ПРОЛОГ: ДВА ХРИСТИАНСТВА
1945 год, Нюрнбергская тюрьма
В октябре 1946 года элегантный седовласый аристократ в безупречном костюме покидал зал Нюрнбергского трибунала свободным человеком. Франц фон Папен, 67 лет, практикующий католик из старинного вестфальского рода, был оправдан союзными судьями. Тринадцать лет назад именно он, вице-канцлер Веймарской республики, провел переговоры, которые привели Адольфа Гитлера к власти. Именно он в 1933 году заключил Рейхсконкордат между Ватиканом и нацистской Германией — первый международный договор, легитимировавший режим Гитлера. Именно он получил от кардинала Пачелли Большой Крест ордена Пия за эти услуги.
Фон Папен был христианином. Он посещал мессы, молился, крестился перед сном. Он искренне верил, что спасает Германию от коммунистической угрозы. «Мы, немецкие католики, всей душой хотим поддерживать Адольфа Гитлера», — передавал он от имени католического сообщества в 1933 году. Церковь была благодарна. В 1959 году, через четырнадцать лет после падения рейха, Ватикан сделает его папским камергером — почетный титул за заслуги перед католицизмом.
Но за полтора года до оправдания фон Папена, 9 апреля 1945 года, в концлагере Флоссенбюрг висел на виселице другой христианин. Дитрих Бонхёффер, 39 лет, лютеранский теолог и пастор, автор глубоких богословских трудов. Он был арестован гестапо за участие в заговоре против Гитлера. Его последние слова перед казнью: «Это конец — и начало жизни».
Бонхёффер тоже был христианином. Но его вера говорила другое. Еще в 1933 году, через два дня после инаугурации Гитлера, он выступил на Берлинском радио с предостережением: «Вожди, которые мнят себя богами, насмехаются над Богом». Передачу прервали. Но Бонхёффер не замолчал. Он учил: «Невозможно быть одновременно национал-социалистом и христианином». Когда его церковь раскололась, он встал на сторону тех, кто отказался служить режиму. Когда стало известно о Холокосте, он присоединился к заговорщикам. Когда его арестовали, он не отрекся.
Два христианина. Оба крещеные. Оба верующие. Оба принадлежали к древним христианским традициям — один католик, другой протестант. Но один помог Гитлеру прийти к власти и был оправдан, другой пытался его убить и был казнен. Один получил церковные награды при жизни, другой — посмертное признание как один из величайших христианских мучеников XX века.
В чем разница? Как два человека, исповедующие одного Христа, читающие одно Евангелие, молящиеся одному Богу, могли оказаться по разные стороны исторической пропасти?
Ответ прост и страшен: в эпоху тоталитаризма существовало не одно христианство, а два. Показное — инструментальное, политическое, удобное для власти. И истинное — жертвенное, бескомпромиссное, готовое умереть, но не предать. Первое подписывало конкордаты, второе прятало евреев. Первое объясняло, почему нужно подчиниться фюреру, второе утверждало, что подчинение фюреру есть предательство Христа. Первое выжило и получило награды, второе умерло в концлагерях.
И самое важное: эти два христианства не были разделены конфессионально. Среди католиков были и Папены, и праведники. Среди протестантов были и «немецкие христиане» со свастиками в церквях, и мученики Исповедующей церкви. Разделение проходило не между храмами, а через сердца. Это была война не между католиками и протестантами, не между Ватиканом и Берлином. Это была война за душу самого христианства.
История тоталитарных режимов XX века и христианских церквей — это история о том, как одни христиане использовали имя Бога для легитимации власти, а другие шли на виселицу, отказываясь это имя предать. О том, как показная вера служила диктаторам, а истинная вера им сопротивлялась. И о том, что в конечном счете выжило не то христианство, которое было удобным, а то, которое было верным.
Эта история начинается в 1933 году, когда Германия сделала выбор. Но на самом деле выбор делал каждый — каждый священник, каждый прихожанин, каждый христианин. И этот выбор разделил единую церковь на два непримиримых христианства.
ЧАСТЬ I. ПОКАЗНОЕ ХРИСТИАНСТВО: Как Гитлер торговал верой
Публичная набожность и частное презрение
«Мы не терпим никого в наших рядах, кто нападает на идеи христианства», — провозгласил Адольф Гитлер 27 октября 1928 года на митинге в Мюнхене. Его голос был полон праведного гнева: «В действительности наше движение — христианское». Толпа ревела от восторга. Католики и протестанты смотрели на молодого политика с надеждой. Наконец-то кто-то осмелился противостоять безбожному коммунизму и декадентскому либерализму Веймарской республики.
Четыре года спустя, 12 апреля 1932 года, накануне решающих выборов, Гитлер публично назвал себя христианином. Еще через год, 23 марта 1933 года, уже будучи рейхсканцлером, он выступил перед депутатами рейхстага с торжественным обещанием: «Правительство рейха видит в обеих христианских конфессиях важнейшие факторы сохранения нашего народа. Оно будет уважать заключенные с ними договоры. Их права не будут ущемлены». Кардиналы кивали с одобрением. Епископы благословляли новую власть.
Но в этот же день, 23 марта 1933 года, в своей частной резиденции Гитлер сказал совсем другое. По свидетельству Германа Раушнинга, бывшего президента сената Данцига, фюрер откровенно признался: «Оставьте мне немцев, а церкви пусть себе остаются. Я не позволю, чтобы попы вмешивались в дела государства». Это было первое правило показного христианства: говорить одно на трибуне, думать другое за кулисами.
Арифметика необходимости
Почему Гитлер притворялся? Ответ прост и циничен: без христиан он не мог прийти к власти. По переписи населения 17 мая 1939 года из 79,4 миллионов граждан Германии 94,5% отнесли себя к протестантским и католической церкви. Это не была номинальная принадлежность — немцы ходили в церковь, платили церковный налог, крестили детей, венчались, исповедовались.
«Публичное отношение Гитлера к христианству было оппортунистическим», — пишет историк Лоуренс Риз. — «Если бы Гитлер слишком сильно отдалил себя или своё движение от христианства, то неясно, как бы он смог первенствовать на свободных выборах». Гитлер как политик прекрасно понимал реальность: Германия — глубоко религиозная страна с высоким уровнем церковной культуры. Открытая атака на христианство означала бы политическое самоубийство.
Поэтому он играл роль. В книге «Майн кампф» Гитлер писал о «божественной воле», якобы направляющей его политическую деятельность. На поясах солдат вермахта было выбито «Gott mit uns» — «С нами Бог». На публичных мероприятиях фюрер склонял голову, когда упоминали Всевышнего. Он никогда формально не выходил из католической церкви, оставаясь в церковных списках до самого конца. Видимость была важнее убеждений.
Более того, Гитлер умел производить впечатление даже на самых проницательных церковных деятелей. В ноябре 1936 года кардинал Михаэль фон Фаульхабер, человек, который «отважно критиковал нападки нацистов на католическую церковь», провёл с Гитлером трёхчасовую встречу в Бергхофе. Покинув её, прелат был полностью убеждён в религиозности фюрера. Он написал: «Канцлер Рейха несомненно живёт с верой в Бога. Он признаёт христианство строителем западной культуры». Историк Ян Кершоу объясняет это так: Гитлер мог «заморочить голову даже самым стойким критикам», создавая «образ вождя, горящего желанием поддержать христианство».
Сделка с Ватиканом
Вершиной показного христианства стал Рейхсконкордат — договор между нацистской Германией и Ватиканом, подписанный 20 июля 1933 года. Это был первый международный договор гитлеровского режима, придавший ему легитимность на мировой арене. Для Гитлера, пришедшего к власти всего пять месяцев назад, это была колоссальная политическая победа. Сам Ватикан признал его правительство, заключив с ним соглашение!
Архитектором конкордата стал вице-канцлер Франц фон Папен, практикующий католик из аристократической семьи. Переговоры вел кардинал Эудженио Пачелли, будущий папа Пий XII. За подписание соглашения фон Папен получил от Ватикана Большой Крест ордена Пия — высшую награду за заслуги перед католической церковью. Церковь была благодарна: католицизм получил статус, гарантии автономии, право на религиозное образование.
Но ирония истории жестока. В тот же самый день, 20 июля 1933 года, когда в Ватикане торжественно подписывали конкордат, Гитлер издал в Берлине декрет о том, что в Германии могут выходить только «немецкие» газеты. Католические издания запрещались. Буквально в день подписания договора о защите прав церкви режим начал их нарушать.
Это было второе правило показного христианства: подписывать договоры, которые не собираешься выполнять. Торжественные обещания на бумаге, цинизм на практике. Конкордат был нужен Гитлеру не для защиты церкви, а для её нейтрализации как политической силы. По условиям соглашения католическая партия Центра, влиятельная политическая организация, была распущена. Священникам запретили участвовать в политике. Церковь получила автономию в обмен на политическое молчание. Ватикан согласился. Он торговался с дьяволом и думал, что выиграл.
Итальянский прецедент
Гитлер учился у мастера. За четыре года до Рейхсконкордата, 11 февраля 1929 года, Бенито Муссолини подписал Латеранские соглашения с Ватиканом. Это был грандиозный политический трюк: создание государства Ватикан, огромная финансовая компенсация церкви (750 миллионов лир наличными и 1 миллиард в государственных бумагах), статус католицизма как «единственной государственной религии» Италии.
