— Нам нужно продать квартиру. Бабушкину, — голос Алины дрогнул, но она упрямо смотрела на брата, вцепившись пальцами в ремешок дорогой сумки, которая выглядела неуместно рядом с его заляпанной спецовкой.
Кирилл медленно дожевал свой бутерброд, окинул сестру тяжёлым взглядом и отставил термос. Они сидели на скамейке в заводском сквере, где он обычно обедал. Алина подкараулила его у проходной. Выглядела она как всегда — слишком ярко, слишком нервно. Слишком осветлённые волосы, тщательно подведённые глаза, которые сейчас лихорадочно блестели.
— Ты в своём уме? — спокойно спросил он. Спокойствие это было напускным, внутри уже закипал глухой гул раздражения.
— У меня нет другого выхода! Кирилл, пойми, это вопрос жизни и... — она запнулась, подбирая слово, — благополучия.
— Чьего благополучия? Твоего? Или твоего этого... как его... Дмитрия? — он не хотел называть имени этого лощёного проходимца, от которого за версту несло дешёвыми духами и большими проблемами.
— Дима тут ни при чём! Это мои дела, мои ошибки. Я влезла в долги. Очень большие.
Кирилл усмехнулся безрадостно. Он знал, что этот день настанет. С того самого момента, как Алина, сияя, представила им своего нового избранника — «перспективного инвестора», который на деле оказался обычным аферистом, играющим на бирже чужими деньгами. Деньгами, которые Алина брала в кредит под своё честное имя.
— И теперь, значит, фамильное гнездо под нож? Чтобы покрыть твои «ошибки»? Продать квартиру бабушки, чтобы оплатить твои долги? Об этом и речи быть не может, — отрезал он, поднимаясь. Обеденный перерыв заканчивался.
— Кирилл, подожди! — она вскочила, хватая его за рукав. — Ты не понимаешь! Мне звонят, угрожают! Они опишут имущество! Моё! А потом и до тебя доберутся, мы же наследники!
— До меня они не доберутся, — он аккуратно, но настойчиво высвободил руку. — У меня нет долгов. А та квартира — это не просто квадратные метры. Это память. Там каждая трещинка на потолке, каждая скрипнувшая половица — это наше детство. Это бабушка. Ты хочешь продать её фотографии, её кресло, запах её пирогов, который, кажется, до сих пор там живёт?
Он специально ударил по самому больному. Алина побледнела.
— Не манипулируй! — выдохнула она. — Думаешь, мне легко? Я каждую ночь не сплю!
— А я каждую смену у станка вкалываю. Чтобы у моей семьи всё было. У Светы, у Пашки. А не для того, чтобы какой-то хлыщ на твои деньги в ресторанах кутил. Разговор окончен, Алина. Ищи другой выход.
Он развернулся и пошёл к проходной, не оборачиваясь. За спиной раздался сдавленный всхлип, но он не остановился. Жалость к сестре боролась в нём с брезгливостью и злостью. Он любил её, свою младшую, взбалмошную сестру. Но её инфантильность и вечная погоня за красивой жизнью, за которую должны были платить другие, выводили его из себя.
Вечером дома он всё рассказал жене. Света слушала молча, помешивая суп на плите. Она была полной противоположностью Алины — спокойная, рассудительная, с тёплой улыбкой и умными глазами. Она никогда не лезла в отношения Кирилла с его семьёй, но её мнение всегда было для него важным.
— И что ты собираешься делать? — спросила она, когда он закончил. В её голосе не было ни осуждения, ни паники.
— Ничего. Я сказал ей «нет». Это её проблемы, пусть сама решает. Взрослая девочка.
— Она твоя сестра, Кирилл.
— И что? Я должен выкинуть на ветер память о бабушке? Квартиру, в которую она всю душу вложила? Ради чего? Чтобы Алина через год снова вляпалась в какую-нибудь историю? Мы с тобой на свою квартиру копим, каждую копейку откладываем, чтобы Пашке было где развернуться, когда подрастёт. А я должен всё это отдать?
Света вздохнула и выключила плиту. Подошла к нему, положила руки на плечи.
— Я не говорю, что ты должен отдавать. Но и просто отмахнуться не получится. Она ведь не отстанет. Ты же её знаешь. Будет давить на жалость, на маму...
Как в воду глядела. Через два дня к ним приехала мать, Тамара Петровна. Постаревшая, с вечной тревогой в глазах. Она не стала начинать разговор с порога. Села пить чай, расспросила про внука, про работу. И только потом, когда Света ушла с Пашкой в детскую, она тихо сказала:
— Кирилл, Алинка совсем с ума сходит. Плачет целыми днями. Говорит, её в тюрьму посадят.
— Мам, никто её не посадит. Это гражданский иск, а не уголовное дело. Максимум — приставы и опись имущества. А у неё из имущества — половина бабушкиной квартиры. И куча шмоток, — жёстко ответил он.
