Светлана Игоревна, мать моего молодого человека, устроила мне публичный скандал в присутствии всей его родни, собравшейся отметить день рождения её супруга. "Избавься от ребёнка. Ты — нищая. Решила воспользоваться чужим добром и войти в нашу семью на всём готовом".
Её слова врезались в мою память навсегда. Александр стоял неподалёку, будто безмолвно соглашаясь со всем происходящим и глядя на меня отстранённым и холодным взглядом. В завершение она бросила мне в лицо смятые банкноты, сумма которых едва покрыла бы стоимость такси, произнеся напоследок: "Чтобы я больше тебя не видела рядом с моим сыном".
В тот день, спасаясь от них, я не проронила ни слезинки. Тогда я ещё не могла предположить, что помощь придёт от человека, от которого я её совсем не ожидала, что давний друг моих покойных родителей, с которым я не виделась годами, окажется врачом в той самой больнице, куда меня направили, и его слова перевернут мою жизнь.
Я помню тот день во всех мельчайших деталях. Пятидесятипятилетний юбилей отца Александра. Роскошный загородный дом, множество приглашённых. Все одеты с иголочки и обмениваются любезностями. Я чувствовала себя чужой на этом празднике жизни, среди дорогих костюмов и сложных разговоров о бизнесе и путешествиях.
Я — сирота, выросшая в скромной квартире, доставшейся от родителей. Моё скромное платье, приобретённое на небольшую зарплату библиотекаря, казалось неуместным рядом с изысканными нарядами родственниц Александра. Но я была счастлива, безмерно счастлива, ведь во мне зародилась новая жизнь, наш с Сашей ребёнок. Мы были вместе уже больше двух лет. Александр, узнав о моей беременности, заключил меня в объятия, закружил по комнате и прошептал, что это лучший подарок в его жизни.
Мы решили сообщить эту новость родным сегодня на празднике. Я немного нервничала, зная непростой характер его матери. Она всегда была подчёркнуто вежлива, но холодна со мной. Её взгляд словно оценивал меня, сканируя скромность украшений и стоимость одежды. Но я отгоняла от себя мрачные мысли, ведь речь шла о её будущем внуке или внучке. Сердце любой женщины должно было смягчиться от такой новости.
И вот настал долгожданный момент. Отец Александра произнёс торжественную речь. Гости подняли бокалы. И тогда Саша взял меня за руку, встал в центр зала и громко объявил: "Дорогие родные, мы с Еленой хотим поделиться с вами радостной новостью. В нашей семье скоро произойдёт пополнение". Наступила недолгая пауза. Кто-то из дальних родственников зааплодировал, но аплодисменты быстро затихли, потонув в ледяном молчании, исходившем от Светланы Игоревны.
Она аккуратно поставила свой бокал на стол и посмотрела сначала на своего сына, затем перевела тяжёлый и недобрый взгляд на меня. "Какое пополнение, Александр? Ты в своём уме?" Её голос был спокойным, но в нём звучал металл. Александр замялся. Его уверенность мгновенно испарилась. Он что-то невнятно пробормотал: "Мама, ну что ты такое говоришь? Мы любим друг друга. У нас будет ребёнок".
Но эта дама уже не слушала его. Она смотрела только на меня. "Ребёнок", — презрительно усмехнулась она. "А на какие средства вы собираетесь его содержать? На её скромную зарплату библиотекаря или ты, сынок, рассчитываешь, что я буду финансировать прихоти этой особы?"
Каждое её слово разило, как пощёчина. Я стояла, не в силах пошевелиться, ощущая, как десятки пар глаз смотрят на меня с любопытством, жалостью и осуждением. Никто не вступился за меня, ни единой души. Я посмотрела на Александра, ища поддержки, но он отвёл взгляд. Он находился рядом со своей матерью, такой же статный и красивый, но совершенно чужой.