Ирония в том, что Муссолини лично ненавидел христианство. «Бог не существует. Религия с научной точки зрения — абсурд, на практике это безнравственность», — писал он в молодости. Он особенно ненавидел Рождество. По воспоминаниям его зятя Галеаццо Чиано, наступление праздников, символика которых говорит о мире и добре, приводило дуче в бешенство. 13 декабря 1939 года он лично издал запрет устраивать в Италии рождественские вертепы. В 1941 году он выразил удивление, что «немцы не запретили еще рождественские ясли, напоминающие о рождении Еврея, который подарил миру ослабляющие теории».
Но на публике Муссолини был набожным католиком. Он посещал мессы, позировал фотографам с четками, говорил о Провидении. Для него религия была «инструментом на службе политики». Церковь олицетворяла миллионы верующих итальянцев, поддержка которых была необходима для захвата и удержания власти. Поэтому он решил «римский вопрос», висевший с 1870 года, подарил папе суверенное государство и получил благословение церкви на свой режим.
Гитлер внимательно наблюдал и делал выводы. Если итальянский фашизм смог использовать церковь, почему бы не повторить этот трюк в Германии?
Маска падает
Но показное христианство имеет срок годности. Чем дольше режим у власти, тем труднее сохранять видимость. С 1937 года маска начала сползать.
В частных беседах, которые потом попали в записи адъютантов и дневники соратников, Гитлер говорил совсем другое. В 1941 году, когда уже не нужно было бояться выборов и общественного мнения, истинное отношение фюрера к христианству проявилось во всей полноте.
«Величайший ущерб народу наносят священники обеих конфессий», — говорил он в узком кругу. — «Я не могу им теперь ответить, но все заносится в мою большую записную книжку. Придет час, и я без долгих церемоний рассчитаюсь с ними».
«Если у нас попы придут к власти, то в Европу вернутся самые мрачные времена средневековья».
«Наша религиозность — это вообще наш позор».
«У меня шесть дивизий СС, ни один из этих солдат не ходит в церковь, и тем не менее они со спокойной душой идут на смерть».
Йозеф Геббельс записал в дневнике в 1941 году: Гитлер «ненавидит христианство за то, что оно уничтожает всё благородное в человечестве». Сам фюрер признавался приближенным: «Сам я — язычник до мозга костей».
Историк Ричард Эванс констатирует: Гитлер неоднократно заявлял, что национал-социализм является секулярной идеологией, основанной на науке, для которой в долгосрочной перспективе немыслимо «сосуществование с религией».
Цинизм как система
Показное христианство Гитлера было не личной слабостью, а продуманной политической стратегией. Это была вера без веры, слова без содержания, обещания без намерения их выполнять. Публичная религиозность служила единственной цели — захвату и удержанию власти.
В 1928 году, когда нужны были голоса избирателей: «Наше движение — христианское».
В 1933 году, когда нужна была легитимность: Рейхсконкордат с Ватиканом.
В 1941 году, когда власть уже не зависела от выборов: «Придет час, и я рассчитаюсь со священниками».
Третье правило показного христианства: использовать религию ровно настолько, насколько это политически выгодно, и отбросить её, когда необходимость отпадет.
Но у этой стратегии был фатальный изъян. Гитлер недооценил одно: христианство — это не только институт церкви, не только епископы и конкордаты. Это еще и люди, которые верят по-настоящему. Люди, для которых Христос — не политический инструмент, а живая истина. И эти люди не собирались молчать.
Пока Гитлер подписывал договоры и произносил благочестивые речи, в Германии созревало другое христианство. Истинное. Непримиримое. Готовое умереть, но не предать. И столкновение двух христианств было неизбежно.
ЧАСТЬ II. ИСТИННОЕ ХРИСТИАНСТВО: Рождение сопротивления
Когда вера стала опаснее, чем атеизм
13 ноября 1933 года, всего через девять месяцев после прихода Гитлера к власти, в берлинском Дворце спорта собрались двадцать тысяч человек. На трибуне, украшенной огромными свастиками, выступил глава столичных «немецких христиан» Рейнгольд Краузе. Его речь вошла в историю как образец богохульства, облаченного в церковные одежды.
«Мы требуем отказа от Ветхого Завета с его торговцами скотом и сводниками!» — гремел Краузе под рев толпы. — «Новый Завет необходимо пересмотреть, чтобы привести учение Христа в полное соответствие с требованиями национал-социализма!» Зал взорвался аплодисментами. Резолюция гласила: «Один народ, один рейх, одна вера». От пасторов требовали дать клятву верности Гитлеру и отлучить крещеных евреев от причастия.
Это был апофеоз показного христианства — вера, превращенная в политический инструмент, Евангелие, переписанное под диктовку фюрера. Но именно этот митинг стал катализатором противоположной реакции. Слишком многие пасторы, сидевшие в зале, вдруг поняли: дальше молчать невозможно. Если это — христианство, то они больше не христиане. Если Христос — это Гитлер, то они выбирают ересь.
Раскол: две церкви, одна страна
Всё началось еще раньше, в мае 1932 года, когда группа пронацистски настроенных священников организовала движение «Немецкие христиане». Они называли себя «штурмовиками Христа» и мечтали о создании «национальной» христианской религии с «ариизацией» Иисуса. К моменту прихода нацистов к власти из 17 тысяч протестантских пасторов Германии примерно 3 тысячи присоединились к этому движению.
После захвата власти Гитлер немедленно начал реформу протестантской церкви. 14 июля 1933 года рейхстаг издал указ о создании Немецкой евангелической церкви — централизованной структуры вместо 28 автономных региональных церквей. На выборах 23 июля, при широкой поддержке министерства пропаганды Геббельса, «Немецкие христиане» одержали решительную победу. Большинство церковных советов и синодов заполнили национал-социалисты. 27 июля имперским епископом был избран Людвиг Мюллер — капеллан из Восточной Пруссии, верный соратник Гитлера.
Казалось, церковь покорена. Но именно в этот момент родилось сопротивление.
Осенью 1933 года пастор Мартин Нимёллер, бывший командир подводной лодки в Первую мировую войну, создал «Пфаррнотбунд» — Чрезвычайный союз пасторов. Всего 60 священников подписали клятву в Берлине накануне синода 12 сентября 1933 года. Они обещали защищать церковь от внешнего влияния и отвергать «арийский параграф», который требовал отстранения от служения всех пасторов с еврейскими предками. К январю 1934 года в союз входило около 7 тысяч священников — 37% всех евангелических пасторов Германии.
Это были люди, которые поняли: христианство без Христа — это не христианство. И они были готовы за это умереть.
Барменская декларация: богословское «нет»
29-31 мая 1934 года в промышленном городе Бармене (ныне Вупперталь) собрался имперский исповедующий синод. Это была не политическая конференция, а богословская битва за душу церкви. Главным автором итогового документа — Барменской декларации — стал швейцарский теолог Карл Барт, один из величайших христианских мыслителей XX века.
Декларация состояла из шести положений, каждое из которых отвергало конкретное «ложное учение» нацистов. Но главным было первое — короткое, простое, смертельно опасное для произнесения вслух в гитлеровской Германии:
«Иисус Христос, как Он засвидетельствован нам в Священном Писании, есть единое Слово Бога, которое мы должны слушать, которому мы должны доверять и покоряться в жизни и в смерти».
Затем следовал приговор: «Мы отвергаем ложное учение о том, что Церковь якобы может и должна признавать в качестве источника своего провозвестия помимо этого единого Слова Бога и рядом с ним еще и другие события и силы, образы и истины как откровение Бога».
В переводе с богословского языка это означало: только Христос — источник истины, не фюрер. Только Евангелие — закон для христиан, не расовые теории. Только Богу можно поклоняться, не государству. Это было прямое, бескомпромиссное «нет» всей нацистской идеологии.
Вторая статья утверждала, что нет областей жизни, где человек мог бы принадлежать «иным господам» вместо Христа. Четвертая запрещала назначение в церкви «особых, наделенных правом господствовать вождей» — отрицание принципа фюрерства. Пятая отвергала тоталитаризм: государство не может «стать единственным и тотальным порядком человеческой жизни и брать на себя задачи Церкви».
Это был не просто церковный документ. Это была декларация духовной независимости. Так родилась Исповедующая церковь — параллельная протестантская структура, отказавшаяся подчиняться имперскому епископу Мюллеру и нацистскому режиму.
Около 7 из 17 тысяч пасторов Германии присоединились к Исповедующей церкви. Они знали, что за ними придут. И пришли.
Герои истинной веры: портреты мужества
Дитрих Бонхёффер был слишком молод для героизма — всего 27 лет в 1933 году. Блестящий богослов, доктор теологии, он мог сделать академическую карьеру в любом университете мира. Но через два дня после инаугурации Гитлера, 1 февраля 1933 года, он выступил на Берлинском радио с лекцией «Вождь и поколение». Его предостережение было ясным: «Вожди, которые мнят себя богами, насмехаются над Богом». Передачу прервали на середине.
Бонхёффер не замолчал. Он учил в подпольной семинарии Исповедующей церкви, проповедовал в церквях, которые режим пытался закрыть. Его убеждение было простым и непреклонным: «Невозможно быть одновременно национал-социалистом и христианином». Когда его церковь раскололась, он без колебаний встал на сторону сопротивления. «Исповедовать! Исповедовать! Исповедовать!» — восклицал он. — «И, если необходимо, вставить палку в колеса» режима.
Бонхёффер критиковал даже Исповедующую церковь за недостаточную решительность. Когда в 1935 году были приняты расовые Нюрнбергские законы, он ждал, что церковь публично встанет на защиту евреев. Но заявление так и не последовало. Разочарованный, он писал: «Только тот, кто кричит в защиту евреев, может петь григорианский хорал».
