Детский смех, похожий на звон колокольчиков, разлетался по пустому дому, отражаясь от старых стен и создавая причудливую мелодию. Лёгкие шаги и тихий шёпот слышались отовсюду, хотя дом был пуст, словно мёртв. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пыльные окна, рисовали на полу причудливые узоры, в которых, казалось, двигались тени.
Двор быстро зарастал сорной травой, которая пробивалась сквозь потрескавшийся асфальт. Тишина повисла над двором дома номер один на улице Липовой. Старый забор покосился, а калитка скрипела при малейшем порыве ветра, будто жалуясь на свою судьбу.
Дом стоял в начале улицы, его серые стены, увитые плющом, хранили мрачные тайны. В конце огорода начинался настоящий лес — тёмный и загадочный, где даже днём было сумрачно и тихо. Старые яблони, растущие возле дома, склоняли свои ветви к земле, будто пытаясь заглянуть в окна.
Старую хозяйку похоронили неделю назад. Похороны были одинокими и грустными. Родня не приехала — они давно забыли о существовании старушки, жившей в этом уединённом месте. Соседи организовали похороны и скромные поминки в доме покойницы. После этого все тихо разошлись, дом заперли и постарались забыть о его существовании.
Но дом не хотел быть забытым. Он хранил в своих стенах тайны, которые не могли быть раскрыты. И теперь, когда последние следы жизни исчезли, дом словно ожил, наполнившись звуками, которые не могли принадлежать этому миру.
Старые часы на стене продолжали тикать, хотя их давно не заводили. Пыльные занавески шевелились, словно от лёгкого ветерка, хотя окна были закрыты. И детский смех всё ещё раздавался в пустых комнатах, напоминая о чём-то давно забытом, но не ушедшем навсегда.
**
Потрёпанная «десятка» остановилась у поселкового магазина. Женщина лет тридцати с короткой стрижкой в спортивном костюме выбралась из салона и направилась внутрь. Магазин оказался современным, с широким ассортиментом. Набрав полную корзину продуктов, она подошла к кассе.
Кассир, уставшая женщина средних лет, пробивала товар, не обращая внимания на покупательницу.
— О, вы к кому-то в гости? — наконец, улыбнувшись, спросила она.
— С чего вы взяли? Может, мы местные? — удивилась покупательница.
— Я всех местных знаю в лицо, а вас не видела. Да и наши столько деликатесов за раз не берут, — кивнула она на ленту, заваленную продуктами.
— Ну, вообще-то в детстве мы здесь часто бывали, вот и приехали снова.
— Сейчас не лето, сентябрь на дворе. А чьи будете? — продолжала расспрашивать кассир. Ей было очень любопытно, ведь поговорить с подругой будет что.
— Тань, ты меня правда не узнала? — прищурилась покупательница.
— Нет, — растерялась кассир.
— Я Маша, а мой брат Ванька в машине. Мы внуки бабы Стаси.
— Так она померла два месяца как, — пробормотала Татьяна. — Господи! Это и правда вы? Приехали всё-таки!
Через пять минут Татьяна уже тараторила без остановки о похоронах, поминках и том, как бабка их ждала.
— Мы поедем, ещё дом в порядок привести надо. Была рада видеть.
— Так вы хату продавать будете?
— Пока не знаем. Сейчас сами поживём, в порядок приведём.
— Не боитесь?
— Чего?
— Ай, ну ладно тебе прикидываться! — махнула рукой Таня. — Сама знаешь.
— Ладно, пора мне.
Мария подхватила пакеты и вышла к машине. Брат помог погрузить их в багажник.
— Думал, тебя украли, — буркнул он.
— Да там Танька оказалась. Помнишь её? Тети Шуры дочка. В детстве мы вместе играли.
— Не помню.
— Ну ладно. Поехали.
Через несколько минут машина остановилась у ворот дома, где прошло их детство.