Словно не он ещё совсем недавно признавался мне в вечной любви и мечтал о сыне, похожем на него. "Всё решено", — отрезала Светлана. Её лицо стало непроницаемым. "Никакого ребёнка не будет. Ты меня поняла? Завтра же решишь эту проблему. Ты сама нищая, тебе нечем будет кормить его. Зачем тебе рожать?"
И вот тогда прозвучала фраза, которая навсегда останется в моей памяти. Саша отвел меня в сторону, и я услышала - "Мама права, Лена, сделай аборт". Я не могла поверить своим ушам. Человек, которого я любила больше жизни, мой Саша, предал меня, предал нашего ребёнка, предал всё, что было между нами. Его мать, видя моё состояние, решила добить меня окончательно. Она достала из своей сумочки несколько купюр, скомкала их и бросила мне в лицо.
Бумажки больно ударили по щеке и рассыпались по полу у моих ног. "Это тебе на медицинские услуги и на дорогу в один конец. Убирайся из нашего дома и из жизни моего сына". Я смотрела на эти деньги, валявшиеся на паркете, и в этот момент внутри меня что-то оборвалось. Вся любовь, вся нежность к Александру исчезли, оставив после себя лишь выжженную пустыню и холодную, спокойную ярость.
Я не стала поднимать деньги. Молча развернулась и пошла к выходу. Спиной ощущала их взгляды, слышала чей-то шёпот. Мне было всё равно. Я вышла на улицу в прохладный вечерний воздух и пошла, сама не зная куда. Я не плакала. Слёз просто не было. Внутри была пустота. И в этой пустоте зародилась одна-единственная мысль, одна молитва, обращённая в никуда. Пусть им вернётся всё, каждое слово, каждый унизительный взгляд.
Пусть справедливость восторжествует. Следующие несколько дней я провела как в тумане. Я не ходила на работу, не отвечала на звонки подруги Полины, просто лежала и смотрела в потолок. Однажды пришло короткое сообщение от Александра: "Мама записала тебя в хорошую клинику в среду в 10 утра. Не опаздывай, так будет лучше для всех". И ни слова извинений, ни капли сожаления, просто деловое сообщение, будто речь шла о визите к стоматологу.
Я поняла, что у меня нет выбора. Куда я пойду с ребёнком? У меня никого нет, кроме скромной зарплаты и старой квартиры. Родители погибли в автокатастрофе много лет назад, и с тех пор я была одна. Александр и его семья были моей надеждой на счастье, на тёплый дом. Теперь эта надежда рухнула. С тяжёлым сердцем я решила, что они правы. Я не смогу. Я не справлюсь одна.
В назначенный день я поднялась, автоматически оделась и поехала по указанному адресу. Клиника выглядела дорого и современно. Я подошла к регистратуре, назвала свою фамилию. Внутри всё сжималось от страха и отвращения к самой себе. Я уже собиралась войти в кабинет, как вдруг услышала за спиной спокойный мужской голос: "Елена? Елена, дочь Виктора?"
Я обернулась. Передо мной стоял седовласый, статный мужчина в белом халате с добрыми и, как мне показалось в начале, знакомыми глазами. Я не сразу узнала его, но тут память мне услужливо помогла. "Дядя Алексей?" — неуверенно прошептала я. Это был лучший друг моего отца, врач, которого я не видела со дня похорон моих родителей. Он тепло улыбнулся мне и сказал: "Леночка, что ты здесь делаешь? Пойдём ко мне в кабинет, всё расскажешь".
Я вошла в кабинет Алексея. На столе стояла фотография в рамке: улыбающаяся женщина и двое подростков. На стенах висели дипломы и сертификаты. Алексей предложил мне сесть в удобное кресло и сел напротив. Его взгляд был тёплым и сочувствующим, как у моего отца. Воспоминания нахлынули с новой силой, и я с трудом сдержала слёзы. "Я здесь работаю заведующим", — мягко начал он, словно давая мне время прийти в себя. Увидел в списке знакомую фамилию, решил посмотреть и узнал тебя. Ты очень похожа на свою маму, но глаза отцовские. Что привело тебя сюда, Лена? Если не хочешь, можешь не рассказывать, но выглядишь ты неважно".