Когда началась война и стали известны масштабы Холокоста, Бонхёффер сделал невозможное для пастора — присоединился к заговору против Гитлера. Для него это не было предательством христианских ценностей, а их высшим исполнением. «Кто-то должен взять вину на себя», — говорил он.
5 апреля 1943 года гестапо арестовало его. Два года в тюрьмах и лагерях. 9 апреля 1945 года, за несколько недель до падения рейха, Бонхёффера повесили в концлагере Флоссенбюрг. Его последние слова: «Это конец — и начало жизни».
Мартин Нимёллер был полной противоположностью Бонхёффера — не кабинетный ученый, а человек действия, командир подводной лодки, награжденный за храбрость в Первую мировую. Поначалу он даже приветствовал приход Гитлера к власти — сильный лидер, порядок, борьба с коммунизмом. Но разочарование наступило быстро.
Именно Нимёллер организовал Чрезвычайный союз пасторов. Именно он возглавил Исповедующую церковь. 27 июня 1937 года, при огромном стечении прихожан, он произнес последнюю публичную проповедь в Третьем рейхе. «Больше мы не можем хранить молчание, повеленное человеком, когда Господь велит нам говорить», — заявил он с кафедры.
На втором синоде в Далеме в октябре 1934 года Исповедующая церковь провозгласила: «Руководство церкви Рейха приступило к беспощадному уничтожению церкви, взывая к власти Фюрера». Нимёллер был еще более категоричен: «Повиновение этим тиранам Церкви равнозначно неповиновению Богу».
1 июля 1937 года, через четыре дня после той проповеди, Нимёллера арестовали. Восемь лет в концлагерях — Заксенхаузен, Дахау. Гитлер лично называл его «моим личным узником». Нимёллер выжил, был освобожден союзными войсками в 1945 году и прожил до 1984 года, свидетельствуя о совести.
Лотар Крейссиг был судьей — человек закона в стране, где закон превратился в инструмент преступления. Член Исповедующей церкви, он в 1940 году открыто выступил против нацистской программы эвтаназии Т-4 — массового убийства инвалидов и душевнобольных. Судья писал официальные протесты, подавал иски, требовал прекратить убийства.
Результат был неожиданным: благодаря его действиям и публичной кампании католического епископа Клеменса фон Галена программа была официально приостановлена. Нацистский режим не мог позволить себе открытый скандал. После увольнения с должности судьи Крейссиг продолжил сопротивление другими методами — укрывал евреев у себя дома, спасая жизни ценой собственной безопасности.
Цена истинной веры
К концу 1935 года гестапо арестовало 700 пасторов Исповедующей церкви. В мае 1936 года церковь подала Гитлеру меморандум, протестуя против антихристианских тенденций режима, осуждая антисемитизм и требуя прекратить вмешательство в дела церкви. Ответом были новые репрессии: сотни арестованных, один из подписавших меморандум — доктор Вейсслер — убит в концлагере Заксенхаузен, касса церкви конфискована, сбор пожертвований запрещен.
К 1938 году в концлагере Дахау находились 304 священника. Это были католики и протестанты, члены Исповедующей церкви и просто священники, отказавшиеся подчиниться. Их преступление было одно: они верили по-настоящему.
Режим пытался сломить их по-разному. Некоторых пытали, других просто изолировали, лишая возможности проповедовать. Но самое страшное оружие нацистов было другим — искушение компромиссом. «Просто молчите о политике, и вас оставят в покое», — говорили им. Многие соблазнились. Но те, кто остался верен, знали: молчание перед лицом зла — это не нейтралитет, а соучастие.
Контраст
На одном полюсе — «Немецкие христиане», 600 тысяч членов. Церкви со свастиками вместо крестов, проповеди о «Господе, воплотившемся в фюрере», 12 заповедей вместо десяти: «Содержи кровь свою в чистоте», «Чти вождя и учителя твоего». Это были люди, называвшие себя христианами, но служившие не Христу, а режиму.
На другом — Исповедующая церковь, 7 тысяч пасторов. Подпольные семинарии, тайные богослужения, арестованные священники. Барменская декларация гласила: «Иисус Христос есть единое Слово Бога». Не фюрер. Не раса. Не государство. Только Христос.
Первые проповедовали в церквях с нацистскими знаменами и делали карьеру. Вторые проповедовали в подвалах и умирали в лагерях. Первые говорили то, что хотела слышать власть. Вторые говорили то, что велела говорить совесть. Первые называли себя христианами и предавали Христа. Вторые исповедовали Христа и шли на крест.
«Нет!» как исповедание веры
Истинное христианство в Третьем рейхе определялось не тем, что говорили с кафедры, а тем, от чего отказывались молчать. Бонхёффер и Нимёллер написали письмо всем пасторам Исповедующей церкви в 1935 году, когда многие начали колебаться:
«Сейчас наш провал довлеет над Исповедующей церковью как проклятие... Это проклятие, которое мы сами навлекли на себя, так как отвергли то, что нам поручил Бог... Нам следует сказать ясное и бескомпромиссное "Нет!" пред лицом всякого искушения разрешить проблему Церкви способом, противоречащим решениям Бармена и Далема. Да поможет нам Бог — если мы подошли к такому моменту — быть в состоянии сказать это "нет" с радостью и в единстве».
«Нет» с радостью. Вот формула истинного христианства в эпоху тоталитаризма. Не молчание ради выживания, не компромисс ради комфорта, не конкордаты ради мира. А ясное, громкое, смертельно опасное «нет».
Несмотря на гонения, Исповедующая церковь смогла просуществовать до крушения рейха. Молебны на арестованных совершались до конца войны. Выпускались подпольные листовки против нацизма. Тайные семинарии готовили новых пасторов. Священники по-прежнему посещали семьи прихожан, и гестапо жаловалось, что после таких посещений члены партии всегда натыкались на стену непонимания у местных жителей.
Истинное христианство не могло молчать, потому что вера требовала действия. И именно это христианство — не показное, не инструментальное, а жертвенное и верное — оказалось непобедимым. Его можно было посадить в тюрьму, но нельзя было заставить замолчать. Его можно было повесить, но нельзя было убить. Потому что истинная вера живет не в церковных зданиях и не в конкордатах, а в сердцах людей, готовых умереть, но не предать.
ЧАСТЬ III. ВАТИКАН НА РАСПУТЬЕ: Два папы, два пути
От осуждения к молчанию: контраст Пия XI и Пия XII
10 февраля 1939 года в папском дворце Кастель-Гандольфо умирал старик. Ахилле Ратти, известный миру как папа Пий XI, 81 год, провел последние месяцы жизни в ярости. Он диктовал энциклику, которая должна была стать его завещанием — прямое обвинение нацизма и расизма. Но текст так и не был опубликован. Через день после смерти папы кардинал-государственный секретарь Эудженио Пачелли распорядился уничтожить все экземпляры неопубликованной энциклики.
2 марта 1939 года, после одного из самых коротких конклавов в истории, тот же Пачелли стал новым папой — Пием XII. На следующий день он попросил о встрече с немецким послом. Его первыми словами были: «Я страстно желаю достичь соглашения с Гитлером». Так началась новая эра в отношениях Ватикана и Третьего рейха.
Два папы. Один стареющий, импульсивный, неосторожный в гневе. Другой — дипломат до мозга костей, осторожный, просчитывающий каждый шаг. Один умер, планируя публично осудить расизм. Другой провел всю войну в молчании о Холокосте. История их правления — это история о двух путях, которыми христианство могло ответить на зло тоталитаризма.
Пий XI: эволюция от восхищения к ярости
Весной 1933 года, когда Гитлер только пришел к власти, папа Ахилле Ратти смотрел на него с надеждой. Сильный лидер, который сокрушит большевизм и красный террор. Защитник порядка против хаоса. Муссолини попросил Пия XI передать Гитлеру просьбу сдерживать антисемитские действия — папа отказался отлучать фюрера от церкви, несмотря на давление дуче.
20 июля 1933 года был подписан Рейхсконкордат — договор между Ватиканом и нацистской Германией. Для папы это был способ защитить католическую церковь в новых политических реалиях. Но уже в день подписания Гитлер запретил католические газеты. 14 июля, еще до подписания, был принят закон о принудительной стерилизации людей с наследственными заболеваниями — католическая церковь была возмущена, но молчала ради соглашения.
Разочарование наступило быстро. С 1934 года нацисты начали систематически нарушать все пункты конкордата. Семь католических праздников объявили нерабочими днями в 1934 году — через год пять из них перенесли на выходные. В 1938 году запретили католические молодежные спортивные организации с 1,5 миллионами членов. Священников выгнали из школ. С 1935 года начались «монастырские процессы» — масштабные судебные преследования католических священников по обвинениям в гомосексуальности и финансовых махинациях.
С 1933 по 1936 год Пий XI написал несколько протестов против нацистского режима. Один из информаторов в Ватикане отмечал в конце 1934 года: «Папа питает сильную антипатию к Гитлеру. Если бы не Пачелли, который пытается сбалансировать ситуацию, Государственный секретариат был бы еще менее терпим по отношению к нему».
К началу 1937 года германский епископат, который первоначально пытался сотрудничать с режимом, окончательно разочаровался. Пий XI, утративший все иллюзии относительно природы нацизма, решился на беспрецедентный шаг.
