Найти в Дзене

Хорошее дело браком не назовут

 – Дура, ты, Дашка! Говорю тебе - ты ломоть отрезанный, нельзя тебя приваживать! Вот видишь, что моя ласка натворила! К тебе с добром никак нельзя! ****** Даша была средней в семье. Старший брат уже пошёл в школу, когда она родилась. И в свои 4 годика стала старшей сестрой. И не только по рождению. Родители были из строгих патриархальных семей, по мере возможности старались соблюдать традиции. А значит старшая девочка - нянька младшей. И «отрезанный ломоть».  Даша долго не понимала, что означает этот самый «ломоть», которым ласково звал и успокаивал батька, когда был пьяным. Только выпив, он позволял себе добрую речь со старшей дочерью.   – Ты, Дашка, не обижайся на нас, что мы с тобой так. В строгости держим. Мы же тебе добра хотим. Ты же, дочка - ломоть отрезанный. Вырастешь и поминай, как звали. Вот мне и надо тебя так воспитать, чтобы перед людьми не стыдно было. И чтобы уходить тебе было не тяжко.  Вот, думаешь, малую мы просто так балуем? Нет. Ты улетишь, бросишь нас, а ей нас на

 – Дура, ты, Дашка! Говорю тебе - ты ломоть отрезанный, нельзя тебя приваживать! Вот видишь, что моя ласка натворила! К тебе с добром никак нельзя!

******

Даша была средней в семье. Старший брат уже пошёл в школу, когда она родилась. И в свои 4 годика стала старшей сестрой. И не только по рождению. Родители были из строгих патриархальных семей, по мере возможности старались соблюдать традиции. А значит старшая девочка - нянька младшей. И «отрезанный ломоть».

 Даша долго не понимала, что означает этот самый «ломоть», которым ласково звал и успокаивал батька, когда был пьяным. Только выпив, он позволял себе добрую речь со старшей дочерью.

  – Ты, Дашка, не обижайся на нас, что мы с тобой так. В строгости держим. Мы же тебе добра хотим. Ты же, дочка - ломоть отрезанный. Вырастешь и поминай, как звали. Вот мне и надо тебя так воспитать, чтобы перед людьми не стыдно было. И чтобы уходить тебе было не тяжко.  Вот, думаешь, малую мы просто так балуем? Нет. Ты улетишь, бросишь нас, а ей нас на старости лет содержать, горшки за нами носить. Вот и ублажаем, чтобы потом добро помнила и нам вернула.

 – Папочка, папка, да я никогда вас не брошу! И буду всю жизнь заботится о вас, - бросалась Дашка отцу на шею, но тот лишь строго пресекал это и тут же сменял милость на гнев:

 – Дура, ты, Дашка! Говорю тебе - ты ломоть отрезанный, нельзя тебя приваживать! Вот видишь, что моя ласка натворила! К тебе с добром никак нельзя!

 Он резко вставал и, оттолкнув рыдающего ребёнка, уходил в другие комнаты. Заперев за собой дверь.

 «Что же со мною не так? Почему я - ломоть? Как же доказать им, что не ломоть я, а хорошая девочка? Что люблю их и буду любить и заботиться? Почему раньше, пока сестры не было, добр был ко мне папа, ласков? В чем я провинилась?» - захлебываясь слезами размышляла девочка, забившись в дальний угол комнаты. Услышит отец слезы - не миновать порки. А порку он устраивал всегда лютую. Сечет ремнем и приговаривает: «Всю дурь из тебя выбью, маленькая гадина! Научу уму разуму и родителей уважать!»

Кричит Даша, что поняла всё, что больше не будет, но всё без толку. Надо не просто ответить, что именно поняла, но и не плакать при этом. А как не плакать, когда больно?

 Но отец твердит: «Я научу тебя не пресмыкаться и не унижаться! Еще благодарить будешь! Руки эти целовать, что научили удары держать! Заслужила наказание - держи удар достойно! Моя дочь никогда не будет пощады просить! Убью лучше, чем позор семьи вырастет». 