И тут меня прорвало. Сначала тихо, потом всё громче, захлёбываясь словами, рассказала всё: про Александра, про нашу любовь, про беременность, про тот ужасный юбилей, про крики Светланы Игоревны, про унизительные деньги, брошенные в лицо. Я говорила, а Алексей молча слушал, и его лицо становилось всё более строгим. Он не перебивал меня, лишь иногда качал головой, его пальцы сжимались в кулаки. Когда я закончила, в кабинете воцарилось тягостное молчание.
Я вытерла слёзы и почувствовала себя опустошённой и пристыженной. Для чего я вывалила всё это на почти незнакомого человека? "Вот так, дядя Лёша, — тихо сказала я. - Они правы. Я одна, я нищая. Я не справлюсь".
Затем он повернулся, и вместо жалости в его взоре я разглядела какое-то непоколебимое, идущее из глубины души возмущение.
"Лена, они правы, – произнес он твердо. – Эти люди слабы и беспощадны. Ты – дочь Виктора? Я знал твоего отца два десятка лет. Это был самый сильный и честный человек из всех, кого я встречал. За тебя и твоего ребенка он бы любому горло перегрыз. А помнишь, о чем мы мечтали, когда вы с моей дочкой были совсем маленькими? Чтобы когда-нибудь гулять с внуками в одном парке?
Он снова сел напротив и посмотрел мне прямо в глаза: "Твои родители обожали бы этого малыша. Он - это все, что от них осталось, их продолжение. И ты хочешь позволить каким-то существам, для которых деньги важнее всего, отнять у тебя это? Лишить тебя и твоего ребенка будущего?"
Его слова достигли цели. Он говорил не о финансовых трудностях. Он говорил о родителях, о семье, любви, о том, чего я была лишена и о чем так тосковала.
"Но как?" - прошептала я. "Я не смогу".
"Сможешь", - уверенно оборвал он меня. "Во-первых, ты не одна. Я лично буду курировать твою беременность. Для дочери моего лучшего друга это бесплатно, и вопрос закрыт. Во-вторых, если тебе понадобится какая-либо помощь, материальная, юридическая, любая, звони мне. Вот мой личный номер, не стесняйся, в любое время дня и ночи. Мы с женой тебе поможем. И, в-третьих, самое главное – это твоя жизнь и твой ребенок. Решать только тебе. Прислушайся к своему сердцу, Лена, а не к тем, кто тебя предал".
Он протянул мне визитку. Я взяла ее дрожащими пальцами. Впервые за все эти кошмарные дни я почувствовала, что почва не уходит из-под ног. У меня появилась точка опоры. Я взглянула на Алексея, на этого уверенного, сильного человека, который говорил со мной, как мой отец, и приняла решение.
"Спасибо", - произнесла я, и мой голос уже не дрожал. "Спасибо вам. Я не буду этого делать. Я сохраню ребенка".
Алексей улыбнулся тепло и искренне, и на душе сразу стало светлее. "Вот это я и хотел услышать. Это верное решение, дочка".
Он лично проводил меня до регистратуры, аннулировал запись и попросил медсестру записывать меня только к нему. Я вышла из клиники совершенно другим человеком. Небо казалось ярче, воздух чище. Я перестала быть жертвой. Я была будущей мамой, готовой бороться за своего малыша.
Зазвонил телефон. На экране высветилось имя Александра. Я замерла на мгновение, а затем, собравшись с духом, приняла вызов. "Ну что, все кончено?" – спросил он сразу. Его голос в трубке был деловым и нетерпеливым, словно он спрашивал, забрала ли я вещи из химчистки. В нем совсем не было теплоты или тревоги обо мне, и это окончательно убило последние остатки чувств.