**
Мария и Иван в детстве часто проводили время в посёлке у бабушки. Анастасия, баба Стася, была матерью их отца. Родители много работали, поэтому дети практически росли у бабушки. Когда Маше было десять, а Ване восемь, их насовсем забрали в город. Потом они пару раз приезжали с родителями, и всё. Маша знала, что родители сильно поругались с бабушкой и перестали привозить детей. В чём суть конфликта была, Маша так и не узнала.
Несколько лет назад заболел отец, рак. Сгорел за считанные месяцы. Бабушка приезжала на похороны, но получилось плохо. Мать Маши чуть ли не силой выгнала старуху, крича о том, что она сына сгубила. Вышла отвратительная сцена у гроба. Бабушка молча ушла.
Мать заболела через полгода после отца и так же быстро сгорела. После похорон Маша ушла с головой в работу, Иван тоже старался забыться. Бабушке они не сообщили. Сначала было не до того, а потом просто забыли.
Прошло время, Маша стала часто вспоминать бабушку и детство.
— Мне бабушка снилась, — как-то сказал брат за ужином. Они до сих пор жили вместе, с личной жизнью не складывалось ни у одного из них.
— Мне тоже. Так странно. Интересно, жива ли она? Лет-то ей много.
— Мы сволочи.
— В смысле?
— Бросили старуху одну, хороши внуки.
— Может, съездим?
— Давай.
Но поездка снова и снова откладывалась, хотя они честно собирались. Однажды Маша достала из почтового ящика письмо от соседки. Бабушка умерла больше месяца назад.
— Не успели, — тихо сказала она, протягивая брату письмо.
Он молча кивнул. Через пару дней они выехали в деревню. С работой проблем не возникло: Иван работал на себя, чинил технику, а Маша была дизайнером, делала сайты и личные страницы.
**
Дом, казалось, ждал их. Несмотря на внешнюю запущенность, внутри было тепло и светло. Мебели почему-то было немного, но вся старая, добротная. Иван занимался двором, а Маша убиралась в доме. Соседка стала первой гостьей в доме после приезда брата с сестрой.
— Приехали всё-таки, — с какой-то злобой проговорила соседка.
Маша её помнила — тётя Клава жила через два дома и, вроде как, дружила с бабушкой.
— Раньше не могли, не знали. Проходите, — пригласила Маша.
— Может, и правильно, что не успели, — вздохнув, сказала тётя Клава. — Ты на меня не сердись. Мы-то Стешку похоронили.
— Мы возместим расходы, скажите только сколько.
— Ой, да ладно уж. Главное, чтоб мирно лежала бабка твоя.
— В смысле?
— Да так, болтаю по-стариковски.
Когда соседка ушла, Маша рассказала всё брату. Тот только посмеялся, мол, деревенские сплетни и предрассудки.
Первая ночь прошла спокойно. На вторую ночь случилось странное.
Детский смех раздался в полной тишине в бывшей спальне бабушки. Как будто ребёнок лет пяти звонко заливался смехом. Маша проснулась и прислушалась. Смех повторился, а потом послышался звук, будто резиновый мяч отскакивает от пола.
Маша медленно подкралась к спальне и заглянула. Никого. Лунный свет заливал спальню, только шкаф оставался в тени. Дверь шкафа слегка приоткрыта. Вдруг смех раздался совсем рядом. Женщина от неожиданности отпрянула и споткнулась.
— Что за чёрт! — прошептала испуганно Мария.
— Маш, ты чего там ползаешь? — Брат привстал с дивана. Они спали в одной комнате, как и в детстве — она на кровати, он на старом диване.
— Там кто-то был, — она указала на спальню.
— Кто?
— Ты слышал смех? Ребёнок смеялся.
— Машка, не дури, нет там никого и не было. Тебе просто приснилось.
— Ага.
Мария вышла на улицу и, укутавшись в плед, села на лавку во дворе. Холодный осенний ветер трепал листья на деревьях, а туман окутывал землю, создавая призрачные силуэты. Так она и встретила туманное утро, прислушиваясь к каждому шороху.
**
Через три дня Ивану пришлось срочно вернуться в город по работе. Маша осталась одна. В то утро она проводила брата и решила прогуляться к реке, где когда-то училась плавать. В посёлке уже все знали, что внуки бабы Стеши приехали. Пока она шла, встретила пару местных жителей, спешивших по своим делам. Маша вежливо поздоровалась.