И запорол бы, если бы мать не бросалась, не выдержав. И получив свою порцию ударов ремнем, она прикрывала собой дочь и успокаивала: «Терпи, милая, отец добра тебе хочет. Жизни учит. Вот не будешь рыдать и вскрикивать - сразу ремень уберет». 

 – Тебя Дашкой и назвали, потому что ты всё отдашь, если я скажу. А не дашь, скажу отцу, что ты меня толкнула, а, ещё лучше, ударила. Запорет до смерти. Папа!… - младшая сестра быстро смекнула, как отцовской любовью пользоваться. Ещё лишь говорить научилась, а уже стала подставлять старшую. 

 Сидит ребёнок, ангел, как не посмотри, крутит голову от ложки. А старшей надо накормить её. Мать по голове не погладит, если каша остынет, а дитё не поест. И так уговаривает, и этак. А сестрёнка лишь отворачивается и смеётся.

И вдруг детская ручка смахивает со столика кружку. Словно кошка, которая смотрит в глаза, а сама лапой предмет к краю толкает и любуется, как он летит.

Так и Света кружку спихнет, стоит только Даше зазеваться. Кружка с грохотом об пол, тут же мать в комнату. И Света в слёзы. Да такие, словно кружкой этой не об пол, а об её голову стукнули. Кричит, надрывается, пальчиком на Дашу показывает. 

 Подхватит мать малышку на руки, а старшую за волосы и в угол. До прихода отца. Пусть он воспитанием занимается. 

 Попробует Даша слово сказать, что случилось рассказать, и тут же получит ещё большую порку: «Ребёнок лгать не умеет, а ты, как я вижу, уже отъявленная лгунья. Врать отцу посмела?!». 

  А младшая смотрит с рук матери, и когда никто не видет - язык показывает и рожицы корчит. Да кто же поверит Даше, пожалуйся она на это. 

 Растут девчата. Младшая уже открыто понукает старшей. Видят родители, не слепые. Но вновь звучит, как приговор: «Ты, Дашка, ломоть отрезанный. А ей ещё за нами в старости ходить».

И снова и снова пытается девочка доказать, что никакой она не ломоть, что любит родителей больше жизни, и никогда их не бросит. И чем сильнее старается, тем хуже ей живётся. 

 А сестра младшая, вроде и хотела бы старшую сестричку любить, да смотрит за родителями и повторяет.

А они только и рады этому. «Не лезь к младшей, обидишь, покалечишь» - на любые попытки поиграть вместе. Но тут же и обратное слово: «Поиграй с младшей, не сестра, что ли?». А играть как, если за всё, что угодно, порка прилететь может. И без права на слово защиты. 

  Дарья росла и из гадкого утёнка расцветала в красивую лебедь. 

Уже с 14 лет парни косяком за ней ходить стали. Но отец строго следил, чтобы даже голову в сторону мужчин не поворачивала. 

 – Ох, шалава, ты, Дашка. Лишь отвернись и в подоле принесёшь. Чтобы из дому без повода не выходила, - то и дело рычал в её сторону отец, глядя на старшую дочь.

А та, чтобы только под горячую руку к нему не попасть и заслужить хоть немного похвалы старалась всячески избегать мужского внимания. 

Да разве утаить такую красоту? Да и недостаток ласки и любви дома первого же ухажора превратил в глазах девушки в прекрасного принца.

Но ослушаться родителей не решалась. А парни, как на подбор, все смекалистые и с серьезными намерениями попадались. Сразу смекали, что к чему и шли свататься. Спустит с лестницы отец очередного жениха, а мать улыбается: 

 – Дочь хороша получилась! Ещё 16 лет нет, а жених косяком пошёл. Будет из чего выбрать.

 А отец бурчит:

 – Главное, чтобы раньше времени не попортили. 

 А тем временем, запал в душу Даше паренек. Из самых настойчивых. Не побоялся он гнева её отца и стал ухаживать. Красиво ухаживать. Цветы дарил (только домой-то нести нельзя, вот Даша и отдавала по пути букет другим девушкам), конфетами угощал (невидаль для Даши.