Mit brennender Sorge: папа говорит «нет»
10 марта 1937 года была опубликована энциклика «Mit brennender Sorge» — «С глубокой тревогой». Текст был написан на немецком языке, что само по себе было революционным — традиционно папские энциклики писались на латыни. Это подчеркивало срочность послания.
Энциклика прямо обвиняла нацизм в нарушении конкордата 1933 года и в том, что «он сеет ростки подозрения, раздора, ненависти, клеветы, тайную и явную фундаментальную враждебность ко Христу и его Церкви». Документ осуждал «языческие корни идеологии национал-социализма» и «мифы о расе и крови».
Ключевой параграф, добавленный кардиналом Пачелли, гласил: «Если кто-то выделяет расу, этнос, государство или его специфическую форму над уровнем их обычной ценности и делает их объектом поклонения, то он искажает и извращает мир, замышленный и сотворённый Богом».
Энциклику зачитали во всех католических церквях Германии в Вербное воскресенье, 21 марта 1937 года. Реакция режима была яростной. Репрессии против церкви усилились, достигнув пика в 1938 году. Несколько тысяч священников были арестованы на массовых показательных процессах. Гестапо использовало эти процессы в пропагандистских целях.
Но Пий XI не отступил. В мае 1938 года, когда Гитлер посетил Рим, папа демонстративно покинул город, обосновавшись в Кастель-Гандольфо. Он приказал закрыть музеи Ватикана и отключить ночную подсветку города-государства. Обращаясь к новобрачным, он заявил, что его удручает прославление свастики в столице католицизма, назвав её «знаком креста, но отнюдь не Креста Христова».
В конце жизни Пий XI планировал новую энциклику против расизма. Он тайно заказал американскому иезуиту Джону Лафаргу, известному борцу с расизмом, подготовить текст. Лафарг написал проект, но он таинственно исчез в недрах Ватикана. 10 февраля 1939 года Пий XI умер. Новая энциклика так и не была опубликована.
Пий XII: дипломат, который выбрал молчание
Эудженио Пачелли был полной противоположностью своему предшественнику. Двенадцать лет он служил апостольским нунцием в Германии, говорил по-немецки, любил немецкую культуру. Он был «явно прогермански настроен». В частных беседах называл нацистов «дьявольскими», но при этом был мастером дипломатии — осторожным, рассчитывающим каждый шаг.
Став папой 2 марта 1939 года, Пий XII немедленно взял курс на примирение с Третьим рейхом. На следующий день после избрания он встретился с немецким послом и заявил, что «страстно желает достичь соглашения с Гитлером и готов идти на компромисс, насколько позволяет совесть».
Гитлер увидел в новом папе возможность. Он направил поздравительную телеграмму и назначил своим посредником принца Филиппа фон Гессена, немецкого аристократа и восторженного нациста. Первая встреча состоялась 11 мая 1939 года — за четыре месяца до начала войны.
На той встрече Пий заверил посланника Гитлера, что «страстно желал достичь соглашения» и был «готов идти на компромисс, но для этого прежде всего должно быть перемирие». Затем папа добавил: «Когда у нас будет мир, католики будут лояльны больше, чем кто-либо другой». Он пообещал сохранить переговоры в тайне, как того требовал Гитлер.
На второй встрече в августе 1939 года Пий заявил, что хочет достичь «почетного соглашения» с нацистским режимом, пообещав, что духовенство в Германии не будет вмешиваться в политику. Историк Дэвид Керцер констатирует: «В своих беседах с фон Гессеном Папа никогда не выражал обеспокоенности антиеврейской кампанией нацистов».
Молчание о Холокосте
В декабре 1942 года немецкий иезуит Лотар Кениг написал письмо секретарю папы, сообщая, что нацисты ежедневно убивают до 6 тысяч евреев и поляков в лагере смерти Белжец. В том же году американский посол очень точно информировал папу о том, что в Польше немцы убили миллион евреев. Рассекреченные в 2020 году архивы Ватикана показали: Пий XII располагал подробной информацией о Холокосте с 1942 года.
Но публичного осуждения так и не последовало. В рождественском послании 1942 года на Радио Ватикана Пий XII высказал «обеспокоенность жертвами нацистской политики геноцида евреев и цыган». Но это были общие слова без прямого называния виновных, без конкретного осуждения.
Когда в октябре 1943 года нацисты депортировали из римского гетто в Освенцим более тысячи евреев — буквально под окнами Ватикана — папа промолчал. Ни одного публичного заявления. Ни одного протеста.
Историк Хуберт Вольф констатирует: «Нет сомнений в том, что папа знал о массовых убийствах евреев». Вопрос не в том, знал ли он. Вопрос в том, почему он молчал.
В октябре 1939 года, после вторжения в Польшу, Пий встретился с фон Гессеном и передал жалобы на положение католиков в Германии. «Например, нельзя сделать карьеру в СС, не отказавшись от членства в церкви», — гласила одна из жалоб папы. Он не говорил о евреях. Он говорил о карьерных возможностях католиков в СС — организации, которая в тот момент уже проводила массовые убийства в Польше.
В марте 1940 года министр иностранных дел Риббентроп потребовал аудиенции у Пия XII и спросил, почему папа встал на сторону союзников. Пий упрекнул его в зверствах против христиан и евреев в Германии и Польше. Но это была частная встреча, за закрытыми дверями. Публично папа не сказал ничего.
Пий XII писал немецким епископам: «Где папа должен бы кричать, там он обречен на молчание». Это была его формула — молчание как стратегия, дипломатия вместо пророчества.
Тихое спасение или преступное молчание?
Защитники Пия XII утверждают, что он использовал «тихую дипломатию» для спасения евреев. Тысячи евреев получали свидетельства о крещении и рождении, их прятали в монастырях и семинариях. По некоторым оценкам, католическая церковь спасла около 700 тысяч евреев. За это Пия XII называли defensor civitatis — «защитник города».
Но критики задают вопрос: мог ли публичный протест спасти больше? Если бы папа римский публично и недвусмысленно осудил Холокост, назвал его злом, призвал католиков всего мира противостоять геноциду — изменилось бы что-то?
Историк Дэвид Керцер пишет: «По мере того, как шли годы войны, со всем их ужасом, Пий XII оказался под сильным давлением, с требованием осудить гитлеровский режим и его продолжающиеся попытки истребить евреев Европы. Он будет сопротивляться этому давлению до конца».
Почему? Есть несколько объяснений. Пий XII верил, что нацисты выиграют войну и будут контролировать большую часть Европы — поэтому публичное осуждение было бы самоубийством для церкви. Он считал, что тихая дипломатия эффективнее громких заявлений. Он боялся, что открытый протест приведет к еще большим репрессиям против католиков и евреев.
Но была и другая причина: Пий XII был убежденным антикоммунистом. Для него главной угрозой был не Гитлер, а Сталин. Когда нацистская Германия напала на Советский Союз, папа не осудил вторжение — он видел в этом борьбу против безбожного большевизма.
Контраст двух понтификов
Пий XI в 1937 году: энциклика Mit brennender Sorge, прямое обвинение нацизма в язычестве, публичное осуждение расовых теорий. Демонстративный отъезд из Рима во время визита Гитлера. План новой энциклики против расизма.
Пий XII в 1939-1945 годах: переговоры с посланниками Гитлера, обещания «почетного соглашения», молчание о Холокосте. Общие слова о страданиях вместо конкретных обвинений. Тихая дипломатия вместо пророческого свидетельства.
Один умер, планируя кричать. Другой прожил всю войну, храня молчание.
Дилемма: сохранить институт или рискнуть всем?
Справедливо ли судить Пия XII из нашего времени? Он стоял перед невозможным выбором. С одной стороны — моральный долг осудить зло. С другой — практическая необходимость сохранить церковь как институт, способный помогать гонимым.
Если бы он публично осудил нацизм, Гитлер мог бы разорвать конкордат, начать массовые репрессии против католиков, закрыть монастыри, где прятались евреи. Тысячи спасенных могли погибнуть. Церковь в Германии и оккупированных странах могла быть разгромлена.
Но с другой стороны: когда папа римский молчит о геноциде, что это говорит о природе христианства? Когда наместник Христа предпочитает дипломатию пророчеству, не предает ли он саму суть веры?
Дитрих Бонхёффер, висевший на виселице в апреле 1945 года, выбрал говорить и умереть. Пий XII, сидевший в безопасности Ватикана, выбрал молчать и выжить. Кто из них был истинным христианином?
Эпилог: два наследия
Пий XI умер в 1939 году, до начала самых страшных преступлений. Но его энциклика Mit brennender Sorge осталась символом папского сопротивления нацизму. Его планы осудить расизм — свидетельством совести.
Пий XII прожил до 1958 года и до сих пор вызывает ожесточенные споры. Его называют и «Гитлеровским папой», и «defensor civitatis». Одни обвиняют в соучастии геноциду, другие прославляют за спасение тысяч жизней.
Но один факт неоспорим: когда Европа горела в огне Холокоста, папа римский — духовный лидер миллиарда католиков — не произнес ясного, публичного, недвусмысленного «нет». Он выбрал дипломатию вместо пророчества. Он сохранил институт, но потерял моральное свидетельство.
Два папы. Один говорил слишком поздно — но говорил. Другой молчал слишком долго — и молчание это не забыто до сих пор. В истории христианского ответа на тоталитаризм они остались как два пути: путь свидетельства, рискующего всем, и путь осторожности, сохраняющей институт.
Первый путь ведет к мученичеству. Второй — к выживанию. Но только первый остается верным Тому, Кто Сам выбрал крест вместо компромисса.
