Вика хотела швырнуть пачку купюр прямо в лицо этой надменной бабе.
Хотела увидеть, как та побагровеет, как сползёт с лица эта вечная снисходительная усмешка.
Вика сжала кошелёк в руке так, что костяшки пальцев побелели.
Но не успела.
***
Вернулась она из Твери поздним вечером. Три недели провела у постели матери после инсульта.
Кормила, умывала, водила в туалет. Читала вслух детективы, хотя мама засыпала на третьей странице.
По ночам не спала — прислушивалась к дыханию.
Когда врачи наконец разрешили ехать домой, Вика почувствовала не облегчение, а странную пустоту.
В электричке всю дорогу пересчитывала деньги в кошельке. Сто двадцать восемь тысяч рублей.
Копила весь год. По пятёрке там, по десятке тут.
Откладывала от зарплаты библиотекаря, от подработок по выходным — помогала соседке с огородом.
Мечтала о поездке в Санкт-Петербург. О белых ночах, разводных мостах, Эрмитаже.
Но сейчас все мысли были только об одном.
О том семейном ужине две недели назад, когда свекровь Алла Николаевна произнесла своё:
— Ну что, библиотекарша наша, приготовила? — она пригубила компот и поморщилась. — Хотя куда там. У вас же в семье никогда особых принципов не водилось, верно?
За столом сидели ещё золовка Рита с мужем, сестра Аллы Николаевны и сам Олег, Викин муж.
Все продолжали есть, словно ничего не произошло.
— Мама, ну хватит, — вяло протянул Олег.
— Что хватит? Я правду говорю, — свекровь отложила ложку. — Вот у Риты Валера — инженер в нефтянке. Приличный человек. А наш Олежка связался... ну, сама понимаешь, Вик. Я тебя не виню, просто ты из другой среды. Вот и не тянешь.
Вика тогда выдохнула, положила салфетку и вышла на балкон. Постояла, глядя на осенний двор.
Вернулась к столу только когда гости начали расходиться.
Олег потом обнял её на ночь:
— Не бери в голову. У мамки язык острый, сама знаешь.
И Вика кивнула. Потому что привыкла кивать. Но что-то внутри надломилось тогда окончательно.
***
Ключи в замке повернулись, Вика открыла дверь, прислушалась. Из кухни доносились голоса.
Значит, Алла Николаевна снова здесь. Она вообще последнее время повадилась приходить раза три в неделю.
Сидела, пила чай, вещала обо всё на свете.
Вика стянула туфли, поставила сумку в коридоре. Хотела пройти на кухню, швырнуть деньги и сказать:
— Вот! Вам хватит на ваши рассуждения о «среде»?
Но рука замерла на дверной ручке. Из кухни донёсся голос Олега:
— Я же не виноват, что так вышло.
— Виноват, виноват, — проворчала Алла Николаевна. — Кто ж с Ксюхой-то связался? Я тебя предупреждала — эти продавщицы только о деньгах и думают.
— Ну теперь поздно об этом, — Олег вздохнул. — Ребёнку уже год и три месяца.
Викино сердце ухнуло вниз. Она прислонилась к стене, зажала рот ладонью.
— Так сколько ты ей платишь? — продолжила свекровь деловито.
— Двадцать пять тысяч ежемесячно.
— Ого-го! Щедро. А Вика ничего не знает?
— Нет. И знать не должна. Мам, ты же понимаешь, она такая... правильная. Начнёт истерить, разводиться захочет. Мне это сейчас совсем не нужно.
— Я и не говорила. Главное — держи язык за зубами. А то жёнушка твоя хоть и тихая, но характер имеет. Помнишь, как она мне тогда на восьмое марта заявила, что мои пироги «на любителя»? Я чуть не офигела от такой наглости.
Олег хмыкнул:
— Да ладно, мам. Вика у меня шёлковая. Главное — никаких намёков. Ксюха обещала молчать, я плачу исправно.
Кошелёк выскользнул из рук Вики, глухо шлёпнулся на паркет. Внутри всё оборвалось. Она подняла его, засунула в карман, потом глубоко вдохнула.
И вошла в кухню.
***
— Ой! — Алла Николаевна вскочила, как ужаленная. Чашка с чаем дрогнула в её руке, расплескала коричневую жидкость на скатерть. — Вика?! Ты... когда... ты же в Твери!
Олег обернулся. Лицо мгновенно стало белым, глаза расширились. Он открыл рот, но не произнёс ни звука.
Вика прошла к столу, медленно стянула куртку. Повесила её на спинку стула. Села. Положила руки на столешницу.
Молчала.
Алла Николаевна нервно сглотнула:
— Вик, милая, как мама? Лучше ей?