На реке никого не было, кроме одинокого рыбака у кромки воды. Маша стояла у воды, погрузившись в воспоминания.
— Машка, ты чего тут бродишь? — раздался голос за спиной.
За спиной стоял рыбак — мужчина лет шестидесяти пяти, в руках держал ведро и удочку. Маша сразу узнала его.
— Дядя Миша! Какая встреча! Я вас помню. А как вы меня узнали?
— Ну ты на свою бабушку в молодости очень похожа, прям копия. Сначала даже подумал, что Анастасия. — Дядя Миша перекрестился.
— Да, так вышло, мы не смогли приехать раньше.
— А ты с Ванькой?
— Да, но он сегодня уехал по делам.
— Одну значит оставил. — Старик задумчиво почесал небритый подбородок. — Плохо.
— Что происходит? Все какими-то загадками говорят. От чего умерла бабушка?
— Пойдём ко мне, позавтракаем да поболтаем.
Дядя Миша шёл быстрым шагом, Маша за ним едва поспевала. Вскоре она уже сидела за столом, от еды она отказалась, а вот от чая с малиной не смогла.
— Хорошо, что вы не приезжали. Бабка твоя умерла, потому что пришёл её час.
— Мы давно не приезжали. Знаю, что мама с бабушкой сильно поругались.
— Отец твой тоже поругался с матерью. Скандал тогда весь посёлок слышал. Вас увезли и больше не привозили. Ты что-нибудь помнишь из детства?
— Что именно? Хорошо было.
— А людей чужих помнишь? К бабушке приходил кто-нибудь?
Маша напрягла память и кивнула.
— Вот поэтому родители вас и забрали.
— Вы обещали рассказать всё, а говорите загадками. Тут прям заколдованная деревня. — усмехнулась Маша.
— Мой тебе совет. Собирай вещи и уезжай, хату на продажу из города выставишь. И никогда не приезжайте сюда.
— Я ещё у бабушки на могиле не была.
— А зачем тебе туда? Честь по чести похоронили.
— Да что происходит! — рявкнула Маша, теряя терпение.
**
Анастасия с детства была не такой, как все. Её бабушка была талантливой лекаркой, травницей. Многие болезни лечила, в войну только благодаря ей многие выжили. Лекарств-то не было, а смертность высокая была.
У прабабки твоей дочка была — Лида, только талантов у неё не было, лишь гульки в голове. От кого Настю родила, не призналась, в год бабке подкинула и сбежала. Настя росла с бабушкой. Только пошла она в лекарстве намного дальше.
Подробностей не знаю, только после смерти бабушки Настя встала на её место. Лечила она тяжёлые болезни, смертельные раны. Пошепчет что-то, а к утру больной здоров.
Я два случая хорошо помню. Один раз мальчишки с тарзанки прыгали в реку. Один пацанёнок неудачно прыгнул, головой об камень ударился и под воду ушёл. Когда вытащили его, голова в крови, почти не дышит. К Насте его принесли. Она попросила всех выйти, осталась одна с ребёнком. Через пару часов позвала мать мальчика. Ребёнок сидел на кровати, с жадностью пил молоко и улыбался. Рана на голове затянулась. Единственное — рубашки не было, но внимания никто не обратил. А через сутки умер другой мальчик, сирота, никому не нужный. Мальчик больной был, жил у тётки из милости. Так что по нём слёзы никто не лил.
А второй случай произошёл со мной лично. Лет мне уже двадцать было, на танцы пошёл. Настя в то время уже замужней была. На танцах драка случилась, и меня ножом порезали. Как сейчас этот жуткий огонь помню. В тот момент понял — не жилец я.