ЧАСТЬ IV. «ХРИСТИАНСКОЕ» ПРЕДАТЕЛЬСТВО: Франц фон Папен
Когда верующий католик легитимирует дьявола
4 января 1933 года в доме кёльнского банкира Курта барона фон Шрёдера собрались трое мужчин. Встреча была тайной — хозяин дома выслал прислугу, занавесил окна, распорядился, чтобы гостей провели через боковой вход. Франц фон Папен, 53 года, бывший рейхсканцлер из древнего вестфальского католического рода, пожал руку Адольфу Гитлеру, 43 года, лидеру нацистской партии. Третьим был сам банкир — представитель крупного капитала, заинтересованного в «сильной руке».
Они говорили два часа. Когда встреча закончилась, судьба Германии была решена. Через двадцать шесть дней Гитлер станет рейхсканцлером, фон Папен — его вице-канцлером. Началась эпоха, которая закончится шестьюдесятью миллионами мертвых.
Франц фон Папен был практикующим католиком. Он посещал мессы, молился, держал пост, исповедовался. В его доме висели распятия, на ночном столике лежал молитвослов. Он был женат на дочери богатого промышленника-католика, воспитывал детей в вере, жертвовал на церковь. Это не была показная религиозность для публики — фон Папен искренне верил в Бога.
И именно этот верующий католик стал человеком, который открыл Гитлеру дверь к власти. Более того — он стал архитектором союза между католической церковью и нацистским режимом. Парадокс истории: среди всего высшего руководства Третьего рейха единственный искренне религиозный христианин оказался главным пособником тирании.
Аристократ против красных
Франц фон Папен родился 29 октября 1879 года в семье крупного вестфальского землевладельца. Профессиональный военный, офицер Генерального штаба, майор. В 1913-1915 годах служил военным атташе в США, откуда был выслан за шпионаж и организацию диверсий. После Первой мировой войны, когда Германию захлестнула революционная волна, фон Папен знал, на чьей стороне он стоит.
В 1920 году, когда рабочие под руководством Коммунистической партии подняли восстание в Руре, фон Папен принял командование дивизией фрайкоров — добровольческих отрядов, которые насильственно подавили восстание. Это было его политическое крещение кровью.
С 1921 года фон Папен — депутат прусского ландтага от католической партии Центра, но примыкал к её крайне правому крылу. Он представлял интересы помещиков и монополистов-католиков Западной Германии. Для него главной угрозой были не нацисты, а коммунисты. Не Гитлер, а Сталин. Не национализм, а большевизм.
В июне 1932 года президент Гинденбург назначил фон Папена рейхсканцлером. Его правительство назвали «кабинетом баронов» — оно состояло из аристократов и представителей крупного капитала. Фон Папен не имел поддержки в рейхстаге, зато имел связи в верхах и убеждение, что нацистов можно использовать.
20 июля 1932 года он организовал государственный переворот в Пруссии под предлогом борьбы с «красной угрозой», рассчитывая заслужить поддержку нацистов. На выборах 31 июля нацисты получили 230 мандатов из 608 — крупнейшая фракция в рейхстаге. Фон Папен предложил Гитлеру должность вице-канцлера. Гитлер отказался — ему нужна была реальная власть, и он был готов подождать.
В ноябре 1932 года фон Папен потерял пост канцлера — его заменил генерал Курт фон Шлейхер, другой правый деятель. Началась личная вражда между фон Папеном и Шлейхером, которая сыграет роковую роль в истории Германии. Фон Папен, обиженный и жаждущий реванша, решил использовать Гитлера против своего соперника.
Сделка в доме банкира
4 января 1933 года в доме фон Шрёдера фон Папен и Гитлер договорились о совместном правительстве. Фон Папен стал бы вице-канцлером, Гитлер — канцлером. Консервативные министры должны были «приручить» нацистов, направить их энергию в «правильное русло». Гитлер раскрыл свои планы: роспуск рейхстага, введение чрезвычайных полномочий, установление диктатуры. Фон Папен не испугался — он считал, что контролирует ситуацию.
«Мы наняли его», — хвастался фон Папен перед своими политическими соратниками, имея в виду Гитлера. — «Через два месяца мы загоним его в угол так, что он запищит». Это была типичная ошибка консервативных элит, которые думали, что могут использовать фашизм в своих целях и контролировать его.
Фон Папен лично убедил престарелого президента Гинденбурга назначить Гитлера канцлером. Он стремился развеять опасения консерваторов по поводу нацистов. 30 января 1933 года Гитлер получил власть. В первом кабинете было только трое нацистов на восемь традиционных буржуазных политиков вроде фон Папена. Консерваторы думали, что они выиграли. Они ошибались.
«Крест и орел»: наводя мосты
После прихода к власти фон Папен взялся за особую миссию — примирение католиков с нацистским режимом. В 1933 году он создал Союз католических немцев «Крест и орел», преобразованный затем в «Рабочее содружество католических немцев». Задача была ясной: убедить католическое население, что нацисты — не враги веры, а союзники против безбожного коммунизма.
«Практически в первый день режима Франц фон Папен стал барабанщиком, который старался привлечь католические круги к поддержке нового рейха», — отмечают историки. — «Повсюду в рейхе было слышно, как фон Папен призывал верующих к слепому повиновению Адольфу Гитлеру».
В 1933 году фон Папен передал официальное сообщение от «Католического действия» в Германии: «Мы, немецкие католики, всей душой и с полной уверенностью хотим поддерживать Адольфа Гитлера и его правительство. Мы восторгаемся его любовью к отечеству, его энергией и его государственной мудростью».
Это было не личное мнение — это была официальная позиция католических организаций, которые фон Папен представлял. Миллионы католиков услышали: Гитлер заслуживает доверия. Церковь благословляет новую власть.
Рейхсконкордат: главный подарок Гитлеру
Но главным достижением фон Папена стало заключение Рейхсконкордата — договора между Ватиканом и нацистской Германией. Фон Папен был главным переговорщиком со стороны Германии. Переговоры вел кардинал Эудженио Пачелли, будущий папа Пий XII. 20 июля 1933 года конкордат был подписан.
Для Гитлера, пришедшего к власти всего пять месяцев назад, это был колоссальный успех. Первый международный договор. Легитимация от Ватикана — высшего морального авторитета для сотен миллионов католиков по всему миру. Признание режима как партнера, с которым можно вести дела.
За эти заслуги фон Папен получил от кардинала Пачелли Большой Крест ордена Пия — высшую награду, которую Ватикан дает за заслуги перед католической церковью. Практикующий католик, помогший нацистам прийти к власти, был награжден церковью, которую нацисты планировали уничтожить.
Австрия: подготовка аншлюса
Очень скоро фон Папен понял, что «приручить» Гитлера не получится. В июне 1934 года во время «Ночи длинных ножей», когда были убиты сотни штурмовиков СА и противников Гитлера, двое ближайших сотрудников фон Папена были расстреляны. Сам он чудом избежал смерти. Его влияние в правительстве стало номинальным — вице-канцлер без власти.
Но Гитлер нашел для него новое применение. В июле 1934 года фон Папен был назначен послом в Австрии. Задача была ясной: подготовить аншлюс — присоединение Австрии к Германии. Фон Папен служил четыре года, используя свои связи в консервативных и католических кругах Австрии, убеждая австрийскую элиту, что союз с Германией — их единственное спасение от коммунизма.
В марте 1938 года немецкие войска вошли в Австрию. Аншлюс состоялся. Фон Папен выполнил свою миссию. Шесть миллионов австрийцев стали гражданами Третьего рейха. Через семь лет Австрия проснется в руинах.
В 1939-1944 годах фон Папен служил послом в Турции, пытаясь вовлечь её в орбиту Германии. Даже в 1944 году, когда поражение Германии стало очевидным, он продолжал верно служить режиму.
Нюрнберг: оправдан, но не прощен
В апреле 1945 года фон Папен был взят в плен союзниками и включен в список главных военных преступников. В Нюрнберге он предстал перед Международным военным трибуналом по всем четырем пунктам обвинения.
1 октября 1946 года приговор: оправдан. Голосами американского, британского и французского судей. Советский судья протестовал — оправдание человека, открывшего Гитлеру дорогу к власти, было насмешкой над правосудием.
Но история на этом не закончилась. 24 февраля 1947 года суд по денацификации в Западной Германии приговорил фон Папена к восьми годам каторжных работ за его ведущую роль в приходе к власти Гитлера. Однако уже в 1949 году он был освобожден по апелляции.
Франц фон Папен прожил в ФРГ еще двадцать лет, умерев 2 мая 1969 года в возрасте 89 лет. Он оставался католиком до конца. Посещал мессы, исповедовался, причащался. В 1959 году Ватикан сделал его папским камергером — почетный титул за заслуги перед католицизмом. Церковь не забыла его услуги.
Парадокс веры
Франц фон Папен искренне верил в Бога. Он не был циником вроде Гитлера или Геббельса, которые использовали христианство как политический инструмент, презирая его в душе. Фон Папен действительно молился, действительно ходил в церковь, действительно считал себя христианином.
И именно эта вера привела его к предательству. Потому что для фон Папена христианство означало не заповедь «возлюби ближнего», а антикоммунизм. Не милосердие к слабым, а защиту социального порядка. Не следование Христу, а сохранение традиционных иерархий — церкви, аристократии, собственности.
Когда перед ним встал выбор между Евангелием и политической выгодой, между совестью и страхом перед «красными», между верностью Христу и лояльностью своему классу — он выбрал второе. И оправдал свой выбор христианской риторикой.
