эта квартира принадлежит девочке, — отрезала Виктория. — Мы там будем жить на птичьих правах. И потом, я тебя знаю. Расслабишься, решишь, что и так сойдёт. А я хочу своё жильё. Понимаешь? Своё!
Он понимал. Виктория выросла в коммунальной квартире, где мать-одиночка перебивалась случайными заработками. Жена до сих пор вздрагивала, когда хлопали двери, и терпеть не могла соседей. Ему казалось, что понимания достаточно. Что если он будет терпеливым и заботливым, Виктория оттает, станет мягче.
Не стала.
— В общем, решай, — жена поднялась из-за стола. — Или забираешь племянницу, или остаёшься со мной. Третьего не дано.
Она ушла в спальню и закрыла дверь. Артём остался сидеть на кухне, глядя в окно на серые панельные дома. За три года брака он привык подчиняться. Виктория всегда знала лучше: что смотреть, куда поехать отдыхать, с кем дружить. Он работал, отдавал зарплату, радовался, что дома его ждут. Было спокойно и понятно.
Сейчас ничего не было понятно.
Полина провела в приюте уже две недели. Когда Артём приезжал к ней, девочка молча прижималась к нему и не отпускала. Воспитательница говорила, что ребёнок почти не разговаривает, отказывается есть, плачет по ночам. Семилетняя Поля будто перестала быть той весёлой девчонкой, которая носилась по парку и требовала покатать её на качелях ещё разок.
Марина погибла месяц назад. Пьяный водитель на перекрёстке, мгновенная смерть. Артём до сих пор не мог поверить. Сестра собиралась познакомить их с новым мужчиной, говорила, что, кажется, теперь всё сложится. Радовалась, строила планы. А потом просто не стало.
Мать слегла с сердечным приступом. Врачи запретили ей волноваться, говорили о высоком риске инфаркта. Галина Ивановна рыдала в больничной палате, требовала забрать внучку из приюта, но сама не могла даже встать с кровати. Органы опеки были непреклонны: женщина в таком состоянии не может быть опекуном.
Оставался только Артём.
Он налил себе воды, выпил медленно, пытаясь успокоиться. Подумал о том, каково сейчас Поле. Она потеряла мать, почти сразу потеряла бабушку, а теперь, наверное, думает, что дядя тоже её бросил. Все взрослые в её жизни исчезли или предали. Семь лет, и уже такой груз на хрупких плечах.
Виктория снова появилась на пороге кухни, уже переодетая в домашнее платье.
— Ты всё ещё здесь сидишь? Артём, я не понимаю, что тут думать. Девочку возьмёт какая-нибудь семья. Детей усыновляют, это нормально.
— Её отец — влиятельный человек, — выдавил Артём. — Марина мне как-то обмолвилась. Если кто-то попытается установить отцовство, он уничтожит. У него деньги, связи, юристы. А опека даст Полю в семью, только если я откажусь.
— Ну вот видишь, — Виктория присела рядом, положила руку на его плечо. — Значит, всё устроится. Поля обретёт новую семью, где её будут любить оба родителя. А мы с тобой наконец заживём нормально.
Он посмотрел на жену. Она искренне верила в то, что говорила. Для неё это было логичным решением: девочка получит семью, они с Артёмом продолжат копить на квартиру, потом родят своего ребёнка. Все счастливы. Только вот Поля — не абстрактная девочка из приюта. Она знает Артёма, любит его, ждёт.
— Вика, — медленно проговорил он. — А если бы это был не чужой ребёнок? Если бы Марина оставила мне дочь сознательно, прописала в завещании?
— Но она не оставила, — пожала плечами жена. — И вообще, это всё размышления ни о чём. У нас нет денег на ребёнка. Ты представляешь, сколько стоит одежда, еда, школа, кружки? Я не собираюсь отказываться от нормальной жизни ради твоей племянницы.
Вот оно. «Твоей племянницы». Не «нашей», не «бедной девочки», а именно «твоей». Виктория провела чёткую границу и не собиралась её пересекать.
— Мне нужно подумать, — сказал Артём.
— Думай, — кивнула жена и вернулась в спальню.
Он не спал всю ночь. Лежал на диване на кухне, смотрел в потолок и прокручивал в голове варианты. Можно попытаться убедить Викторию. Пообещать, что возьмёт дополнительные смены, заработает больше. Поклясться, что Поля не будет мешать их жизни. Но он знал: жена не изменит решения. Она вообще редко меняла решения.