"Нет, Саша, все только начинается", - ответила я спокойно и четко. "Я оставляю ребенка. И не смей мне больше никогда звонить". Я завершила разговор, не дожидаясь ответа, и заблокировала его номер, а затем и номер его матери. Это был мой первый шаг к новой жизни.
Вернувшись домой, я сразу же набрала номер своей лучшей подруги. "Полина, привет. Это я. Прости, что пропала. Мне нужно было все обдумать".
"Ленка, наконец-то!" - воскликнула она в трубку. "Я тут места себе не нахожу. Что произошло? Этот твой Александр тебя обидел? Я приеду и устрою ему!"
"Приезжай, только без разборок. Просто приезжай. У меня есть новости".
Полина примчалась через полчаса с коробкой моих любимых пирожных. Я заварила чай и, глядя ей в глаза, рассказала все. Подруга слушала, и лицо ее менялось. Ее кулаки сжимались, когда я пересказывала сцену на юбилее. А когда я дошла до встречи с Алексеем, она расплакалась от облегчения.
"Ленка, ты молодец! – она крепко обняла меня. – Ты такая сильная. Я горжусь тобой! И ты не одна. Я с тобой! Будем воспитывать твоего карапуза вместе! Я согласна быть крестной".
Мы просидели до позднего вечера, строя планы. Впервые за последнее время я смеялась и чувствовала не страх перед будущим, а радостное предвкушение. Когда Полина ушла, я почувствовала невероятный прилив сил. Я открыла ноутбук и зашла в онлайн-банк. На счету была сумма, которую оставили мне родители. Я берегла ее, не тратила ни копейки, мечтая, что мы с Александром добавим свои сбережения и купим большую квартиру. Наивная.
Теперь я знала, на что потрачу эти деньги. На самую важную покупку в моей жизни – на все необходимое для моего ребенка! И в тот момент, когда я с легким сердцем приняла это решение, на телефон пришло сообщение с незнакомого номера, всего несколько слов, от которых по спине пробежал холодок: "Ты совершила большую ошибку. Ты еще пожалеешь об этом".
Сообщение без подписи было кратким, но от него веяло ледяным холодом. Светлана Игоревна.
Сомнений быть не могло. Первый импульс – написать в ответ что-то злобное, язвительное, но я сдержалась. Этого они и добивались: вывести меня из себя, заставить бояться. Я удалила сообщение и заблокировала незнакомый номер, как до этого заблокировала номера Александра и его матери. Это была война, которую они мне объявили, и я не собиралась сдаваться без боя.
Теперь я боролась не только за себя, но и за крошечную жизнь внутри меня. Жизнь, которая уже стала для меня дороже всего на свете! Я положила руку на живот. Там пока ничего не чувствовалось, но я знала, что мой малыш там, и он нуждается в моей защите. "Ничего, маленький, – прошептала я. – Мама тебя никому не даст в обиду".
С этого дня моя жизнь обрела новый смысл и четкий вектор. Я перестала жалеть себя и оглядываться назад. Все мысли были направлены в будущее. Следующие несколько недель прошли в спокойных хлопотах. Я вернулась на работу в библиотеку, где меня встретили с искренней радостью.
Моя начальница, Зинаида Петровна, женщина строгая, но справедливая, услышав, что я плохо себя чувствовала, лишь покачала головой и посоветовала больше отдыхать. Полина заваливала меня книгами о беременности и смешными роликами с младенцами, пытаясь подготовить меня к новой роли. А дядя Алексей стал для меня настоящим ангелом-хранителем.
Каждую неделю я ходила к нему на осмотр. Он не только следил за моим здоровьем и здоровьем ребенка, но и просто разговаривал со мной, как когда-то разговаривал мой отец. Рассказывал о своей семье, о работе, спрашивал о моих делах. Эти беседы успокаивали и придавали сил. Я начала понемногу тратить родительские сбережения, купила себе удобную одежду, витамины, начала присматривать в магазинах крошечные ползунки и чепчики.