Друзья принесли меня к дому Насти, еле достучались. Муж её открыл дверь, Настя согласилась помочь. Помню, как меня в сарай принесли, на лавку уложили. Кровь с меня хлещет, я почти сознание теряю. Настя рубаху с меня сняла, раны промыла. Потом при свече что-то написала в тетрадку и стала надо мной шептать. От её шёпота голова кружилась ещё больше. Приятное тепло по телу растекалось, я в забытьё впал. А когда в себя пришёл — чувствую себя прекрасно, только немного замёрз. Рубаху так и не нашёл. Деньги Настя не взяла, мать моя потом продуктов им принесла. Через день помер тот, кто меня ножом пырнул. Парень был горячим, выпить любил, боялись его в посёлке.
Тогда-то ни я, никто эти смерти не связывал. Время шло, Настя уже стала бабушкой.
Ты, наверное, не помнишь, но когда тебе было лет пять, ты едва не погибла. История повторилась. Ты выжила, а девочка твоих лет утонула в колодце.
Дядя Миша замолчал, глядя в окно, где сгущались сумерки.
— После этого случая родители твои и забрали вас. Понимали, что происходит что-то неладное. А твоя бабушка… она была сильной. Слишком сильной. Многие шептались, что её дар — не от Бога.
Маша слушала, чувствуя, как холодеет внутри.
— А что было с теми, кого она лечила? — тихо спросила она.
— Кто-то жил, кто-то… уходил. Всегда находился тот, кто платил за чужое спасение. Понимаешь?
Михаил замолчал, отвернувшись к окну. Маша пыталась переварить информацию. Поверить в такую историю было сложно.
— И что она делала? Я не понимаю.
— Она перекладывала болезни на других. На тех, кого считала обречёнными.
— А вы откуда знаете?
— Знаю. Откуда — не важно.
— Трудно в это поверить. Мои родители резко заболели раком и один за другим ушли. Неужели они знали правду о бабушке?
— Не думаю, что бабушка твоя на сына родного переклад делала. Но то, что сын узнал — точно. Поэтому вас и увезли.
— Я слышала смех в доме. Детский.
— Тебе нужно уехать. Бабка до последнего вас ждала. Уходила она жутко. Да, час её настал, но вот грехи не пускали.
— Но она всё-таки умерла.
— Умерла. Помогли ей уйти.
Внезапно за окном промелькнула тень. Маша вздрогнула, обернувшись. В сгущающихся сумерках очертания предметов теряли чёткость, словно растворяясь в темноте.
— Кто помог? — прошептала она, чувствуя, как холод пробирает до костей.
— Те, кто знал правду. Те, кто понимал, что её дар — это не благословение, а проклятие.
В комнате стало темнее. Тени удлинились, словно пытаясь дотянуться до них. Где-то вдалеке завыла собака, добавляя мрачности и без того гнетущей атмосфере.
— А что с её дневником? — спросила Маша, вспомнив историю с тетрадью.
— Сгорел вместе с сараем. Говорят, сама она его подожгла. Боялась, что попадёт в чужие руки.
Маша встала. Холод пронизывал до костей, хотя печка ещё хранила тепло. Она чувствовала, как тяжесть правды давит на плечи. Теперь она знала слишком много, но вопросов стало только больше.
— Спасибо за чай, дядя Миша. Я… подумаю над вашими словами.
— Подумай, деточка, подумай. И помни — не всё то добро, что кажется таковым.
Когда Маша вышла из дома, небо уже окрасилось в багровые тона. Ветер гнал опавшие листья, а лес впереди казался чёрной стеной, хранящей свои мрачные тайны.
Она шла к дому, прислушиваясь к каждому шороху. В ушах всё ещё звучали слова дяди Миши, а в памяти всплывали детские воспоминания. Теперь детский смех, доносившийся из бабушкиной спальни, обретал новый, пугающий смысл.
Добравшись до дома, Маша остановилась у порога. В окнах не горел свет, хотя она точно помнила, что оставила лампу включённой. Тишина казалась оглушительной, а воздух — тяжёлым и вязким.
Медленно открыв дверь, она вошла внутрь. В доме было тихо, слишком тихо. Только где-то в глубине дома слышалось лёгкое шуршание, словно кто-то или что-то двигалось в темноте…
Маша осторожно переступила порог дома. В помещении царила неестественная тишина, нарушаемая лишь едва уловимым шорохом. Свет, который она оставила включённым, погас, погружая комнаты в полумрак.