В семье такое лакомство только по великим праздникам и почти всё только младшей), ласковые слова говорил. Красив и галантен. Кто ж устоит? Особенно, если дома ласки и не видел? Вот и Даша не устояла. Влюбилась.

 Мать заметила сразу, но дочь не выдала. Жалко стало. Отец и не приглядывался. 

 Даша с любимым планы строить стали, как заживут они счастливо своей семьей, как хорошо в их доме будет. 

 Через год Анатолию диплом получать и по распределению уезжать.

«Жениться надо, - сказал он, - чтобы вместе ехать на место работы. Ты согласна?»

  А что любимая ответить может? Конечно, согласна! И из дома ненавистного уехать, наконец. Только нет ещё 18 лет, без родительского согласия не распишут. А ждать никак: день рождения через полгода только, а отъезд у любимого через месяц. 

 Пошёл Анатолий опять просить руки любимой. И снова был спущен с лестницы. Но только семья его была на стороне молодых. И не столько выбор сына им понравился. Не понравился совсем, если уж говорить честно. «Где ж,ты, голь такую нищую нашел? Девчат из хороших семей полно, а ты нищенку подобрал» - пеняли на него родители.

Но то, что сыну отказали и ещё и с лестницы спустили, задело. И пошли они свататься «с подкреплением», собрав с десяток родственников для убедительности. 

 Такого поворота Дарьины родители не ожидали. Кулаками махать отец не решился против такой армии. Запустили, за стол переговоров сели. 

 Часы шестой час отсчитали, а согласия так и не получено. И так бы и ушли сваты несолоно хлебавши, если бы не сестрица. Решила она немного сестре подгадить. Зашла в комнату и выпалила:

 – Да чего вы тут басни развели? Пусть забирают порченную, раз так хочется! Беременная она от него, вот и вся любовь. 

 Все ахнули. Тишина гробовая в комнате повисла. Когда опомнилась Дарья и хотела уже было оправдываться, Анатолий схватил её под столом за руку и одними глазами попросил молчать. 

 – Ах, ты, шлюxa малолетняя! - вскочил отец и занес кулак. 

Но сильная рука перехватила удар. Отец жениха. 

 – Так. Со свадьбой или нет, а девку вашу забираем. Раз наш дурак такую выбрал, то пусть расхлебывает. А поднимать руку на неё не позволю. Наша теперь, - молвил он, и только после разжал пальцы. 

 Еще на несколько часов затянулось обсуждение. Свадьбу было решено играть. Перед родственниками иначе стыдно. 

 – Чтобы всё, как у людей было! Стол и платье, чтобы не стыдно было в глаза родне смотреть, - так решили.

У молодых их мнения ни на что никто спрашивать не собирался. Платье невесте решено было взять в прокате, самое дешевое, что найдется. И свадьбу справлять, как можно быстрее, пока живот позор не выдал. Для всех: «Любовь тут великая, а ему на работу уезжать в другой город». 

 Глазами полными от слез, смотрела Даша, словно на страшный фильм, на свою свадьбу.

Какая девочка не мечтает о красивом белом платье, цветах, украшенной машине? Но ничего этого у неё не было.

Дешевое платье с пятнами от прошлых застолий весело на ней балахоном, отцовская машина украшена была лишь одной лентой, в ЗАГСЕ и ресторане неизвестные ей родственники кричали тосты, требовали целоваться, играли в пошлые игры.

А изрядно выпив устроили драку прямо в зале. Этим свадьба и закончилась. И молодых отправили в квартиру дальних родственников. 

 - Теперь мы – муж и жена, и никто тебя больше не обидит, - успокаивал Анатолий испуганную молодую жену. Надо было срочно заняться «созданием семьи», чтобы никто не заподозрил, что не было никакой беременности. 

 Им повезло и Даша понесла с первого раза. Беременность проходила тяжело. Постоянный токсикоз дополнялся постоянными придирками свекрови. Никак она не могла смирится, что сын привел в дом «нищую и без образования, неровню». О чем сожалела по несколько раз на дню и не смущаясь в выражениях. 

