— Только пришел и опять уходишь! — Лидия Ивановна даже чайник на плиту с грохотом поставила. — Что тебе дома не сидится?
Максим замер в дверях, сжимая в руках потертую сумку с инструментами. Покраснел, как мальчишка, пойманный на краже яблок.
— Я за дрелью забежал. К соседям.
— Опять к этой Тамаре? — Теща развернулась, вытирая руки о передник. — Когда её Андрей из армии вернется, пусть он им дом ремонтирует! Ты там с какого бока?
Максим пожал плечами. Он давно научился не спорить с тещей. Легче согласиться, кивнуть и сделать по-своему.
— Полгода еще служить. За это время всё развалится. Соседи же.
— Вот именно, соседи! — Лидия Ивановна прищурилась. — Не родня, не друзья. А ты там днями пропадаешь.
— Так резко не надо, — пробормотал Максим. — Если плевать на соседей, скажите, я больше не пойду.
Теща задумалась. Тамара правда одна дочку поднимала. Муж сбежал, когда девочке два года было. На огороде работает, на ферме вкалывает, а дом требует мужской руки. Крыша течет, веранда покосилась, сарай того гляди рухнет.
— Ладно, иди. Только не забывай, что у тебя здесь дел хватает. Виктор Степанович совсем слег, спину прихватило. А Ирина на сносях, одной мне с ней не справиться.
— А где Вера? — спросил Максим из коридора. — Пусть за сестрой поухаживает. Носится днями непонятно где.
— Ладно, хватит языком чесать! Быстро ушел, быстрее вернешься. И не засиживайся там!
— Сама старуха! — донеслось из комнаты. — Не трави ты Максима, Лида! Нормальный мужик, соседям помогает.
— И ты бы, небось, помог? — крикнула теща в ответ. — Тамара там ничего, да и Надя — девка спелая! А тебе в цветник, самое оно! Вот Бог и наказал, что на сторону смотришь!
Максим выскользнул из дома под звуки семейной перепалки. Хотя перепалкой это можно было назвать с натяжкой. Просто обычный день в доме Ирининых родителей.
Он шел через огород к соседскому участку, и в груди разливалось странное спокойствие. Там, у Тамары, его никто не пилил. Он просто делал свою работу. Чинил, строгал, забивал гвозди. И Надя приносила чай, благодарила тихо, не требовательно. Как будто он не обязан, а сам хочет.
— Опять ты? — Вера выскочила из калитки, преградив дорогу. — Что ж тебе дома с молодой женой не сидится?
— Сарай доделываю, — ответил Максим нейтрально.
— Ну и вали в свой сарай!
Он пошел дальше, не реагируя. С Верой спорить бесполезно. Характер у неё такой, что проще обойти стороной. Языком жалит, как оса, и радуется, когда больно.
Вера смотрела ему вслед с неприязнью. Что-то было неправильное в этих его походах к соседям. Слишком часто, слишком долго. Одно дело — помочь забор починить. Другое — днями там торчать.
«Хотя какое мое дело? — подумала Вера. — Ирина беременная, её бы это волновать должно. А она в своем мире витает. Токсикоз, слабость, капризы».
Но мысль не отпускала. Вера развернулась и направилась к дому Тамары. Поговорить с Надей. Так, по-соседски, по-дружески.
Надя сидела на крыльце, обхватив колени руками. Лицо бледное, глаза красные.
— Полинка, ты чего? — Вера присела рядом.
Надя вздрогнула, будто очнулась, и посмотрела на подругу. Губы дрожали. Потом лицо исказилось, и она разрыдалась.
— Что случилось? — Вера обняла её за плечи. — Андрей что-то написал? Или мать заболела?
Надя качала головой, не в силах говорить. Плакала навзрыд, всем телом содрогаясь.
— Не дождалась я Андрея, — выдавила наконец сквозь слезы. — Не дождалась.
— Что значит "не дождалась"? — Вера не понимала. — Вы же три года встречались. Ты его любишь.
— Люблю! — Надя задохнулась от рыданий. — Но я... мы договорились до свадьбы... а я не уберегла себя. Теперь как я его встречу?
Вера отстранилась, вглядываясь в лицо подруги.
— Разлюбила кого-то другого?
— Нет! — Надя снова заплакала. — Я не хотела! Клянусь, я не хотела! Я говорила ему, но он...
Слова застряли в горле. Вера схватила её за плечи, встряхнула.
— Кто? Кто это был?
Надя замолчала. Смотрела в землю, не поднимая глаз.
— Максим, — прошептала еле слышно.
У Веры похолодело внутри. Она разжала пальцы, и Надя безвольно опустилась на ступеньку.
— Наш Максим? Муж Ирины?
Надя кивнула.
— Когда?