Женщина достала телефон и включила фонарик. Луч света выхватывал из темноты знакомые с детства предметы, но сейчас они казались чужими и угрожающими.
— Есть здесь кто-нибудь? — голос прозвучал слишком громко в пустой тишине дома.
Ответа не последовало, но шорох стал отчётливее. Он доносился из бабушкиной спальни. Той самой комнаты, где Маша уже слышала детский смех.
Собрав всю свою смелость, она направилась к двери. Ручка повернулась с противным скрипом. В комнате было темно, лишь слабый свет луны проникал через окно, рисуя на полу причудливые узоры.
Шкаф, тот самый шкаф, стоял приоткрытый. Внутри было пусто, но Маше показалось, что она видит движение. Что-то белое мелькнуло в темноте.
Внезапно смех раздался снова — звонкий, детский, издевательский. Он эхом отражался от стен, становясь всё громче и громче.
Маша отступила назад, но что-то холодное коснулось её руки. Она резко обернулась, но за спиной никого не было. Только на стене виднелся силуэт маленькой девочки, нарисованный лунным светом.
Силуэт начал двигаться, приближаясь к ней. Маша попятилась, споткнулась о порог и упала. В этот момент смех достиг апогея, а затем резко оборвался.
В комнате стало тихо. Очень тихо. Только дыхание Маши эхом отражалось от стен.
Она медленно поднялась, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Нужно было убираться отсюда. Немедленно.
В голове крутились слова дяди Миши: «Не всё то добро, что кажется таковым».
В этот момент в окне мелькнула белая тень. Маша резко обернулась, но увидела лишь своё отражение в стекле.
Собрав последние силы, она выбежала из дома. Захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.
**
До утра Маша просидела на улице, не решаясь войти в дом. К дяде Мише она не пошла — не хотела беспокоить старика. Вместо этого она решила проверить одну догадку.
В бывшей спальне бабушки стоял большой сундук. Маша помнила, как в детстве боялась его, чувствуя исходящую от него необъяснимую тревогу. Теперь же она подошла к нему с решимостью.
На сундуке висел ржавый замок. Пара сильных ударов — и он повис на дужке. Внутри оказались аккуратно сложенные вещи: мужская рубашка с бурым пятном, детская футболка, платье, платок, носки и другие предметы одежды. Все они были чужими.
На самом дне лежала старая тетрадь. Маша невольно зажала нос — от неё исходил отвратительный запах, словно от свежевырытой могилы.
Захватив тетрадь, она устроилась на кухне. Это оказался не дневник, а своего рода гроссбух. Старая Стеша записывала в нём всех, кому помогла, и на кого переложила болезнь или беду. Десятки имён заполняли страницы.
Каждая запись содержала:
- Имя больного
- Диагноз
- Дата исцеления
- Имя того, кто «принял» болезнь
Маша в ужасе захлопнула тетрадь. Теперь стало понятно, почему соседка встретила их с такой злобой — бабушка спасла её дочь, но ценой жизни родной сестры Клавдии.
Дрожащими руками она перелистывала страницы, узнавая знакомые имена односельчан. Многие из тех, кто «принял» болезнь, уже ушли из жизни.
В тетради также были записи о ритуалах, ингредиентах и формулах. Некоторые страницы были исписаны на неизвестном языке, другие содержали странные символы и схемы.
Осознание пришло внезапно: дар бабушки был не благословением, а страшным проклятием. Она спасала одних, убивая других. И теперь этот дар мог перейти к ней, Маше.
Она вспомнила детский смех в доме. Возможно, это были души тех, кто заплатил своей жизнью за чужое исцеление. Они до сих пор не могли найти покой.
Маша приняла решение: нужно вызвать брата и вместе решить, как поступить с этим наследием, которое оказалось страшнее любого кошмара
**
Маша с трудом дозвонилась до брата, умоляя его приехать как можно скорее. Только после этого она немного успокоилась. Ваня обещал быть утром, но это означало, что ей предстояло пережить ещё одну кошмарную ночь в доме. Ночевать на улице не было возможности — с утра зарядил холодный дождь, барабаня по окнам. Она подумывала попроситься к дяде Мише, но так и не решилась тревожить старика.
