Невыдуманная история
Детство Алексея было расписано по минутам. Не в переносном, а в прямом смысле. Каждое утро он получал от отца, Виктора Сергеевича, бланк с планом на день. Но главным испытанием был перфекционизм отца, доведенный до абсурда. Однажды во втором классе Лёша сделал помарку в тетради по чистописанию. Реакция отца была мгновенной: "Безобразие! Неряшливость — путь к посредственности!" Тетрадь была разорвана, и мальчик до полуночи переписывал все страницы под пристальным взглядом отца, который мог заставить переделывать работу по десять раз из-за одного неидеально выведенного крючка у буквы "щ". Это был не просто контроль — это была система тотального устранения любых погрешностей.
Его мир был стерилен и герметичен. Школа — дом. Дом — школа. Друзья были "неподходящим окружением", первая девочка, которая ему понравилась в шестнадцать — "пришлась не ко двору". Её звали Катя, у нее были смешные веснушки, и она мечтала стать художником. "Она тебя отвлечёт от главного, Алексей, — вещал отец. — Чувства — это роскошь, которую ты можешь позволить себе, лишь став состоявшимся человеком. А состояться — это значит доводить любое дело до идеала. Как я". Лёша смотрел на отца — руководителя, беспощадного к своим подчиненным и членам семьи, человека, чья жизнь была выверена до миллиметра, как те тетради, которые он заставлял переписывать, и ему становилось страшно. Если не по его - бесконечный вынос мозга, до тошноты... Страшно, что он никогда не станет "достаточно хорошим".
В подростковом возрасте его даже посещали суицидальные мысли. Спасением стал университет. Не та специальность, которую выбрал за него отец ("менеджмент"), а сам факт отъезда в другой город. Общежитие с протекающей крышей стало для него дворцом свободы. А потом он узнал о программе студенческого обмена. Он подал заявку тайком, подготовив все документы ночами. Когда пришло письмо о зачислении, он впервые за много лет почувствовал головокружительный, пьянящий восторг.
Он объявил о своём решении за ужином. Мама, Ирина, тихо ахнула и опустила глаза. Виктор Сергеевич отложил вилку.
— Это твой стратегический просчёт, Алексей. Ты меняешь выверенную, перспективную траекторию на сомнительный эксперимент. Там ты — ноль. Здесь у тебя есть я. Мои связи, мой бизнес, который однажды станет твоим.
— Это моя жизнь, папа, — тихо, но чётко сказал Лёша.
— Нет, — отец встал из-за стола. — Пока ты мой сын и живёшь на мои деньги, это наша с тобой жизнь. И я в ней главный. И я не допущу брака в этом проекте.
Он уехал. В аэропорту провожала только мама. Она плакала, сжимая его руку.
— Ты будешь звонить? Папе хотя бы иногда…
— Мам, я буду звонить тебе, — он обнял её, глотая комок в горле. — А папу… я буду любить на расстоянии. Поверь, так будет лучше для всех. Иначе он просто не оставит мне места в моей же жизни. Его стремление к идеалу не оставляет права на ошибку.
Годы в чужой стране были не сахарными. Подработки, учёба, ностальгическая тоска. Но это была его борьба. Его победы и его ошибки. Он встретил Софию, гречанку с огненным темпераментом и добрым сердцем. Она не вписывалась ни в один из отцовских "форматов", и это было прекрасно. Он стал хорошим, востребованным инженером. У них родились дети — двойняшки. Алексей учил их кататься на велосипеде, разрешал пачкаться в лужах, лепил с ними кривых снеговиков и читал на ночь сказки про драконов, а не биографии великих людей. Он сознательно позволял им быть неидеальными.
Звонила мама. Голос её с годами становился всё тише, печальнее. "Папа стареет, Лёш. Силы не те. Бизнес даётся тяжело. Он… он часто вспоминает тебя. Пересматривает твои детские фотографии. До сих пор хранит ту самую тетрадь по чистописанию, которую ты в седьмой раз переписал так идеально".
И вот, в один из обычных вечеров, когда он мыл посуду, глядя на то, как София и дети возятся с пазлом на полу, зазвонил телефон. Не мамин. Незнакомый номер с кодом его родного города.
— Алексей, — голос в трубке был уставшим, старым. Узнать в нём громовый бас отца было почти невозможно. — Это папа.
— Здравствуй, папа.
Неловкая пауза.
— Дела идут? — спросил Виктор Сергеевич с привычной деловой интонацией, но она тут же сорвалась. — Ладно. Я не для этого. Бизнес, Алексей… Нужно передавать в надёжные руки. Мои акции, всё… Я не могу больше один. Пора возвращаться домой. Твоё место здесь. Только ты сможешь довести всё до совершенства, как я тебя учил.
Алексей молча смотрел в окно. За ним был чужой город, чужая страна. Но он видел отражение своей кухни — тёплый свет, смех жены, спинки его детей, склонившиеся над пазлом. Он видел свой дом. Свою жизнь. Неидеальную, порой трудную, но выстроенную им самим, до последнего кирпичика. Ту самую жизнь, которую не пришлось бы переписывать десять раз.
— Папа, — сказал он, и его голос не дрогнул. — Спасибо за доверие. Это большая честь. Но я не могу принять твоё предложение.
— Что? — в голосе отца послышался прежний, стальной отзвук. — Алексей, я тебе предлагаю будущее! Готовое, идеальное дело!
— Ты предлагаешь мне моё прошлое, папа. Ты предлагаешь мне прожить твою жизнь, а не свою. А у меня… у меня здесь своя жизнь. Моя семья. Моя работа. И я уже её возглавил. Я её глава. И она меня вполне устраивает, даже с теми "помарками", которые ты в ней обязательно нашёл бы.
В трубке повисла долгая, гробовая тишина. Алексей ждал. Ждал гнева, упрёков, холодной отповеди. Но их не последовало.
— Я… понял, — наконец произнёс Виктор Сергеевич, и его голос снова стал тихим и дряблым. — Передавай привет… своим.
Он положил трубку.
Алексей вышел из кухни, сел на пол к жене и детям и взял в руки один из пазлов. Его рука дрожала. София посмотрела на него с безмолвным вопросом.
"Всё в порядке?" — спросил её взгляд.
Он кивнул. Впервые за очень долгое время он был абсолютно уверен, что это — правда. Он был свободен. Свободен от необходимости быть идеальным.
Если понравилось, ставьте лайк и подписывайтесь на Новости Заинска
Читайте также:
Он не был отцом по крови, но стал им по сути. Сила настоящей любви