Молчание.
Олег откашлялся:
— Солнце, ты чего так рано? Мы тебя послезавтра ждали...
Вика смотрела в одну точку. На календарь на стене. Там улыбалась девушка с букетом ромашек. Такая счастливая. Глупая.
— Вик, ты чего молчишь? — Олег попытался улыбнуться. — Ты не так поняла, мы тут просто...
Она подняла на него глаза. Он замолчал.
Потом Вика достала телефон, покрутила его в руках. Набрала номер. Поднесла к уху.
— Лёха? Привет, это я. Да, Вика. Слушай, помнишь, ты говорил, что если что — звони? Ну вот это «что» случилось. Меня тут обижают. Приезжай, пожалуйста. Да, прямо сейчас. Адрес помнишь? Отлично. Жду.
Она положила телефон на стол.
Алла Николаевна побледнела:
— Это... это кто?
— Лёха, — спокойно ответила Вика. — Мой одноклассник. У него секция бокса. Тренирует пацанов. Сам, кстати, мастер спорта.
— За... зачем ты его вызвала? — Олег начал пятиться к выходу.
— Говорю же. Меня обижают. Лёха обещал помочь, если что.
— Вика, милая, давай спокойно, — залепетала свекровь, хватая сумку. — Мы же ничего такого... Это всё не то, что ты подумала!
— Правда? — Вика наклонила голову. — А что я подумала?
— Ну... ну это... — Алла Николаевна попятилась. — Олег, идём!
— Мам, подожди! — он метнулся к Вике. — Вик, прости! Я всё объясню! Это не так, как ты решила! Я...
— Олег! — рявкнула свекровь. — Твой боксёр едет! Пошли отсюда!
Они сшиблись в дверном проёме, едва протиснулись. Алла Николаевна даже туфли не надела — схватила их в охапку. Хлопнула входная дверь.
Вика сидела на кухне. Одна.
Потом уголки её губ дрогнули. И она рассмеялась. Тихо сначала, потом громче.
Никакого Лёхи не существовало. Этот парень из параллельного класса уехал в Москву лет десять назад. Она даже номер набрала случайный — первые цифры, что пришли в голову.
Но они же не знали.
***
Следующие три дня Вика провела в блаженной тишине. Никто не звонил. Не писал. Она разобрала шкафы, выбросила половину вещей мужа.
Перестирала всё своё. Приготовила запеканку, какую любила в детстве. Съела, сидя у окна и глядя на осенний дождь.
На четвёртый день вечером раздался звонок в дверь. Настойчивый, требовательный.
Вика открыла. На пороге стоял Олег. Без куртки, промокший. Глаза красные.
— Вик... можно войти?
Она посторонилась.
Он прошёл в комнату, сел на край дивана. Потёр лицо руками.
— Прости. Я... я полный идиот.
Молчание.
— С Ксюхой это случайно вышло. Я не хотел. Просто тогда мы с тобой поругались, помнишь? Ты уехала к маме на две недели. Я напился на корпоративе...
— Хватит, — Вика подняла руку. — Не надо.
— Нет, дай объяснить! Я плачу ей деньги, но я не вижу ребёнка. Вообще. Она сказала, пусть будет так. Я согласился. Вик, это ничего не значит. Ты же понимаешь?
Она смотрела на него. На этого мужчину, с которым прожила восемь лет. Который когда-то приносил ей кофе в постель. Целовал в макушку. Смеялся над её шутками.
— Я хочу, чтобы всё было как раньше, — он потянулся к её руке. — Давай попробуем снова? Ну пожалуйста. Мама больше не будет... Я ей сказал. Мы всё наладим.
Вика вздохнула. Прошла к окну. Постояла, глядя на огни во дворе.
— Оставайся, — сказала она тихо. — Может, и правда всё наладится.
Он вскочил, обнял её сзади:
— Спасибо! Я обещаю...
— Только с одним условием, — она обернулась. — Завтра идём к юристу. Оформляем брачный договор. Квартира остаётся моей, твоя зарплата — твоя, моя — моя. И никаких тайн.
Олег замялся:
— Это... это ж недоверие получается...
— Вот именно, — она улыбнулась. — Недоверие. Хочешь остаться — на моих условиях.
Он помолчал. Кивнул.
— Хорошо.
Вика снова посмотрела в окно. Где-то внизу смеялись подростки, гоняя мяч. Горели фонари. Шумел ветер в голых ветках деревьев.
Может, всё и правда наладится.
А может, и нет.
Но теперь она знала точно — больше никогда не будет молчать.
Эксклюзивный рассказ (мистика): "Проклятый дом"