— Это же смешно! — выплюнул Сергей Валентинович, глядя на содержимое пакета. — Я работаю на износ, и ты не можешь купить мне обычные мармеладки? Сыну вишнёвые, свекрови печенье, даже Маше со второго этажа что-то нашла, а мне... ничего?
Анна почувствовала, как поднимается жар в груди. Она точно помнила: магазин, полки, спешка, Максим дёргает за рукав, звонит начальница по работе, и вот этот момент на кассе, когда она почему-то забыла про мармеладки. Просто... выветрилось из головы.
— Сергей, прости, я просто...
— «Прости, прости». Знаешь, что я слышу каждый день? «Прости, я забыла. Прости, я не подумала. Прости, я не учла.» А когда ты помнишь о себе? Когда?
Голос его срывался, но это была не искренняя обида. Анна видела это много раз: сначала возмущение, потом выход из дома, потом возвращение уже после её вечерних слёз и молчания. Процедура была отработана, как ритуал.
Но сегодня мать Анны, Галина Петровна, сидела в кухне и пила чай. Она слышала всё.
Когда Сергей хлопнул дверью, Анна вышла на кухню с опущенными плечами. Галина Петровна поставила чашку и посмотрела на дочь над очками.
— Это уже как? Третий раз на неделе?
— Мам...
— Не «мам». Я спрашиваю серьёзно. Ты считала, сколько раз на неделю этот номер повторяется? Забыла карамельки, неправильно пожарила рыбу, запоздала с ужином. Найти бы ему сложнее было.
Анна села, бессильно положив руки на стол.
— Он работает так много...
— Он работает столько же, сколько раньше. Может, даже меньше. А ты живёшь в режиме постоянного самоунижения. Когда ты последний раз смотрела на себя в зеркало без стыда?
Вопрос был резким, но справедливым. Анна не помнила.
Она вспомнила, как двенадцать лет назад встретила Сергея. Он был красивый, целеустремлённый, весёлый. Казалось, что мир им открывается. Свадьба, первый год, когда они оба работали и вместе выходили на выходных. Потом Максим, декрет, её переход на полставки. И где-то между первым годом и нынешним днём всё изменилось.
Первый серьёзный скандал был смешным в своей абсурдности. Забытый суп в кастрюле, который три дня киснул под столом. Запах, квартира задымилась. Сергей обвинил её в том, что она врёт, что якобы ничего не вынес. Когда он нашёл кастрюлю, это было её виной. Неловко, случайно, но — её виной. И для искупления она готовила ему целый день его любимое блюдо.
После этого скандала что-то сломалось внутри их отношений. Или не сломалось, а сдвинулось. Сергей понял, что если создать правильный уровень обиды, Анна готова делать всё. Возил его в рестораны, покупал дорогие вещи, которые сама себе не позволяла, рожала ему рыбалки с друзьями вместо кино, которые хотела она.
Когда-то она пыталась спорить. Но это только усиливало его гнев.
— Слушай, — сказала Галина Петровна, — я тебе что-то расскажу. Твой отец, когда мы были молоды, тоже как-то начал на меня наезжать. По мелочам. Я дури наделала, я неправильно готовила, я его забыла. Я ещё молодая, наивная была. Верила, что если я буду хорошей женой, всё пройдёт. Угождала ему. А он принял мою доброту за слабость. И вот я живу половину жизни, извиняясь перед человеком, который не заслуживает моих извинений.
Галина Петровна помолчала, потирая чашку.
— Когда твой отец заболел, я подумала: всю жизнь жила в его тени, и вот теперь он даже уходит со сцены, а я всё ещё здесь, дожимаю себя виноватью. Я не хочу, чтобы ты делала то же самое.
Анна чувствовала, как что-то кроется в её груди. Холод, который раньше был страхом, теперь становился ясностью.
Вечером, когда Сергей вернулся, квартира встретила его чистотой и порядком. И молчанием. Анна не готовила ужин. Она сидела в гостиной с книгой. Максим уже спал.
— Что это значит? — спросил Сергей, проходя мимо.
— Это значит, что я устала быть виноватой, — ответила она, не поднимая глаз.
Он попытался завести привычный спектакль. Крики, обвинения, требования. Но Анна закончила книгу и пошла спать. На следующий день она упаковала его вещи в большую сумку. Не все. Как будто он едет в отпуск.
Записка была короткой: «Разберись, что важнее».
Две недели Максим спрашивал, где папа. Она не врала, но и не углублялась. Сергей присылал сообщения, сначала с претензиями, потом с мольбами. Наконец, пришёл с цветами.
Розы, её любимые. Слёзы, искренние слёзы. Слова о том, что он никогда больше не будет манипулировать, что он понимает, что был неправ, что это никогда не повторится.
Анна хотела верить. Так сильно хотела.
Месяц прошёл хорошо. Он покупал ей кофе по утрам. Помогал с Максимом. Целовал в лоб. Говорил, что любит. Она начала расслабляться, думая, что может быть, правда, произошло чудо.
На шестой неделе она случайно потеряла квиток, расплатившись за два билета в кино. Они пошли смотреть фильм, который выбрала она. Фильм ей нравился. Они сидели рядом, и казалось, что это возврат в прошлое.
На дороге домой Сергей заметил, что она потеряла квиток.
— Как это потеряла? Это же деньги! Мои деньги! Ты понимаешь, что значит халатность?
Голос был спокойный, но Анна узнала тон. Она закрыла глаза. Он начал говорить о том, что она всегда была беспечной, что он работает, а она тратит деньги, что он ей даже билет в кино купил, а она не может его сохранить.
Это было так смешно и так больно одновременно.
Анна остановилась на улице и посмотрела на мужа.
— Сергей, это квиток на девять рублей.
— Это не о цене!
— Нет, это о цене. О цене моего достоинства. Которую я вот-вот опять буду платить.
Когда они вернулись домой, Галина Петровна уже собирала свои вещи. Она была в курсе.
— Мам, он хороший парень, — сказала Анна, но голос её был мёртвым.
— Хороший парень не муторит жену из-за квитка, — ответила Галина Петровна. — А ты станешь ещё раз извиняться, потом ещё раз, пока не забудешь, как выглядит счастье.
На следующее утро Анна дала Максиму завтрак. Сергей спал на диване в гостиной. Она сидела в кухне и смотрела в окно, думая о том, что люди действительно не меняются. Они могут притворяться месяц, два. Но паттерны живут в них, как инстинкты.
Она может снова его выселить. Может развестись. Может начать новую жизнь в сорок с чем-то лет. Или она может остаться и платить цену вины до конца жизни.
Сергей проснулся, вышел в кухню и увидел её. Лицо его мягким, раскаяние уже было наготове на языке.
Анна поднялась и посмотрела ему в глаза.
— Я не хочу слышать извинения. Я хочу, чтобы ты ушёл в комнату и не выходил, пока ты не поймёшь, что здесь происходит.
И Сергей ушёл. Но они оба знали, что это — лишь отсрочка.