 На пятом месяце беременности Даша с мужем, наконец-то, поехали к его месту работы. Из всего «богатства» и «приданного» был только холодильник, который подарили в складчину родственники со стороны мужа, и старая кровать, которая досталась «в наследство» от семьи Даши.

Небольшая сумка вещей и мешок картошки, что закинули в машину родители невесты: «чтобы в глаза людям не стыдно смотреть было, что с пустыми руками отдаём» - гордо произнес отец Даши. 

 На новом месте молодым выделили комнату. Анатолий приступил к своей первой в жизни работе и старался домой не показываться: слишком уж трудно было молодому мужу смотреть на страдания от токсикоза любимой, на её расплывающуюся фигуру, на вечно заплаканное лицо. 

 Последний месяц Даша провела на сохранении в больнице. На зарплату мужа питаться нормально не получалось, а устроится с таким животом никуда не получалось. От голода возникла угроза выкидыша и её забрали в больницу. 

Роды прошли тяжело. Ослабленный организм с трудом справился. 

 – Выживет ли? - шептали санитарки, глядя как теряет силы молодая мать.

 – Молодая же, должна справится, - вздыхала и крестилась вторая. 

 Но ради доченьки Даша старалась не сдаваться. 

 Крошечная зарплата молодого специалиста совсем не рассчитана на содержание семьи. Даша кормила дочь грудью, и молилась, чтобы молока хватило до того, момента, как малышку смогут забрать в ясли, а Даша устроится работать. Хоть куда. Хоть за миску супа. 

 Не выдержав голода, боясь, что потеряет молоко, она переборола  страх и гордость и позвонила своим родителям. 

 «Замуж выходила - думать надо было. А теперь нечего жаловаться. Никто  тебя содержать не будет. И помогать нам тебе не чем. Нам ещё младшую поднимать надо. Ей, вон, к университету готовиться надо. Репетиторы знаешь сколько сейчас стоят? А одежда новая? Не в доносках же ей в приличное заведение ходить?» - был ответ отца.

Не стала Даша припоминать, что за всё её детство, только одну вещь ей её собственную покупали. Форму школьную. Просто потому, что в школу в форме брата её бы не пустили. А остальные вещи и были «доносками». За братом, за родственниками разными. Брату покупать надо - его размера у родни нет. Хотя отцовское поношенное, как подрос, тоже носить стал. Сестре покупать новое - обязательно! Она же - семьи гордость! 

 «Как она в одном фартучке весь год ходить будет? Стыдно перед людьми. А уж в университет-то тем более, надо так, чтобы не приняли за голодранку. А что тебе поесть, так ты сама поищи, замужняя уже», - закончил он и положил трубку. Ни старшая дочь, ни внучка его не интересовали. 

 Даша научилась готовить из диких трав, экономить так, чтобы хотя бы суп, но был на столе каждый день. Отдав дочь в ясли, устроилась сразу на несколько работ уборщицей. 

 А в первый свой отпуск муж решил проведать своих родителей. Они тоже не хотели ни чем помогать молодой семье. Хотели проучить сына, что на нищей женился. Но в гости внучку привезти требовали. 

 - Ты теперь чужая нам. Замуж отдали - что продали. Внучку привозить можешь, а просто так сюда не шлындай. У тебя теперь другая семья, вот там и живи, - такими словами встретил в дверях Дашу её отец. Она так хотела показать ему Леночку, её доченьку, его внучку. А он даже не взглянул на ребёнка. 

Отпуск «удался на славу». В доме родителей мужа молодых действительно ждали. Как только Даша с Анатолием занесли сумки, через пол часа они уже ехали на машине на родительский огород. 30 соток картофельного поля сами себя не выкопают. На внучку и тут не взглянули. Велели усадить между грядами и не отвлекаться от копки. 

Через час у Даши закружилась голова и она рухнула на ведра с картофелем, что накопала.

 – Вот ведь белоручка какая, - донёсся сквозь туман голос свекрови.