— Но это же позор какой... Что люди скажут? И девочка пропадёт. Может, и правда... продать? Деньги поделите. Ей на долги, а тебе... тебе тоже что-то останется.
Кирилл посмотрел на мать. Она смотрела на него с мольбой. Она всегда жалела Алину больше. Может, потому что младшая, потому что казалась ей слабее.
— Мам. Я не продам эту квартиру. Это не обсуждается. Это память о бабушке. Это единственное, что у нас осталось от нашей старой жизни, от нашего детства. Алина свой выбор сделала, когда связалась с этим... человеком. Пусть теперь несёт ответственность.
— Ты такой жестокий стал, сынок, — покачала головой Тамара Петровна.
— Нет, мам. Я просто повзрослел. В отличие от некоторых.
Разговор был тяжёлым, и после ухода матери на душе у Кирилла остался неприятный осадок. Он чувствовал себя предателем, но отступить не мог. Это было делом принципа.
Через неделю Алина перешла в наступление. Она позвонила ему на работу и истеричным шёпотом сообщила, что «эти люди» приходили к ней домой.
— Они сказали, что если я не найду деньги, они найдут другие способы их получить! — рыдала она в трубку. — Кирилл, я боюсь!
— Какие способы? Конкретно, что они сказали? — пытался добиться он.
— Я не помню! Они так смотрели... так говорили... Намекали на тебя, на Свету, на Пашку!
Кирилл похолодел. Одно дело — пустые угрозы в адрес сестры-должницы, и совсем другое — его семья.
— Адрес конторы дай. Или телефон. Я сам с ними поговорю.
— Нет! Не надо! Ты всё испортишь! Они звери! Просто дай согласие на продажу, я тебя умоляю! Мы всё быстро сделаем, я отдам деньги и всё закончится!
Но Кирилл ей уже не верил. Вечером он сам нашёл в интернете название микрофинансовой организации, где Алина набрала кредитов. Отзывы были ужасающими, но всё в рамках закона. Давление, звонки, психологические атаки. Никакого криминала. Она снова преувеличивала, играла на его нервах.
В выходные он решил съездить в ту самую квартиру. Просто побыть там, в тишине. Открыл дверь своим ключом и замер на пороге. В нос ударил незнакомый, приторный запах мужского парфюма. На вешалке в прихожей висела чужая кожаная куртка. А из комнаты доносились смешки Алины и мужской баритон.
Он не стал заходить. Тихо прикрыл дверь и спустился по лестнице, чувствуя, как внутри всё каменеет. Так вот как она боится и не спит ночами. Прячется от «зверей» в объятиях того, кто и загнал её в эту яму.
На следующий день он поменял тактику. Позвонил Алине сам.
— Я подумал, — сказал он ровным голосом. — Я готов обсудить вариант с квартирой. Но у меня есть условия.
На том конце провода воцарилась радостная тишина.
— Какие? Я на всё согласна! — защебетала Алина.
— Во-первых, мы встречаемся у нотариуса. Вместе. Во-вторых, никаких риелторов с твоей стороны. Я найду сам, проверенного человека. В-третьих, все деньги от продажи поступают на специальный счёт, и оттуда уже гасятся твои долги. Все до копейки. Под моим контролем.
— Зачем такие сложности? — напряглась Алина. — Дай мне просто согласие, я сама всё сделаю.
— Нет. Только так. Иначе — забудь.
Она помолчала, видимо, советуясь с кем-то. На заднем плане Кирилл услышал недовольный мужской шёпот.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Я согласна.
Они договорились встретиться через неделю. Кирилл действительно нашёл риелтора через знакомых — пожилую, строгую женщину, которая сразу поняла всю подоплёку дела. Она быстро оценила квартиру, назвав сумму, которая была значительно выше, чем ожидал Кирилл. Квартира была в старом, но добротном кирпичном доме в хорошем районе.
— Не продешевите, молодой человек, — сказала она ему наедине. — Место золотое. А сестрица ваша, похоже, готова за бесценок отдать.
В день встречи у нотариуса Алина пришла не одна. С ней был Дмитрий. Высокий, самодовольный, в дорогом костюме, который сидел на нём так, будто он в нём родился. Он протянул Кириллу руку. Кирилл проигнорировал этот жест.
— А вы тут зачем? — спросил он прямо. — Сделка касается только нас с сестрой.
— Я представляю интересы Алины, — с улыбкой ответил Дмитрий. — Она мне доверяет.
— А я — нет, — отрезал Кирилл. Он посмотрел на сестру. — Алина, я же сказал: только мы вдвоём.
— Дима мне помогает! Он лучше в этом разбирается! — заканючила она.
— Отлично. Тогда пусть он и выплачивает твои долги. До свидания.