Света в доме не было, хотя пробки оказались в полном порядке. В кухонном ящике Маша нашла несколько толстых свечей, чьи восковые бока казались неестественно холодными. Зажжённые свечи она расставила по всему дому, но что делать дальше — не знала. Молитв она не помнила, а в голове была только звенящая пустота.
Дом словно наполнился живой, осязаемой тьмой. Свет свечей не достигал тёмных углов, создавая причудливые, искажённые тени, которые, казалось, двигались самостоятельно. Тяжёлый запах разложения усиливался с каждой минутой, проникая в лёгкие, словно пытаясь задушить.
Маша открыла первую книгу с полки и начала читать, не понимая смысла слов. Только на пятой странице она осознала — это старинная книга заговоров, написанная кривым почерком, местами выцветшая от времени.
— Эх, понимать бы, о чём тут ещё пишут. Может, и есть здесь отгадка, — бормотала она, дрожащими руками листая страницы, чувствуя, как холод пробирает до костей.
Её взгляд упал на разделы, написанные кровью:
- «Очистить дом от злых духов»
- «Освободить запертые души»
- «Переклад болезни»
Прочитав заклинание, Маша поняла — именно это использовала бабушка в своих тёмных делах. Но она пошла дальше: чтобы болезни и беды не вернулись, она хранила вещи больных, привязывая к ним души тех, на кого перекладывала недуги. Если уничтожить или сжечь эти вещи — болезни вернутся. Но что же теперь делать?
Внезапно свеча в бабушкиной спальне с оглушительным треском погасла, словно кто-то невидимый задул её. Одна за другой гасли и другие свечи, оставляя дом во мраке. Маша лихорадочно чиркала спичками, но они не загорались, будто сама тьма поглощала огонь. Через мгновение дом погрузился в кромешную тьму, такую густую, что её можно было потрогать руками.
В кармане куртки она нащупала зажигалку, которую носила с собой с юности. Чиркнула колёсиком — свеча вспыхнула, но пламя было слабым, дрожащим, будто испуганным. Она медленно подняла свечу выше, и то, что она увидела, заставило её сердце остановиться.
Они были там, стояли вокруг неё — призрачные фигуры, полупрозрачные, но ужасающе реальные. Взрослые и дети, их глаза светились неестественным зелёным светом, а одежда была той самой — из сундука. Маша отступила к стене, чувствуя, как холод проникает в самое сердце, как тысячи ледяных игл пронзают её тело.
В этот момент она поняла — нужно действовать. Нельзя ждать до утра. Эти души ждали освобождения слишком долго, и теперь они пришли за ней. Но как это сделать, она не знала. Книга заговоров лежала раскрытой на столе, словно указывая путь, но слова казались бессмысленным набором символов.
Собрав всю свою смелость, Маша подняла свечу выше, чувствуя, как руки трясутся, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Она начала читать древние слова, надеясь, что это поможет освободить заточенные души и очистить дом от тёмного наследия бабушки. Но с каждым произнесённым словом призраки приближались, их глаза светились всё ярче, а шёпот становился громче, превращаясь в жуткий хор:
— Освободи нас… Освободи нас… Освободи нас…
Их руки тянулись к ней, холодные, прозрачные, но такие реальные в свете дрожащего пламени свечи. Маша отступала, пока не упёрлась спиной в стену. Теперь они были повсюду — перед ней, за спиной, над головой. И в этот момент она поняла, что открыла не просто ящик Пандоры — она выпустила древнее зло, с которым не могла справиться.
Их призрачные пальцы почти касались её кожи. Маша чувствовала, как холод пробирает до самых костей, как волосы встают дыбом от их ледяного дыхания, пахнущего тленом и могилой.
— Освободи нас! — хором кричали призраки, их голоса сливались в единый пронзительный вой, от которого лопались барабанные перепонки.