Фон Папен убеждал себя и других: Гитлер — меньшее зло. Диктатура лучше большевизма. Нацисты спасут церковь от безбожников. Нужно пожертвовать свободой ради порядка, демократией ради стабильности, совестью ради «высших интересов». Он искренне верил, что делает богоугодное дело.
Но результат был один: он помог прийти к власти режиму, который планировал уничтожить само христианство. Он получил церковные награды за сделку с дьяволом. Он дожил до глубокой старости, оставаясь католиком, в то время как Бонхёффер висел на виселице, а Нимёллер гнил в концлагере.
Вопрос без ответа
Можно ли назвать фон Папена христианином? Формально — да. Он был крещен, венчан, причащался, исповедовался, получал отпущение грехов, был награжден церковью. Он продолжал оставаться верным католиком до конца своих дней, согласно всем каноническим требованиям.
Но что означает христианство, которое может благословить тиранию? Какой ценой обладает вера, которая сохраняет ритуалы, но предает суть? Чем отличается показное христианство от того, что исповедовал фон Папен, если и то, и другое ставит политический расчет выше евангельской истины?
Дитрих Бонхёффер сказал ясно: «Невозможно быть одновременно национал-социалистом и христианином». Фон Папен прожил жизнь, доказывая обратное. Он показал, что формально можно оставаться христианином и при этом помогать антихристианскому режиму. Можно молиться и одновременно открывать дверь тоталитаризму. Можно получать церковные награды и при этом предавать всё, что проповедовал Христос.
В этом и заключается ужас «христианского» предательства: оно совершается не вопреки вере, а именем веры. Не отрекаясь от Бога, а призывая Его в свидетели. Не выходя из церкви, а получая от неё благословение.
Франц фон Папен был опаснее откровенных язычников вроде Розенберга. Те хотя бы честно признавали, что отвергают христианство. Фон Папен же показал, что христианином можно называться, одновременно предавая Христа. Что можно хранить форму веры, утратив её содержание. Что можно исполнять ритуалы, игнорируя заповеди.
И самое страшное: церковь его за это наградила. Не отлучила, не осудила, не изгнала — наградила. Потому что и для церкви как института антикоммунизм был важнее Евангелия. Политическая стабильность важнее истины. Сохранение привилегий важнее верности Христу.
Франц фон Папен умер в собственной постели в возрасте 89 лет, окруженный семьей, с чистой совестью, в мире с церковью и Богом. А Дитрих Бонхёффер был повешен в 39 лет в концлагере за то, что отказался служить двум господам.
Кто из них был истинным христианином? История дала ответ. Но церковь ответа так и не дала.
ЧАСТЬ V. АРИЙСКИЙ ХРИСТОС: Когда показное становится кощунством
«Немецкие христиане» и переписывание Евангелия
Май 1939 года, тихий университетский городок Айзенах в Тюрингии. В здании бывшего августинского монастыря открылся новый научный центр — Институт по изучению и искоренению еврейского влияния на немецкую церковную жизнь. Директором был назначен профессор теологии Вальтер Грундман, лютеранский пастор и член НСДАП. Задача института, основанного по личному приказу Гитлера, формулировалась ясно: «деевреизация» христианства.
В тихих кабинетах с распятиями на стенах профессора в рясах склонились над древними текстами Священного Писания. Они вычеркивали красными чернилами. Слово за словом, стих за стихом. Всё, что напоминало о еврейских корнях христианства. Всё, что говорило о милосердии к слабым. Всё, что противоречило расовой теории. Они не разрушали веру — они её переписывали.
К 1940 году вышло новое издание Евангелия. Вместо десяти заповедей — двенадцать. К традиционным «Не убий» и «Не укради» добавились две новые: «Содержи кровь свою в чистоте» и «Чти вождя и учителя твоего». Ветхий Завет, который Гитлер называл «Библией сатаны», был объявлен необязательным для чтения. В новой версии Иисус был не еврейским раввином из Назарета, а героем, «беспощадно борющимся с идеями еврейства».
Это не было маргинальным явлением. Движение «Немецкие христиане», основанное еще в мае 1932 года пасторами Иоахимом Хоссенфельдером и Ханно Конопатом, насчитывало к середине 1930-х около 600 тысяч членов. Это были не притворщики вроде Гитлера — это были искренне верующие пасторы и прихожане, которые убедили себя, что нацизм и христианство совместимы.
Митинг в Дворце спорта: когда маска упала
13 ноября 1933 года двадцать тысяч «немецких христиан» собрались в берлинском Дворце спорта на митинг. Огромные свастики рядом с крестами. Портреты Гитлера на алтаре. Нацистские знамена в руках пасторов. Глава столичных «немецких христиан» Рейнгольд Краузе взошел на трибуну и произнес речь, которая шокировала даже многих сторонников режима.
«Освобождение от Ветхого Завета с его торговцами скотом и сводниками — необходимость!» — кричал Краузе. — «Новый Завет необходимо пересмотреть, чтобы привести учение Христа в полное соответствие с требованиями национал-социализма! Нужно отказаться от богословия раввина Павла с его моралью неполноценности!»
Зал ревел от восторга. Резолюция требовала ввести в церковный устав «арийский параграф» — отстранить от служения всех священников с еврейскими предками. Требовала отлучить крещеных евреев от причастия. Требовала убрать из церквей Ветхий Завет. Это был христианский антисемитизм, доведенный до абсурда.
Но даже для многих «умеренных» нацистов это было слишком. Речь Краузе вызвала скандал. Под давлением он ушел в отставку. Но движение «Немецких христиан» не исчезло — оно лишь стало осторожнее в формулировках, продолжая методично превращать христианство в расистскую идеологию.
Философия «арийского Христа»
Идея «арийского Иисуса» не родилась в 1933 году. Её корни уходят в XIX век, к немецким интеллектуалам, которые были смущены еврейскими корнями христианства. Философ Фихте и писатель Хьюстон Чемберлен утверждали, что Иисус либо по происхождению, либо по духу не был евреем. Чемберлен апеллировал к тому, что Иисус поднял «флаг идеализма», бросив вызов иудаизму.
Композитор Рихард Вагнер изображал легендарного Зигфрида «истинным арийцем», а его последователь Клаус Вагнер в книге «Война» (1906) писал об «Иисусе-Зигфриде» — слиянии германского героя и христианского Спасителя. Это была романтическая фантазия образованных людей, увлеченных национализмом и расовыми теориями.
Нацисты превратили фантазию в государственную политику. Альфред Розенберг, главный идеолог партии, построил целую систему «арийского христианства». Он утверждал, что евреи в лице «фарисея» апостола Павла извратили истинную суть учения Христа. Апостол Павел стал главным злодеем нацистского богословия — именно он, по их версии, превратил героическую проповедь «арийца» Иисуса в «слабую» религию любви и смирения.
«Арийские» основы учения Христа Розенберг искал в индийских Упанишадах, зороастризме и идеях средневекового мистика Майстера Экхарта. Христианство, очищенное от «еврейского влияния», должно было проповедовать не любовь к врагам, а борьбу. Не милосердие к слабым, а культ силы. Не смирение, а господство.
Программа «Национальной церкви рейха»
Розенберг не ограничивался теорией. Будучи назначенным главным нацистским идеологом, он разработал конкретную программу преобразования христианства. Тридцать пунктов «Национальной церкви рейха» — документ поражает своим кощунством.
Пункт 13: «Национальная церковь требует немедленно прекратить издание и распространение Библии в Германии».
Пункт 14: «Национальная церковь объявляет, что для неё, а следовательно, и для немецкой нации было решено: книга "Майн кампф" фюрера является величайшим документом всех времен. Она не только содержит величайшую этику для настоящей и будущей жизни нашей нации, но также самую чистую и истинную».
Пункт 18: «Национальная церковь потребует убрать из алтарей всех церквей, соборов и часовен распятия, изображения Библии и святых и заменить их единственным символом немецкого христианства, неизбежно победоносного — "Майн кампф" и слева от алтаря мечом».
Пункт 19: «На алтарях не должно быть ничего, кроме "Майн кампф" (для немецкой нации и, следовательно, для Бога — священнейшая книга) и меча слева от книги».
Пункт 30: «Христианский крест должен быть убран со всех церквей, соборов и часовен и заменен единственным непобедимым символом — свастикой».
Это была не фантазия сумасшедшего. Это была официальная программа человека, назначенного Гитлером уполномоченным по контролю за духовным воспитанием НСДАП. План по методичному превращению христианства в псевдорелигию расы и крови.
Кощунство как богослужение
В документе «Руководство для движения немецких христиан в Тюрингии» содержалась фраза, от которой кровь стынет в жилах: «Господь сотворил закон, предусматривающий расовую суть нашего народа, которая воплотилась в фюрере Адольфе Гитлере. Поэтому соблюдение этого закона, открытого нам современной наукой о расах, есть божественное служение и почитание Бога».
Иначе говоря: расовые законы — это воля Бога. Гитлер — воплощение божественного замысла. Нюрнбергские законы, запрещающие браки между «арийцами» и евреями, — исполнение заповеди. Концлагеря — богослужение.
«Немецкие христиане» проповедовали это с амвонов. В церквях, где веками звучали слова о том, что «нет ни Еллина, ни Иудея», теперь говорили о расовой чистоте. Там, где читали «возлюби ближнего своего», теперь читали о необходимости «борьбы с расово чуждыми элементами». Крест оставался на месте, но смысл его был выхолощен, заменен на противоположный.