Мир заиграл новыми красками. Я почти поверила, что Светлана и Александр оставили меня в покое, но я ошибалась. Они просто сменили тактику. Однажды меня вызвала в кабинет Зинаида Петровна. "Присаживайтесь, Елена", - произнесла она официальным тоном, который не предвещал ничего хорошего. Я села, почувствовав, как внутри все напряглось.
Она положила передо мной официальный бланк. "Сегодня утром к нам в управление поступила на вас жалоба”. Меня пронзил холод. "Жалоба? От кого?"
"От очень влиятельного человека".
Зинаида Петровна тяжело вздохнула. "От отца вашего бывшего молодого человека, того самого, на чьем юбилее вы были". Она взглянула на меня с сожалением. "Елена, я знаю вас как ответственного и порядочного работника, однако обвинения здесь весьма серьезные. В жалобе указано, что вы преследуете их сына, ведете себя неадекватно, пытаетесь шантажировать семью вымышленной беременностью с целью получения материальной выгоды".
Каждое слово звучало как удар: "Вымышленная беременность, шантаж". Это было так отвратительно и лживо, что у меня на мгновение перехватило дыхание. Они решили уничтожить не только мою личную жизнь, но и репутацию, лишить меня единственного дохода. Я смотрела на свою начальницу, и слезы обиды подступали к горлу, но я взяла себя в руки. Я должна быть сильной.
"Зинаида Петровна",- мой голос прозвучал удивительно ровно: "Это ложь. От первого до последнего слова. Я действительно жду ребенка, и мне ничего не нужно от их семьи. Это они выгнали меня из своего дома и потребовали избавиться от малыша"
Я рассказала ей все, как было, без утайки, об унижении на празднике, о словах Александра, о брошенных деньгах. Зинаида Петровна слушала молча, ее суровое лицо ничего не выражало. Когда я закончила рассказ, она долго барабанила пальцами по столу. Я уже приготовилась к худшему – к предложению написать заявление по собственному желанию.
Влиятельные люди мира сего всегда добиваются желаемого. "Знаешь, Елена" произнесла она наконец, и тембр её голоса смягчился. "Я воспитываю сына в одиночку с девятнадцати лет. Его отец тоже происходил из обеспеченной семьи, и его родители твердили мне, что я ему не ровня и стремлюсь обогатиться за счёт их отпрыска" Она взглянула мне прямо в глаза. "Я тебе верю, и я не позволю им тебя уволить. Это учреждение принадлежит городу, а не их личная вотчина".
От её слов мне стало значительно легче. Я не ожидала подобной поддержки. "Благодарю вас. Огромное спасибо, Зинаида Петровна. Я даже не нахожу слов". "Не стоит благодарностей" отрезала она своим обычным командным тоном, хотя взгляд её был полон сочувствия. "Ступай работать, а с этой жалобой я разберусь. Я заявлю, что мы провели служебное расследование, и факты не нашли подтверждения. Пусть попробуют ещё раз сюда вмешаться".
Я вышла из её кабинета с чувством глубокой признательности. В этом суровом мире, где правят деньги и власть, нашёлся ещё один человек, готовый меня поддержать. Вечером я позвонила дяде Алексею и поделилась всем произошедшим. Он внимательно выслушал и произнёс: "Я предполагал, что они на этом не остановятся. Лена, это очень серьёзно. Попытка твоего увольнения – лишь первый шаг. Тебе нужно быть готовой ко всему. Собирай любые доказательства. Сохрани это сообщение от Светланы. Запиши наш с тобой разговор, где я подтверждаю твою беременность. Любая мелочь может оказаться полезной".
