Бывают дни, которые навсегда врезаются в память города.
Не из-за громких событий или праздничных салютов. А из-за тихого, почти неосязаемого изменения в его воздухе, в его пейзаже. Таким для меня стал день, когда на стене ТОВВМУ во Владивостоке появился он.
Адмирал Кузнецов.
Я шла по знакомому маршруту, думая о своём, и подняла глаза.
И замерла. Многоэтажное здание училища, которое я видела сотни раз, вдруг обрело душу. Из серой бетонной громады оно превратилось в гигантский холст, на котором смотрел прямо на меня, на город, на залив — суровый и спокойный лик Легенды.
Это не просто картинка. Это встреча.
Встреча современного Владивостока, динамичного, шумного, портового, с его фундаментом.
С тем, на чём он, по сути, стоит. И глядя на этот мурал, я вдруг с невероятной ясностью поняла: мы, владивостокцы, ходим по земле, которая помнит шаги этих титанов.
Художник, который не искал лёгких путей
Знаете, что самое поразительное в этой истории?
Не масштаб. А то, как это сделано.
Пока мир увлечён цифровыми проекциями и аэрозольными баллонами, наш приморский художник Василий Шершон взял в руки… валик. Да-да, самый обычный малярный валик. И кисти.
Представьте себе: месяц, каждый день, на высоте.
То ветер с Амурского залива пытается сдуть тебя вместе с краской, то солнце печёт так, что металлические леса раскаляются.
А Василий, как средневековый мастер-фрески, выводит шестиметровый эллипс фуражки… от руки. Без проектора. Без трафарета.
«Даже эллипс фуражки шестиметровый, чтобы сделать от руки, нужно очень сильно постараться», — вот его простые, но такие весомые слова.
Он не просто копировал фотографию.
Такой фотографии, оказывается, и нет.
Этот портрет — собирательный образ, рождённый в воображении художника, вдохновлённого историей.
Он ходил в музей училища, вглядывался в нашивки, в ткань фуражки. Потому что для моряков, для города, где каждая деталь формы имеет значение, историческая достоверность — это вопрос уважения.
Это не граффити. Это монументальная живопись. Та самая, что на века. И в этом — весь наш владивостокский характер: делать небыстро, нелегко, но на совесть.
Человек из стали, который лично строил это училище
И вот теперь он здесь.
Николай Герасимович Кузнецов. Человек-легенда. Для офицеров флота он — как Жуков для сухопутных войск. Но для нашего училища он — больше, чем командующий.
Он — его отец-основатель.
Я прочитала, что в 37-38 годах он лично приезжал сюда, на эту самую землю, и наблюдал, как растут стены его будущей альма-матер. Он стоял, наверное, почти на том самом месте, где теперь стоит его многометровое изображение. Он вдохнул в эти стены дух флота, дух победы.
Его жизнь — готовый сценарий для эпического фильма.
Крестьянский сын с Русского Севера, в 15 лет приписавший себе два года, чтобы попасть на флот. В 34 года — самый молодой нарком ВМФ СССР. Именно он, по сути, спас наш флот в первый день войны, отдав приказ о минировании баз, не дожидаясь указания свыше.
Его смелость и решительность спасли тысячи жизней и корабли.
А знаете ли вы, что День Военно-Морского Флота, который мы так любим праздновать в последнее воскресенье июля на набережных Владивостока, мог бы быть… днём его рождения?
Узнав, что у наркома Кузнецова день рождения 24 июля, Сталин предложил праздновать День ВМФ именно в эту дату. Вот так личный праздник одного человека почти стал общим праздником для всей страны.
И есть в его судьбе что-то глубоко трагическое и по-настоящему сильное. Конфликт с Хрущёвым, разжалование, унижение. Великий адмирал, герой войны, в 51 год был уволен и лишён всего.
И чтобы прокормить семью, он… брался за переводы.
Выучил английский и переводил статьи для военного журнала. Представляете? Адмирал Флота Советского Союза, зарабатывающий переводами. Это ли не пример невероятного мужества и смирения?
Даже сломленный, но не сдавшийся.
«Муралы Победы»: почему это больше, чем краска на стене
Портрет Кузнецова — часть большого проекта «Муралы Победы».
И это не просто «украшательство».
Это способ говорить с новыми поколениями на языке, который они понимают. Языке большого, монументального искусства.
На жилом доме в Благовещенске теперь смотрит на прохожих маршал Рокоссовский.
В Хабаровске — Василевский.
А у нас, во Владивостоке, — ещё и батальная сцена высадки десанта на Курилы. Это превращает весь Дальний Восток в гигантскую, открытую книгу памяти.
И за этим стоит титанический труд.
Василий Шершон, работая в Благовещенске, получил тепловой удар на высоте пятиэтажки в 32-градусную жару. Ломал ногу. Его смывало дождём. Но он шёл и делал. Потому что это — его личный фронт. Его вклад.
«Меня интересовала военная тема с детства. Для меня проект начался с батальной сцены... Такое редко бывает, что дают муралы с батальной сценой – обычно развлекательный контент, абстракции с обводкой. А тут такая картина».
И в этой фразе — вся суть.
В эпоху, когда искусство часто становится фоном, они создают смыслы. Они возвращают нам наше героическое прошлое, делая его не архивной пылью, а живой, дышащей частью нашего городского пространства.
Теперь, проходя мимо училища, курсанты будут отдавать честь не просто стене. Они будут встречаться взглядом с тем, кто для них — пример, идеал и мера ответственности.
А мы, обычные горожане, будем видеть не просто портрет. А напоминание.
Напоминание о том, из какого теста слеплены настоящие герои.
О том, что величие и скромность, стальная воля и готовность к жертве — это не мифы из учебников.
Это наша история. Это наша генетическая память.
И в этом — главная магия нашего Владивостока.
Он не просто город у моря.
Он — город-страж, город-флот, город-память.
И каждый такой мурал — это ещё один кирпич в стене нашей общей идентичности. Ещё один повод, подняв глаза, почувствовать гордость и невероятную, щемящую любовь к этому месту на краю Земли.
А вы уже видели адмирала? Что вы почувствовали?