– Да, небось, притворяется. Актриса выискалась. Не смей к ней подходить! Мы театры эти знаем, - голос свёкра, видимо, обращался к Анатолию. 

 Темнота полностью поглотила сознание. 

 – Хватит спать! Как за столом ложкой работать, так никаких обмороков, а как эту еду зарабатывать, так пусть другие горбатятся? - от резкого удара по щеке действительность начала возвращаться.

Вторая щека тоже жгла и гудела. С волос неприятно капала вода. Даша вздрогнула и постаралась открыть глаза.

Она не понимала, что случилось и почему она, мокрая и замёрзшая лежит в луже между грядками картофеля. Рядом надрывно рыдал ребёнок.

Собрав все силы в кулак, девушка попробовала сесть и потянуться к малышке. Горизонт предательски закачался. Но плач дочери заставлял стараться. 

 – Смотри-ка на неё! Поползла! Да хватит дурить уже, девка! От копки картошки ещё никто не помирал. Приводи себя в порядок и на гряду. Пока до конца не выкопаешь, домой не поедем. Или ты думала, что тут тебя нахаляву кормить будут? 

  Свекровь сунула в руку снохе тяпку. Даша послушно взяла, пытаясь дотянутся до дочери.

 – Ребёнком прикрываться вздумала? Иди, копай. Поорёт и перестанет. Нечего на каждый писк бегать. Сначала дело заверши, а потом уже и с лялькой играй, - свекр встал на пути девушки.

 Затравленно Даша попробовала отыскать глазами мужа. Он спокойно копал картошку в нескольких метрах от неё. 

 – Вот, посмотри, посмотри! Муж капает, а ты прохлаждаешься! Мы сына нормально воспитали и тебя, дуру уму научим. Взяла тяпку и копать. Ждать тебя не будем, не успеешь к отъезду свою долю выкопать - тут ночевать оставим, ночью копать будешь. 

 Даша закрыла глаза. Это, наверное, какой-то кошмар! Это не может быть правдой! Толя рассказывал, что его родители добрые, что они полюбят и её и внучку. Что в отпуске они у них отдохнут, сил наберутся. Что ждут их там, соскучились. Но что происходит? Почему? За что? 

 Дочь, заметив мать, успокоилась. Малышка просто тянула ручки и улыбалась. Но между ними стоял свёкр. И Даша почувствовала, как холодок страха ползет по её спине. Она не рискнет ослушаться. Память о порках ещё сильна. Девушка послушно взяла тяпку и принялась откапывать картофель. 

 Солнце уже давно спряталось за горизонт, а гряда всё не кончалась. Ночевать в поле Даша очень боялась. Она спешила, как могла. Мозоли давно уже кровоточили. 

 Дочь спала на мешках с картошкой. Свекровь дважды подходила кормить ребёнка, наведенной ещё утром смесью. Даше от картошки разгибаться было не велено. «Вот сделаешь свою работу, потом и в куклы играть будешь», - встал между ней и внучкой свёкр. 

 За весь день Анатолий, муж Даши, не обронил ни одного слова в её сторону, не оглянулся ни на неё, ни на собственную дочь.

Шок от происходящего был слишком сильным и девушка не могла даже собраться с мыслями и обдумать ситуацию. Она молча копала картофель, тащила тяжелые вёдра и ссыпала в неподъемные мешки. Она хорошо помнила с детства, что плакать нельзя. Слёзы только ухудшат ситуацию. И никто не заступится за неё.

 Нет, её не оставили в поле. 

– Скажи спасибо внучке! Ты же не думаешь, что я за ней смотреть буду? А завтра утром продолжишь. Есть все горазды, а как работать, так все неженки, - сказала свекровь, великодушно сообщив, что в поле Дашу не оставят.

Даша уже никак не могла на это реагировать, сил с трудом хватало стоять. Ела она почти сутки назад, ещё в поезде. Утром не успела, поезд рано прибыл. А когда зашли к родителям, им никто и не предложил. Ведь надо было спешить в поле.