Его слова вернули меня к реальности. Я осознала, что выиграла лишь временную передышку, но не всю борьбу. В тот вечер, лёжа в постели и поглаживая живот, я размышляла, на что ещё способна Светлана ради достижения своей цели. И ответ вызывал во мне ужас. Она не остановится ни перед чем. Я не знала, какой удар она нанесёт в следующий раз. Последовали месяцы относительного спокойствия.
Семья Александра перестала предпринимать прямые атаки, звонки, сообщения, жалобы на работу прекратились. Сначала я жила в постоянном напряжении, ожидая новой подлости, но постепенно начала успокаиваться. Беременность протекала хорошо, под пристальным наблюдением дяди Лёши. Мой живот заметно округлился, и я уже ощущала первые слабые движения ребёнка. Это было потрясающее чувство, наполнявшее меня радостью и придававшее сил.
Я с головой погрузилась в подготовку к материнству, читала специализированную литературу, посещала курсы для будущих мам. Вместе с Полиной мы обустраивали детскую в свободной комнате. Постепенно я почти забыла о существовании Александра и его матери, вычеркнув их из своей жизни, словно неприятный кошмар. Я даже начала верить, что они, может, осознали бесплодность своих усилий и оставили меня в покое. Как же я ошибалась.
Однажды вечером, возвращаясь с работы, у подъезда меня ждал Александр. Я не видела его несколько месяцев и поначалу даже не узнала. Он сильно похудел, под глазами залегли тёмные круги. Дорогой костюм висел на нём как на вешалке. Он выглядел измученным и несчастным. Заметив меня, он шагнул навстречу. "Лена, нам нужно поговорить", - произнёс он тихо, глядя на мой живот.
Я остановилась, инстинктивно прикрывая живот рукой. Внутри меня всё похолодело. "Нам не о чем разговаривать, Александр. Я просила тебя больше не появляться в моей жизни. Пожалуйста". В его голосе звучали умоляющие нотки, которых я никогда раньше не замечала. "Всего пять минут. Я не причиню тебе вреда". Я колебалась. Часть меня хотела просто развернуться и уйти, но что-то в его облике заставило меня остаться.
Я кивнула, и мы присели на скамейку у детской площадки. Он долго молчал, подбирая слова. "Я понимаю, что поступил отвратительно", - наконец выдавил он из себя. "То, что я говорил тогда на празднике, было непростительно. Я терзаюсь этим каждый день". Я смотрела на него без каких-либо эмоций. Его слова не трогали меня. Слишком много времени прошло, слишком много боли он мне причинил.
"И что же заставило тебя раскаяться, Саша? Неужели проснулась совесть?" Он горько усмехнулся. "Совесть. Лена, ты не знаешь мою мать. После твоего ухода она устроила мне жуткий скандал. Она заявила, что если я останусь с тобой, она лишит меня всего: денег, должности в отцовской компании, наследства. Она твердила, что такая, как ты, бедная сирота никогда не станет частью их семьи. Я испугался. Я оказался трусом. Я предпочёл деньги и комфорт тебе и нашему ребёнку".
Он впервые назвал малыша нашим. "И чего ты хочешь теперь?" спросила я ледяным тоном. "Чтобы я тебя пожалела?" "Нет". Он поднял на меня глаза, и я увидела в них отчаяние. "Я пришёл тебя предупредить. Моя мать не успокоилась. Она наняла частного детектива. Он следит за тобой. Она собирает на тебя компромат. Ищет что-то, что можно будет использовать против тебя в суде". От его слов по моей спине пробежал озноб.
"Суд? Какой суд? О чём ты говоришь? Зачем ей суд?" "Она намерена отнять у тебя ребёнка после его рождения", - выдохнул Александр. "Она планирует доказать, что ты неблагонадёжная мать, что у тебя нет стабильного дохода, что ты ведёшь аморальный образ жизни. Она пойдёт на всё, Лена. Её цель – получить полную опеку. Она говорит, что не позволит ребёнку с их кровью расти в нищете с такой матерью, как ты".