Издание 1940 года провозглашало: «Евангелический Иисус может стать спасителем только нашего немецкого народа, потому что он не воплощает идеи еврейства, а беспощадно борется с ними». Христос как воплощение милосердия превращался в Христа как символ расовой борьбы. Спаситель всех народов становился спасителем исключительно германской расы.
Когда пасторы носили партийные значки
В мае 1933 года берлинский пастор Иоахим Хоссенфельдер, основатель движения, был назначен церковным советником руководства НСДАП. Пастор в партийном руководстве — символическое слияние церкви и режима. Хоссенфельдер и его соратники не видели в этом противоречия. Для них национал-социализм был «политической формой христианской веры».
На церковных выборах 23 июля 1933 года, при массированной поддержке пропагандистской машины Геббельса, «Немецкие христиане» одержали убедительную победу. Синоды принимали «арийский параграф». Пасторы с еврейскими предками отстранялись от служения. В церквях развевались нацистские знамена. Священники начинали службу словами «Heil Hitler!».
27 июля 1933 года имперским епископом был избран Людвиг Мюллер — капеллан вермахта, убежденный нацист, который заявлял: «Бог явил себя в германской расе через Адольфа Гитлера». Это был человек, который должен был возглавить все протестантские церкви Германии. И 600 тысяч «немецких христиан» радостно приветствовали это назначение.
Они молились. Они причащались. Они крестили детей. Они пели гимны. Но всё это происходило под свастиками, под портретами фюрера, под лозунгами расовой чистоты. Это было христианство с христианской терминологией, но нацистским содержанием. Вера без Христа, церковь без Евангелия, богослужение как политический ритуал.
Абсурд доведенный до конца
К началу 1940-х программа «деевреизации» набрала обороты. Институт в Айзенахе издал «очищенный» катехизис, «исправленный» сборник гимнов. Из церковных песен вычеркивали слова «Израиль», «Сион», «Иегова». Молитвы переписывали, удаляя всё, что могло напоминать о еврейских корнях веры.
В некоторых церквях под руководством «немецких христиан» сжигали Ветхий Завет. Публично, демонстративно, как акт «очищения». Книгу, которую христиане веками почитали как Слово Божье, объявляли «торгашеской еврейской моралью» и отправляли в огонь.
В других церквях снимали распятия и ставили на их место изображения меча и свастики. Крест Христов — символ жертвенной любви — заменялся на символ расового господства. И пасторы объясняли прихожанам, что это — возвращение к истинному христианству, очищенному от «чужеродных элементов».
«Немецкие христиане» учили, что Иисус не мог быть евреем, потому что Галилея была населена «арийцами». Что апостол Павел «подделал наследие Христа», превратив героическую проповедь в религию рабов. Что христианская любовь к врагам — это «еврейская выдумка», чуждая германскому духу. Что настоящий христианин должен быть воином, а не страдальцем.
Профессор Эрнст Бергман написал фундаментальный труд «Двадцать пять тезисов немецкой религии» (1934), названный им «катехизисом немецкой религии». Его ключевой тезис звучал как прямое богохульство: «Уничтожьте легенду о Боге, ставшем человеком, и человек сам станет как Бог, как Христос».
На смену библейскому Богу должен был прийти «человекобог». Вместо «еврейского рабства Закону» — культ живой природы. Новый «Христос» должен был «заново родиться из утробы Матери-земли», но он не будет Искупителем, «поскольку мир не нуждается в искуплении». Немцам следовало равняться на идеалы «чести», а не сострадания; «вечной борьбы», а не мира.
Контраст: два христианства в одной стране
В то самое время, когда «немецкие христиане» переписывали Библию в Айзенахе, пасторы Исповедующей церкви собирались тайно в подвалах и на чердаках, чтобы читать настоящее Евангелие. Без цензуры. Без свастик. Без «арийских параграфов».
Когда «немецкие христиане» проповедовали в церквях с портретами Гитлера на алтаре, Мартин Нимёллер говорил прихожанам: «Повиновение этим тиранам Церкви равнозначно неповиновению Богу». Когда профессор Грундман вычеркивал из Евангелия упоминания об Израиле, Дитрих Бонхёффер писал: «Только тот, кто кричит в защиту евреев, может петь григорианский хорал».
Когда Людвиг Мюллер, имперский епископ, заявлял, что «Бог явил себя в германской расе через Адольфа Гитлера», Барменская декларация провозглашала: «Иисус Христос есть единое Слово Бога. Мы отвергаем ложное учение о том, что Церковь якобы может признавать в качестве источника помимо Христа еще и другие события и силы».
Одна страна, одна протестантская традиция, один немецкий язык. Но два абсолютно разных христианства. В одном — Христос служил фюреру. В другом — Христос оставался Господом, которому фюрер должен был подчиниться. В одном — вера превратилась в инструмент расовой политики. В другом — вера оставалась верностью Богу вопреки любой власти.
Абсурд богословия
Самое страшное в движении «Немецких христиан» — это не цинизм, а искренность. Это были не притворщики. Они действительно верили, что создают «истинное», «очищенное» христианство. Что служат Богу, когда служат фюреру. Что исполняют волю Провидения, когда вычеркивают из Библии неудобные стихи.
Документ тюрингских «немецких христиан» гласил: «Национал-социализм есть творение Господа для преодоления безбожных, губительных сил либерализма и коммунизма». Они были убеждены, что расовые законы — часть божественного плана. Что Холокост — суд Божий над «проклятым народом». Что концлагеря — воплощение справедливости.
Когда показное христианство доходит до такого предела, оно становится своей противоположностью. Это уже не вера, использующая имя Бога цинично — это вера, искренне превратившая Бога в демона. Не притворство, а самообман. Не ложь, а безумие.
600 тысяч членов движения «Немецкие христиане». 600 тысяч крещеных, верующих, молящихся людей, которые убедили себя, что служение Гитлеру равносильно служению Христу. Что расизм совместим с Евангелием. Что можно одновременно читать Нагорную проповедь и поддерживать Нюрнбергские законы.
Против них — 7 тысяч пасторов Исповедующей церкви. Меньшинство. Преследуемое. Арестованное. Но непреклонное в одном: Христос выше фюрера. Евангелие выше расовой теории. Истина выше политической целесообразности.
К 1945 году движение «Немецкие христиане» исчезло. Их переписанные Библии были выброшены. Их институт «деевреизации» закрыт. Их имена забыты или упоминаются только как примеры того, до какого абсурда может дойти показное христианство.
А Барменская декларация изучают в богословских семинариях по всему миру. Бонхёффера читают и протестанты, и католики, и православные. Нимёллер стал символом христианского сопротивления. Исповедующая церковь вошла в историю как свидетельство того, что истинная вера не может служить двум господам.
Показное христианство может переписать Библию, убрать крест, сжечь Ветхий Завет, провозгласить фюрера воплощением Бога. Но оно не может уничтожить одно: свидетельство тех, кто отказывается предать. И в конечном счете именно это свидетельство остается, когда всё остальное превращается в пепел.
ЧАСТЬ VI. НАРОД МЕЖДУ ДВУМЯ ХРИСТИАНСТВАМИ
Как простые немцы выбирали между верностью и лояльностью
Воскресенье, 27 июня 1937 года. Берлинский район Далем, церковь Святого Анна. Задолго до начала службы площадь перед храмом заполнена людьми. Тысячи прихожан стоят плечом к плечу — рабочие в воскресных костюмах, домохозяйки с молитвенниками, студенты, чиновники, пожилые супружеские пары. Многие пришли издалека, из других районов Берлина. Они знают: сегодня здесь будет проповедовать пастор Мартин Нимёллер, и это может быть последний раз.
Гестапо тоже здесь. Агенты в штатском записывают номера автомобилей, фотографируют лица. Режим хочет знать, кто осмелился прийти слушать «врага народа». Но людей это не останавливает. Церковь переполнена. Прихожане стоят в проходах, в притворе, на ступеньках. Когда Нимёллер поднимается на кафедру, воцаряется тишина.
«Больше мы не можем хранить молчание, повеленное человеком, когда Господь велит нам говорить», — звучит его голос. Каждое слово — вызов режиму. Каждая фраза — выбор между двумя христианствами. Толпа слушает, затаив дыхание. Через четыре дня Нимёллера арестуют. Но эти люди пришли, зная риск. Они сделали выбор.
Статистика верности
По официальной переписи населения 17 мая 1939 года — через шесть лет нацистской пропаганды, давления, запугивания — из 79,4 миллионов граждан Германии 94,5% по-прежнему относили себя к христианским конфессиям. Это не было формальностью. Более 95% немцев оставались крещёными и платящими церковный налог членами протестантских и католической церквей.
Режим требовал выхода из церкви. С 1937 года нацистская партия объявила массовую кампанию отречения от христианства. Высокопоставленные функционеры один за другим публично порывали с церквями. В ноябре 1933 года церковь покинул Альфред Розенберг, в начале 1936 года — Гиммлер и Гейдрих, затем ряд гауляйтеров. За ними должны были последовать миллионы.
Но простые немцы не последовали. Только 3,5% населения — 2,7 миллиона человек — выбрали новую категорию «gottgläubig» («верующий в Бога»), формальный выход из церкви без провозглашения атеизма. Даже в крупнейших городах, где давление было максимальным, показатели оставались низкими: Берлин — 10,2%, Гамбург — 7,5%, Вена — 6,4%.