Ну а на поле «свой обед она проспала» - заявила свекровь, когда Даша пришла в себя после обморока. Щеки до сих пор горели. А в зеркале девушка видела, как алеют на лице отпечатки чьих-то ладоней. 

 – За что они меня так ненавидят? - перед тем, как заснуть, спросила она у мужа. 

 – С чего ты это взяла? Да любят они тебя, любят. Просто воспитывают. Такое вот у них отношение. 

 Даша провалилась в сон, обдумывая сказанное. 

  Вся неделя отпуска прошла за копкой картошки. «Мы родителям помогать должны. Хоть этим, а поможем» - успокаивал её молодой супруг. Они встречались только ночью.

Дочь Даша научилась кормить на бегу, не отрываясь от копки картошки. Пока перебирает маленькую от большой, второй рукой ложку малышке подаёт. Хорошо, хоть, Оленька - ребёнок спокойный и послушный, не капризничает, ест. А потом или картошкой сидит, играет, или спит на мешках.

Так отпуск и пролетел. Прямо с поля отвезли молодых к поезду. На прощанье сунули мешок картошки с собой. «Надеюсь, цените нашу доброту и щедрость», - зыркнул в сторону невестки свёкр, щедрым жестом закидывая мешок в тамбур поезда. 

 Даша затравленно закивала. 

Вернуться в своё жильё казалось праздником. Даша хотела петь от радости. Наконец-то они снова одни. Любимый муж, доченька, и… целый мешок картошки!

Это действительно виделось в глазах девушки несметным богатством. Зарплату муж принесет только через месяц, ей зарплаты выдадут не раньше. И, скорее всего, деньги тут же придется отдать за квартиру и на долги в магазине.

Даша волшебным образом уговорила продавщицу - хозяйку крохотного магазина, выдавать ей самое необходимое: соль, сахар, муку и гречку под запись в тетрадке, в счет будущей зарплаты. А теперь, имея целый мешок картошки можно было не бояться голода.

Даже работая уборщицей в трёх местах, Даша с трудом наскребала на нормальное питание и покупку вещей ребенку. О покупке одежды  себе речи не могло быть. 

 Муж появлялся дома всё реже. 

 – Я сегодня заночую на работе. Завтра у нас проверка, надо иметь нормальную голову, а Лена опять не даст нормально выспаться, - сообщал он молодой супруге по телефону. 

 Доченька действительно последнее время очень плохо спала ночью. Резались зубки. И Даша ночи на пролёт носила её на руках, укачивала, успокаивала. 

Иногда девочку из яслей Даша забирала с коликами в животике и тогда опять всю ночь она укачивала малышку.

 А утром, отдав ребёнка в ясли, девушка бежала отмывать, убирать, стирать на трёх работах.  

Пришло и понимание, что так она долго не протянет. Нужна профессия. Особенно ярко это резануло, когда во время одного телефонного разговора мужа с его родителями, она услышала:

«Устаёт она, как же! Уборщицей работает. А мозгами она не думала раньше, что образование получать надо, профессию, прежде чем тебе на шею вешаться? И ты, дурак, подобрал такую. Глаза где были? Говорила я тебе: из нормальной семьи брать надо и с образованием! А не эту бестолочь безрукую».

 Муж им пожаловался, что устаю я сильно, на него времени не хватает и получил вот такую вот отповедь. 

 – А ведь, действительно, любимая, почему бы тебе профессию не получить? Вон, в квартале от нас техникум. На швею, что ли, пойди. Хоть одеваться нормально сможешь. И обшивать всех прямо дома, чтобы по дому тоже успевать. А то с твоими работами вся комната грязью заросла, перед соседями стыдно. А если комендант эту грязищу увидит? Еще и выселят. Ты бы хоть полы хоть каждый день, что ли, мыло. Ребенок, вон, опять пюре размазал. Нехорошо. Я устал, я спать. Постарайся, чтобы Лена сегодня дала мне отдохнуть. Мне утром на работу.

 С этими словами он улёгся на кровать и отвернулся к стенке.