Свеча в её руках дрожала, готовая вот-вот погаснуть. Маша в отчаянии схватила книгу заговоров, страницы которой шевелились сами по себе, словно живые. Внезапно её взгляд упал на страницу, написанную кровью — ритуал освобождения душ.
Собрав остатки сил, она начала читать слова, чувствуя, как тьма вокруг сгущается до абсолютной черноты. Призраки отступили на шаг, их фигуры стали более прозрачными, но их глаза горели всё ярче.
— Души заточенные, болью связанные, кровью оплаченные… — голос Маши звучал всё твёрже с каждым словом, но внутри неё росла тёмная сила, пробуждающаяся от долгого сна.
В ответ призраки завыли, их фигуры задрожали, а из их ртов потекла чёрная жидкость. Свеча в её руках вспыхнула ярче, осветив комнату неестественным голубоватым светом, от которого кожа покрывалась мурашками.
— Я, потомок крови древней, властью данной освобождаю вас… — продолжала она, чувствуя, как сила наполняет её, но вместе с ней приходит и жажда — жажда чужой боли, чужих страданий.
Один за другим призраки начали растворяться в воздухе, их крики становились тише, но маленькая девочка в белом платье не исчезала. Её глаза пылали зелёным огнём, а улыбка становилась всё шире.
— Ты не можешь уйти! — воскликнула девочка, её голос звучал как тысячи голосов одновременно. — Ты следующая в цепи! Твоя кровь — наша кровь! Твоя сила — наша сила!
Маша почувствовала, как дар бабушки пробуждается в ней — тёмная, древняя сила, жаждущая новых жертв, стремящаяся вырваться наружу. Она поняла, что должна сделать выбор: принять эту силу или уничтожить её раз и навсегда.
Схватив тетрадь, она выбежала во двор, где дождь лил как из ведра, смывая тьму с земли, но не с её души. Маша разложила тетрадь на старом пне и достала зажигалку, чувствуя, как призраки следуют за ней.
— Пусть уйдёт зло, пусть освободятся души! — прошептала она, поджигая страницы, но огонь не хотел разгораться.
Призраки наступали, их руки тянулись к тетради, пытаясь спасти свои записи, свои души. Но Маша, собрав всю свою волю, закричала:
— Гори!
Огонь вспыхнул ярко, пожирая записи, хранящие секреты тёмного искусства. Призраки, один за другим, растворялись в воздухе, их крики затихали в агонии. Даже маленькая девочка исчезла, напоследок одарив Машу взглядом, полным благодарности и… чего-то ещё.
Когда последняя страница превратилась в пепел, дождь внезапно прекратился. Над домом взошла луна, освещая мирный пейзаж, но Маша знала — мирным он был только снаружи.
Она вернулась в дом, чувствуя, как тяжесть уходит, но вместе с ней уходит и что-то ещё — тёмная сила, которая могла стать её судьбой. Она знала — дар бабушки уничтожен, цепь прервана, но цена была высока.
На следующее утро приехал Ваня. Маша рассказала ему всё, каждое слово, каждый ужас, который она пережила. Вместе они решили продать дом и начать новую жизнь, но, прежде чем уехать, Маша навестила могилу бабушки.
Теперь, годы спустя, Маша живёт в городе, вдали от тёмного прошлого. Она больше не слышит детский смех по ночам, но иногда, закрывая глаза, видит маленькую девочку, кивающую ей в знак благодарности. И в эти моменты она чувствует холод, пробегающий по спине, потому что знает — не всё закончилось.
И хотя дар бабушки ушёл навсегда, память о нём осталась — как предупреждение о том, что не всё то добро, что кажется таковым, и что цена за силу может оказаться слишком высокой.
Примечание автора:
Ритуал переклада болезней и бед реально существует и им активно пользуются при работах колдуны и ведьмы. Да, даже в наше цифровое время.
Иногда вы можете вдруг найти крупную купюру на улице или получить неожиданный подарок от того, кого не ожидаете совсем. На тех деньгах или подарке может быть переклад. И что прицепится к вам никому не ведомо.
Будьте осторожны и берегите себя и своих близких!