Значит, такой её новый план, жестокий, бесчеловечный и абсолютно в её духе. Если не удалось заставить меня сделать аборт, значит, она просто отнимет уже рождённого малыша. Моего малыша. Ярость захлестнула меня с такой силой, что я едва не закричала. "Я не отдам его. Никогда и никому не отдам своего сына".
"Сына?" переспросил он, и на его лице промелькнуло что-то похожее на боль. "У нас будет сын?". "У меня будет сын", - поправила я его жёстко. "У тебя больше нет никаких прав. Ты сам от них отказался". "Зачем ты мне всё это рассказал, Саша? Решил изобразить благородство?" Он поник головой. "Я не знаю. Возможно, это единственное верное, что я могу сделать. Я не способен пойти против матери. Я слишком слаб. Но я не желаю, чтобы она разрушила и твою жизнь, и жизнь моего сына. Будь осторожна, Лена. Она очень опасна".
Он поднялся. "Прости меня, если сможешь" И, не дожидаясь ответа, быстро ушёл, ссутулившись, словно нёс на плечах непосильную ношу. А я осталась сидеть на скамейке, пытаясь осознать весь ужас происходящего. Мой самый страшный кошмар становился реальностью. Светлана вознамерилась отнять у меня самое дорогое, и она была богата, влиятельна и имела в своём распоряжении лучших адвокатов и частных детективов.
А что было у меня? Скромная зарплата, старая квартира и несколько преданных друзей. Силы были неравны. В тот вечер я впервые за долгое время по-настоящему испугалась. Я позвонила дяде Алексею, и мой голос дрожал. Пересказав ему разговор с Александром, упавшим голосом спросила: "Что мне делать? Ведь она и правда может это сделать" В трубке повисла пауза, а потом дядя Лёша произнёс то, к чему я точно не была готова.
“Может, Лена, но она не учла одного. Она не знает, кто твой отец и кто я. Пора доставать старые связи. И, кажется, у меня есть одна идея. Очень интересная идея" Загадочные слова дяди Алексея не давали мне покоя. Кто мой отец? Я знала, что он работал инженером на крупном заводе, был честным и неподкупным человеком. Но какие связи многолетней давности могли быть у простого инженера, способные напугать такую даму, как Светлана Игоревна?
Я мучилась догадками несколько дней, пока Алексей не позвонил снова. "Лена, я назначил встречу", - услышала я в трубке его спокойный и уверенный голос. "Через два дня в моём офисе должны прибыть Светлана и её супруг, Пётр. Просто верь мне". Меня охватило волнение. Эта личная встреча с ними вызывала тревогу, но уверенный голос Алексея убедил меня в необходимости действовать. Я согласилась.
Следующие двое суток казались бесконечными. Полина всячески старалась меня развлечь, мы рассматривали вещи для будущего ребенка, но мыслями я была в предстоящем разговоре, от которого зависело моё будущее. И вот я в кабинете. Он, как хирург перед сложной операцией, спокоен и сосредоточен. Ровно в три часа раздался стук в дверь, и вошли они.
Светлана, как всегда, выглядела безупречно: строгий костюм, надменное выражение лица. Она бросила на меня презрительный взгляд, задержав его на моём животе, и уселась в кресло с видом, будто оказывает великую честь. Пётр, которого я едва запомнила с того памятного юбилея, выглядел иначе. Измученный, с погасшим взглядом, он сел рядом с женой и смущенно поздоровался с Алексеем.
"Алексей Игоревич, - начала Светлана, не дав никому и слова сказать. Я не вижу смысла в этой встрече. Все вопросы будут урегулированы в суде. Мои юристы готовят иск о признании этой особы, она кивнула в мою сторону, неспособной быть матерью. Мы бесспорно докажем, что ребёнок должен жить в нашей семье в благоприятных условиях".