Кирилл развернулся, чтобы уйти.
— Стой! — крикнула Алина. Она подбежала к нему, а Дмитрий остался стоять у входа, на его лице играл желвак. — Хорошо, хорошо! Как ты скажешь! Только не уходи!
В кабинете нотариуса Кирилл ещё раз чётко проговорил все условия. Риелтор с его стороны, полный контроль над финансами. Алина сидела, поджав губы, и кивала. Когда нотариус начал зачитывать документы, она то и дело бросала испуганные взгляды в коридор, где её ждал Дмитрий.
После подписания предварительных бумаг Кирилл вышел на улицу. Дмитрий тут же подошёл к нему.
— Послушай, парень, — начал он снисходительно. — Не надо лезть не в своё дело. Алина сама разберётся. Ты просто тормозишь процесс. Нам нужны деньги быстро.
— «Нам»? — переспросил Кирилл, глядя ему прямо в глаза. — Это тебе нужны деньги. А она — просто удобный инструмент.
— Ты не понимаешь, в какие игры играешь, — процедил Дмитрий, теряя свой лоск.
— Это ты не понимаешь. Это моя семья. И моя квартира. И я не позволю всяким проходимцам её разбазаривать. А теперь отойди, от тебя несёт обманом.
Он прошёл мимо, оставив Дмитрия с искажённым от злости лицом.
Процесс продажи затянулся. Риелтор Кирилла не спешила, искала лучшего покупателя. Алина звонила каждый день, требуя ускориться. Говорила, что кредиторы снова активизировались. Но Кирилл был непреклонен.
Однажды вечером, вернувшись с работы, он нашёл в почтовом ящике письмо. Официальное уведомление. О том, что Алина подала в суд на определение порядка пользования квартирой и принудительную продажу её доли.
Это был удар ниже пояса. Она не стала ждать. Она пошла против него официально, через суд. В ту же ночь он не спал. Сидел на кухне и смотрел в темноту. Света села рядом, обняла его.
— Она это не сама, — тихо сказала она. — Это он её научил.
— Какая разница? — глухо ответил он. — Она это сделала. Поставила подпись.
— И что теперь?
Кирилл долго молчал. Потом поднял на жену глаза. В них была холодная решимость.
— Теперь — война. Я выкуплю её долю.
— Кирилл, у нас нет таких денег! Мы же копим...
— Возьму кредит. Потребительский. Продам машину. Займу у ребят на работе. Но я выкуплю эту долю. Я не пущу в бабушкин дом чужих людей. И не дам ей ни копейкой больше, чем положено по закону.
Это были самые сложные месяцы в его жизни. Он действительно продал свою старенькую, но любимую машину. Взял большой кредит в банке. Занял денег у друзей. Света его полностью поддержала. Она сняла все их накопления.
— Потом заработаем, — сказала она твёрдо. — А семья — это сейчас.
Суд назначил независимую оценку. Сумма оказалась приличной, но подъёмной для Кирилла, собравшего все свои ресурсы. В день финального заседания Алина сидела на скамье напротив, рядом с ней — адвокат, которого, очевидно, нанял Дмитрий. Она не смотрела на брата. Её лицо было чужим и враждебным.
Когда судья объявил решение о том, что Кирилл имеет преимущественное право выкупа доли сестры по оценочной стоимости, она даже не шелохнулась. Деньги перевели на её счёт через службу судебных приставов, откуда они тут же ушли на погашение долгов.
После заседания Кирилл ждал её в коридоре. Она вышла, и он шагнул ей навстречу.
— Всё. Ты получила, что хотела, — сказал он тихо, без злости. Только с бесконечной усталостью.
Алина подняла на него глаза. В них не было ни радости, ни облегчения. Только пустота.
— Да, — прошептала она. — Получила.
Она прошла мимо, не оглядываясь. В конце коридора её ждал Дмитрий. Он взял её под руку, что-то быстро сказал и увлёк за собой к выходу. Кирилл смотрел им вслед, пока они не скрылись за дверью. Он только что потерял сестру. Окончательно.
Вечером он поехал в ту квартиру. Теперь она была полностью его. Он вошёл внутрь, и его окутала знакомая с детства тишина. Пахло пылью и старым деревом. Приторный запах парфюма Дмитрия выветрился.
Он прошёл в большую комнату, провёл рукой по резной спинке бабушкиного кресла. Сел в него. Кресло привычно скрипнуло. Из окна был виден старый тополь, который они с Алиной сажали вместе с дедом много лет назад.
Он отстоял эту крепость. Эту память. Но победа была горькой. Он сидел один в пустой квартире, заплатив за неё не только деньгами, но и частью своей собственной души. Он сохранил прошлое, но разрушил настоящее. И никакого примирения впереди уже не предвиделось. Только глухая стена между ним и сестрой, которую они оба построили своими руками.