Можно отказаться от опеки. Позволить системе найти для девочки новую семью. Это рационально, как любит говорить Виктория. Артём будет жить со спокойной совестью, ведь он сделал всё возможное.
Только совесть не будет спокойной.
Он вспомнил, как Марина рожала. Это было сложно, она потеряла много крови, врачи опасались за её жизнь. Потом сестра лежала в палате, бледная, измученная, но счастливая. Артём приехал навестить её, принёс фруктов и цветов.
— Знаешь, — тихо сказала тогда Марина. — Если со мной что-то случится, ты позаботишься о Поле? Я знаю, это эгоистично с моей стороны, но ты единственный, кому я доверяю.
Он тогда рассмеялся, отмахнулся от мрачных мыслей. Обещал, конечно, но не всерьёз. Марина была молодой, здоровой, впереди была целая жизнь.
Жизнь оказалась короткой.
К утру Артём принял решение. Оно было иррациональным, неправильным с точки зрения логики и финансов. Но единственно возможным.
Виктория восприняла новость спокойно. Слишком спокойно для женщины, которая только что потеряла мужа.
— Значит, ты выбрал её, — констатировала жена. — Ну что ж, твоё право. Только не жди, что я передумаю и вернусь. Предупреждаю сразу: алиментов не будет, квартира наша, я не претендую на Маринину.
Она собрала вещи за два дня. Артём помогал складывать коробки, выносить сумки. Они почти не разговаривали. Виктория была деловита и собранна, словно переезжала после окончания аренды, а не после развода.
— Тебе будет тяжело, — сказала она на прощание. — Одному с ребёнком, да ещё с травмированным. Ты не справишься.
— Может быть, — кивнул Артём. — Но я попытаюсь.
Опеку он получил через три недели. Бюрократическая машина работала медленно, проверяла жилищные условия, доходы, беседовала с психологом. Артёма мучил страх, что откажут, найдут причину. Но всё обошлось.
Когда он приехал за Полей в приют, девочка сначала не поверила. Смотрела на него огромными испуганными глазами, не решалась подойти.
— Поля, — тихо позвал Артём. — Солнышко, мы едем домой. К бабушке, ко мне. Навсегда.
Она кинулась к нему так резко, что он едва удержал равновесие. Повисла на шее, зарыдала громко, навзрыд, как плачут дети, которые слишком долго сдерживались.
Артём гладил её по спутанным волосам, шептал какие-то успокаивающие слова и чувствовал, как внутри что-то ломается и одновременно складывается заново. Он только что разрушил свою прежнюю жизнь, потерял жену, стабильность, планы на будущее.
Взамен получил семилетнего ребёнка с травмами, ворох проблем и ответственность, к которой совершенно не готов.
Дома их ждала пустая двухкомнатная квартира. Маринины вещи Артём пока не трогал, не знал, как правильно. Детская комната выглядела замершей во времени: игрушки, учебники, фотографии на стене. Поля зашла туда, огляделась и снова заплакала, тихо, безнадёжно.
Артём сел рядом на кровать, обнял девочку.
— Мне страшно, — прошептала Поля. — Дядя Тёма, мне очень страшно.
— Мне тоже, — признался он. — Но мы справимся. Вдвоём.
Она уткнулась ему в плечо, всхлипывая. Артём смотрел в окно на знакомый двор, где когда-то гулял с Полей, катал её на велосипеде, покупал мороженое. Тогда он был просто дядей, который приезжал по выходным. Теперь он — единственный взрослый в жизни этого ребёнка.
Мать выпишут из больницы через неделю, но врачи запретили ей нагрузки. Галина Ивановна сможет только приезжать, помогать советами. Основная тяжесть ляжет на Артёма.
Работа, быт, травмированный ребёнок, который не спит по ночам и боится оставаться один. Финансы, которые надо как-то растягивать на двоих. Осуждающие взгляды соседей и коллег, которые уже начали шушукаться: одинокий мужчина с чужой девочкой, как это выглядит?
Он не знал, хватит ли у него сил. Не знал, правильно ли поступил. Знал только одно: назад пути нет.
— Дядя Тёма, — Поля подняла заплаканное лицо. — А ты не уйдёшь? Не оставишь меня?
— Никогда, — твёрдо сказал Артём. — Обещаю.
Она снова уткнулась в его плечо. Артём смотрел на фотографию Марины на стене. Сестра улыбалась с неё, молодая, счастливая, живая. Он мысленно пообещал ей: справится. Любой ценой, но справится.
Даже если эта цена — его собственное счастье.