— Три дня назад. Мама на работе была. Я думала, он дверь в веранде чинить пришел. А он... — Надя обхватила себя руками. — Рот мне рукой зажал. Я не кричала. Боялась, что соседи услышат.
Вера встала. Ноги подкашивались. Она прислонилась к перилам, чувствуя, как по спине ползет холодный пот.
— Заявить нужно, — сказала твердо. — В полицию. Сейчас же.
— Нет! — Надя вскочила. — Нельзя. Ирина беременная. Если его посадят, она... я не могу так. Это же твоя сестра!
— А ты что, так и будешь молчать?
— Я уеду. В город. К тетке. Скажу, что работу нашла. Андрей вернется, я ему письмо отправлю, что передумала. Пусть думает, что я его разлюбила.
— А мама?
— Мама переживет. Лучше пусть думает, что дочь сбежала от свадьбы, чем... — Надя не договорила.
Вера молчала. В голове проносились картинки. Ирина, раздувшаяся от беременности, капризная, но счастливая. Родители, которые приняли Максима как сына. Деревня, которая будет судачить годами. И этот гад, который сейчас в сарае деловито что-то мастерит.
— Пусть доделает всё, что начал, — тихо сказала Надя. — Маме помощь нужна. Потом я уеду.
Вера кивнула и пошла к сараю. Максим обтесывал доску рубанком, не поднимая головы.
— Максим.
Он обернулся. Увидел её лицо и побледнел.
— Я всё знаю, — сказала Вера тихо, чтобы только он слышал. — Про Надю.
Максим уронил рубанок. Открыл рот, но не произнес ни звука.
— Срока давности по таким делам нет, — продолжила Вера. — Я в передаче слышала. Так что живи и бойся. Не дай Бог ты кого обидишь. Или еще что не то сделаешь. Это не прощение. Это отсрочка. И по делам ты заплатишь. На этом свете или на том — от тебя зависит.
Она развернулась и ушла. Максим стоял, не в силах пошевелиться. Руки тряслись, в ушах звенело. Он понимал: жизнь только что кончилась. Даже если его не посадят, он будет жить в клетке из страха.
В доме поселился страх. Он был везде — в скрипе половиц, в звуке захлопнувшейся двери, в шагах на крыльце.
Максим боялся каждого звонка в дверь. Ему казалось, что приехали. Сейчас будут вопросы, потом наручники, и всё. Надя в городе, но её найдут быстро. Она расскажет, и он сядет. Если сядет, в тюрьме его не ждет ничего хорошего. По таким статьям долго не живут.
Он боялся Веры. Она смотрела на него с таким презрением, что хотелось сквозь землю провалиться. А иногда он ловил её взгляд и видел там вопрос: «Когда?» Она ждала, что он совершит ошибку. Одну. И тогда она не промолчит.
Максим ходил по дому на цыпочках. Не спорил с тещей, выполнял все поручения тестя, носил Ирине то подушку поправить, то воды принести. Был идеальным зятем, идеальным мужем. Но внутри гнила пустота.
Ирина ничего не замечала. Она была погружена в беременность, в свои ощущения, в ожидание ребенка. Максим стал для неё фоном. Кто-то, кто приносит, подает, делает. Не человек. Функция.
Вера боялась по-другому. Она понимала: Максим здоровенный мужик. Ей двадцать два, ему двадцать семь. Он вдвое сильнее. Если захочет заставить её замолчать навсегда, справится легко. Несчастный случай, упала с крыльца, поскользнулась на льду. Кто проверять будет?
Она стала запирать дверь в свою комнату на ночь. Перестала оставаться с ним наедине. Когда он входил в кухню, она выходила. Они жили в одном доме, но старались не пересекаться.
Лидия Ивановна замечала напряжение, но списывала на характер Веры. Виктор Степанович лежал с больной спиной и вообще мало что замечал.
Максим и Вера молчали. Но молчание это было как нарыв. Оно зрело, наливалось гноем, рвалось наружу. Рано или поздно оно должно было прорваться.
Надя уехала. Написала письмо Андрею, что встретила другого. Тамара рыдала, но дочь не вернулась. Деревня гудела: «Вот ведь, не дождалась парня!» Андрей, говорят, запил после дембеля. Тамара осунулась, постарела за месяц.
А в доме Максима и Ирины всё тихо. Максим ходит на работу, приносит зарплату, помогает по хозяйству. Ирина родит скоро. Лидия Ивановна уже пеленки наготовила. Виктору Степановичу уколы делают. Вера устроилась на новую работу в районе, теперь ночует там чаще.
Всё как у всех. Нормальная семья. Только по ночам Максим не спит. Слушает тишину и вздрагивает от каждого шороха. А Вера, когда приезжает домой, старается быстрее уйти. Не смотреть в его сторону. Не думать о том, что она знает.
Они живут. Но это не жизнь. Это отсрочка казни. Для обоих. И никто не знает, когда она придет и в каком виде.