Еще более поразительный факт: более трех миллионов членов НСДАП продолжали вносить десятину в церкви и именовать себя членами христианских конфессий. Партийный билет в одном кармане, молитвослов — в другом. Красная повязка со свастикой на руке в будние дни, воскресная месса или лютеранская служба в выходные. Они были одновременно нацистами и христианами, и не видели в этом противоречия.
Немецкое общество оказалось религиознее своей элиты. Простой народ держался за веру крепче, чем партийное руководство ожидало.
Два христианства на приходском уровне
Но за этой статистикой скрывалась драма. Потому что оставаться христианином в нацистской Германии означало выбирать — какое христианство исповедовать.
В одной части города — церковь «Немецких христиан». Нацистские знамена у входа, портрет фюрера на почетном месте. Пастор в рясе с партийным значком начинает службу словами «Heil Hitler!». Проповедь о расовой чистоте как божественной заповеди, о фюрере как воплощении воли Провидения. Прихожане поют гимны, из которых вычеркнуты слова «Израиль» и «Сион». После службы — обсуждение последних директив партии о молодежной работе.
В другой части того же города — подпольное собрание Исповедующей церкви. Чердак или подвал частного дома. Занавешенные окна. Пастор читает Барменскую декларацию: «Иисус Христос есть единое Слово Бога». Прихожане передают друг другу потрепанные экземпляры неправленой Библии. Молятся за арестованных священников. После службы — сбор средств для семей заключенных в концлагерях.
И между этими двумя полюсами — миллионы обычных немцев, которые ходили в обычные церкви, где пасторы пытались не высовываться, говорили общие слова, избегали острых тем. Христианство без вызова, вера без риска. Компромисс как способ выживания.
Выбор совести: истории из народа
Граф Клеменс Август фон Гален не был простым человеком — епископ Мюнстера, аристократ, представитель католической элиты. Но его поступок показал, что даже в условиях тоталитаризма голос совести может быть услышан.
Когда до него дошли сведения о программе эвтаназии Т-4 — массовом убийстве инвалидов и душевнобольных — он не промолчал. 3 августа 1941 года с кафедры собора в Мюнстере фон Гален произнес проповедь, которая потрясла Германию. Он назвал убийство больных людей тем, чем оно было — преступлением. Он процитировал Пятую заповедь: «Не убий». Он спросил: «Кто может быть уверен в своей жизни, если разрешено убивать «непродуктивных» членов общества?»
Проповедь тайно распространили по всей Германии. Тысячи копий передавались из рук в руки. Геббельс требовал казнить епископа, но Гитлер отказался — публичный скандал с казнью популярного прелата был слишком рискован. Программа эвтаназии была официально приостановлена. Голос одного епископа, поддержанный тысячами обычных католиков, заставил режим отступить.
Это был редкий случай победы христианской совести над нацистской машиной. Но он показал: когда христиане выбирали истинную веру вместо показной лояльности, они обладали силой.
Лотар Крейссиг был судьей — человек закона, который столкнулся с беззаконием. Член Исповедующей церкви, он не мог молчать, когда закон превратился в инструмент убийства. Он подавал официальные иски против программы эвтаназии. После увольнения с должности судьи он продолжил сопротивление другими методами — укрывал евреев у себя дома, рискуя собственной жизнью.
Тысячи таких людей — имена большинства неизвестны — прятали евреев в подвалах, на чердаках, в монастырях. Они делали это не по политическим мотивам, а по религиозным. Потому что их вера говорила им: человек создан по образу Божьему, и убийство невинных — грех, независимо от их национальности.
Но была и другая сторона
Однако было бы неправдой сказать, что простые немцы-христиане массово сопротивлялись режиму. Большинство молчало. Большинство приспосабливалось. Большинство находило способы примирить веру с лояльностью фюреру.
Протестантские и католические церкви способствовали реализации расовых законов, предоставляя копии семейных записей о крещении для определения расового статуса людей. Приходские книги, где веками записывали рождения, браки и смерти, стали инструментом Холокоста. Бюрократы гестапо приходили в церковные архивы, и священники покорно выдавали им документы, которые помогали выявлять евреев.
Когда Мюнхенский епископ Фаульхабер в 1934 году резко публично выступил против преследования католиков-неариев, он ни словом не упомянул о преследованиях евреев, исповедующих иудаизм. Церкви защищали своих — крещеных, членов общины. Но остальные были вне их заботы.
Даже Мартин Нимёллер, который провёл восемь лет в концлагерях за сопротивление нацизму, позже признавал, что был антисемитом. Он считал, что обращённые в христианство евреи имеют права в церкви, но что Германия страдает от «еврейской проблемы». Он описывал страдания евреев как «проклятие», расплату за распятие Христа.
Это был христианский антисемитизм — не нацистский расизм, но многовековая традиция церковного презрения к «убийцам Христа». И эта традиция позволяла миллионам христиан одновременно посещать церковь и не протестовать против Холокоста.
СС или церковь?
Контраст был разительным. Среди членов СС — элитного корпуса нацизма — 74% вступивших до 1933 года выбрали статус «gottgläubig», порвав с церковью. В СД (службе безопасности) этот показатель достигал 90%. Эти люди сделали сознательный выбор: нацизм несовместим с христианством, поэтому они выбирают нацизм.
Но простые члены НСДАП делали другой выбор. Они продолжали ходить в церковь, крестить детей, венчаться, причащаться. Для них не было противоречия между партийным билетом и молитвенником. Они искренне верили, что можно служить и фюреру, и Богу.
Кто был прав? СС-овцы, честно признавшие несовместимость? Или простые партийцы, пытавшиеся совместить несовместимое? История показала: первые пришли к Освенциму, вторые — к самообману.
Тихое сопротивление
Большинство не становились героями. Большинство не прятало евреев и не произносило огненных проповедей. Но было тихое сопротивление — упрямое, повседневное, незаметное для истории.
Семьи продолжали посылать детей на катехизис, хотя режим поощрял Гитлерюгенд. Прихожане продолжали приходить на службы Исповедующей церкви, хотя гестапо записывало их имена. Родители продолжали учить детей молитвам, хотя в школе им рассказывали о расовой теории.
После посещения священниками прихожан гестапо жаловалось, что члены партии «натыкались на стену непонимания у местных жителей». Простые немцы слушали партийные директивы на собраниях, кивали, а потом возвращались домой и продолжали жить по-своему. Это не было героизмом, но это было сопротивлением.
Парадокс лояльности
Немецкая католическая церковь в мае 2020 года, через 75 лет после падения рейха, наконец признала свое соучастие в действиях нацистского режима. В 23-страничном документе Конференция католических епископов написала: «Поскольку епископы не выступали против войны с явным "нет", и большинство из них укрепляли волю немецкой нации, призывая к терпению, они стали соучастниками войны».
Сотни священников присоединились к нацистским солдатам на линии фронта в качестве капелланов. Тысячи церковных объектов были преобразованы в военные госпитали, где десятки тысяч монахинь работали медсестрами. Церковь не поддерживала нацистскую расовую идеологию, но её слова и действия «помогали солдатам и режиму, ведущему войну, поскольку они придали войне дополнительное чувство цели».
Простые католики и протестанты шли воевать с благословения своих пасторов. Они молились перед боем и причащались после убийства. Они были немецкими патриотами и христианами одновременно, и не видели противоречия. До самого конца.
Между двумя христианствами
Обычный немец-христианин 1930-х — 1940-х годов находился между двумя огнями. С одной стороны — давление режима: выйти из церкви, поддержать «Немецких христиан», признать фюрера воплощением воли Провидения. С другой стороны — голос совести: Барменская декларация, проповеди Нимёллера, пример тех, кто предпочел концлагерь предательству веры.
Большинство выбрало третий путь — путь компромисса. Оставаться в церкви, но не вступать в Исповедующую церковь. Сохранять веру, но не рисковать жизнью. Молиться, но молчать. Это не было героизмом, но это было и не предательством — просто человеческая слабость, желание выжить и защитить семью.
Но история показала: в эпоху тоталитаризма нейтралитет невозможен. Молчание — это выбор. Бездействие — это соучастие. Компромисс — это капитуляция. Те, кто пытался сохранить и веру, и лояльность режиму, в конечном счете теряли и то, и другое.
Итог: кто победил?
К 1945 году церкви — и католическая, и протестантские — остались единственными крупными институтами Германии, пережившими нацистский режим относительно нетронутыми. 94,5% немцев, остававшихся христианами в 1939 году, доказали, что народ оказался религиознее элиты, устойчивее пропаганды, верней своим традициям, чем предполагал режим.
Движение «Немецких христиан» исчезло после 1945 года. Их переписанные Библии были выброшены. Их институты закрыты. Их имена забыты или упоминаются только как пример позора.
А Исповедующая церковь вошла в историю как символ христианского сопротивления. Бонхёффер стал одним из величайших богословов XX века. Нимёллер прожил до 1984 года, свидетельствуя о совести. Простые верующие, укрывавшие евреев, были признаны «Праведниками народов мира».
Но большинство — те миллионы, кто оставался в церкви, но молчал, кто сохранял веру, но не рисковал, кто крестил детей и ходил на мессы, но не протестовал против Холокоста — их история осталась без героического ореола. Они выжили. Они сохранили церковь как институт. Но они не сохранили моральное свидетельство христианства перед лицом величайшего зла в истории.
Народ был между двумя христианствами. И большинство выбрало не показное и не истинное, а третье — удобное. Христианство без креста, вера без жертвы, религия без пророчества. Оно помогло им выжить. Но не помогло им остаться верными.