Алексей спокойно выслушал её речь, а затем обратился к её мужу. "Пётр Андреевич, - произнёс он тихо, но с особой значимостью каждого слова. Вы помните человека по имени Виктор? Виктора Павловича. Фамилию я не стану произносить, она вам известна". Петра Андреевича словно пронзило током. Его лицо потеряло краски. Он съёжился в кресле. "Помню", - выдавил он из себя. "Какое он имеет отношение к делу?"
Светлана посмотрела на мужа в полном замешательстве. "Что за Виктор? Петя! Что происходит?" Алексей проигнорировал её вопрос и продолжил, глядя на Петра. "Вы помните, как двадцать лет назад ваша строительная компания находилась на грани разорения? Как вы погрязли в огромных долгах, и кредиторы собирались лишить вас всего, а вам самому угрожали. Вы были в отчаянии". Пётр молчал, лишь сильнее вжимаясь в кресло. Его молчание говорило громче слов.
"И тогда, - продолжал Алексей, - вам помог один человек, обычный инженер-конструктор Виктор Павлович с местного завода. Он разработал для вас уникальную методику малоэтажной застройки, которая позволила вам втрое снизить затраты и получить крупный государственный заказ, технологию, преданную вам даром, из дружеских чувств, поскольку он верил в вас. Этот человек спас ваш бизнес, вашу семью, возможно, даже вашу жизнь. Вы помните, Пётр Андреевич?"
Светлана переводила взгляд с мужа на Алексея, не понимая происходящего. "Петя, правда?" Пётр едва заметно кивнул, а Алексей посмотрел на неё в упор. "Так вот, Светлана, Елена, которую вы стремитесь лишить родительских прав, которую вы называете нищей и недостойной, дочь того самого Виктора. Дочь человека, которому вы обязаны всем, что у вас есть". Воцарилась тягостная тишина. Светлана смотрела на меня широко открытыми глазами. В них не было больше надменности, лишь потрясение, недоверие и ужас.
Она медленно переводила взгляд с меня на своего мужа, на Алексея, собирая все части пазла воедино. Вся её самоуверенность, вся её вера в собственную непогрешимость рухнули в один момент. Она, так гордившаяся своим положением и благородством, оказалась невероятно неблагодарной. Пётр закрыл лицо руками. "Боже, - прошептал он, - я не знал, я не знал, что она его дочь. Света, что мы натворили?"
Светлана сидела неподвижно. Она смотрела на меня, будто видела впервые. А затем она совершила поступок, которого я никак не ожидала. Она медленно встала, подошла ко мне, обняла и заплакала. Прошло полгода. У меня родился здоровый, чудесный мальчик. Я назвала его Виктором в честь отца. Александр больше не появлялся в моей жизни. От Полины я узнала, что он устроился на работу в другой филиал их семейного предприятия.
Мы стали чужими людьми, и я не испытывала ничего, кроме облегчения. Я начала новую счастливую жизнь. Дядя Алексей и его супруга стали настоящими бабушкой и дедушкой для маленького Вити. Полина была самой лучшей крестной матерью на свете. У меня была небольшая, но очень дружная семья. Однажды курьер доставил большую коробку без обратного адреса. Внутри были детские вещи, игрушки и конверт. В конверте лежало распоряжение об открытии на имя моего сына крупного банковского вклада, достаточного для получения образования и покупки квартиры.
И еще была короткая записка, написанная аккуратным женским почерком. "Я понимаю, что прощения мне нет, и я не смею его просить, но каждый день я молюсь за вас и за здоровье внука. Пусть он будет счастлив. Это наименьшее, что я могу сделать, чтобы хоть как-то смягчить свою вину". Я не знала, смогу ли я когда-нибудь простить Светлану, но я знала наверняка, что моя мольба о справедливости была услышана. Справедливость восторжествовала, но не так, как я ожидала. Она не сломала их жизнь. Она просто расставила всё по своим местам, а я обрела самое главное богатство своего сына и душевный покой.