 Даше тоже завтра надо было на работу. К 7 утра. И до 21 часа. Но супруг считал, что во-первых: такая работа, «тряпкой грязь развозить большого ума и сил не требует». Во-вторых: «за ребёнком и домом жена следить должна. Не мужское это дело.»

И Даше нечего было на это возразить. В её семье тоже всегда так было. Значит, так и правильно, так и надо. А то, что от усталости тошнит, так это по молодости, по неопытности. 

 В таком графике добежать до техникума не было никакой возможности. Но не было бы счастья, да несчастье помогло.

Заболела Леночка. С температурой в ясли брать отказались. А педиатр отправил на больничный. Малышка температурила всего три дня. Неудачно резался зуб. А больничный дали на неделю. 

Даша успела навести генеральную уборку в комнате, отмыть и отстирать всё. Даже перегладить постельное белье пока ребенок спал. А как температура пришла в норму, подхватила дочь и помчалась в техникум. 

 Настоящей удачей стало то, что как раз в это время шел набор на заочное отделение. Ещё большей удачей оказалось, что в этом году был огромный недобор.

Шли 90-тые. Новые возможности и новые условия жизни. Людям было не до учебы. Всё вместе и привело к тому, что  Дашу приняли сразу. Даже без экзаменов. И на бесплатное место. Из приёмного отделения женщина побежала в библиотеку. И еле дотащила домой, полученную груду учебников. 

 На учебу Даша накинулась с нечеловеческим энтузиазмом. Она искренне верила, что если она будет отлично учится, то это полностью изменит её жизнь. Она сможет работать не так много и не так тяжело. Она сможет сшить себе красивую одежду и её перестанут брезгливо принимать за нищенку. Она сможет шить игрушки для доченьки.

А самое главное, и родители мужа смогут полюбить её, а собственные родители увидят в ней достойную дочь, а не «отрезанный ломоть».

Для учебы были только ночи. Но этого хватило. Девушка не просто удивляла учителей прекрасными знаниями, но просила дать возможность сдавать досрочно экзамены, тем самым приближая получение заветного диплома. 

 Набравшись смелости, Даша расспросила соседок на наличие швейной машинки. Люда, женщина средних лет, недавно переехавшая в это общежитие после развода с мужем, оказалась владелицей такого технического чуда.

Правда, давно не эксплуатируемого и поэтому не совсем уверенная в его вообще работоспособности. Она разрешила Даше пользоваться машинкой, если разберется, как эта штуковина работает. 

 Даша почистила, смазала и настроила машинку. В секрете от мужа она оттачивала приёмы на старых дочкиных пелёнках. По плану, пеленки должны были быть отправлены родственникам, у кого родится следующий ребёнок. Но Даша решила, что они нужнее в учёбе. Обсуждать с мужем это не рискнула. 

 Стук швейной машинки по ночам немного раздражал соседей. Но возможность бесплатно подшить, ушить, отремонтировать уговорила их потерпеть. 

 Весть о таких услугах быстро облетела городок. И Даше понесли одежду. Оставляя за услуги кто сколько может. Иногда продуктами. 

 Когда заказов скопилось очень много, девушка решилась на отчаянный для неё шаг: она уволилась с одной из работ. 

Постепенно денег стало хватать на нормальные продукты. Хотя зарплата супруга так и оставалась крошечной. 

 На два годика дочери Даша купила красивую ткань и сшила милое платье. Радостная, она встречала с работы Анатолия, мечтая о том, как он восхитится её работой и их красивой дочерью в этом платье.

 Вместо этого разгорелся первый в их жизни серьезный скандал.

 – Как ты могла без моего разрешения купить такую дорогую ткань? - вместо восторженных слов закричал Анатолий, стоило только ему увидеть дочь в ярком платьишке, вместо старых поношенных лохмотьев, передаваемых с чувством великого одолжения разными родственниками.

Покупать что либо ребенку считалось верхом расточительства. А тут такая роскошь. Сначала Анатолий вообще решил, что Даша купила такое платье. И от возмущения аж потерял дар речи. Даша, же, думала, что это от восторга. И гордо выпалила, что это платье она сшила сама, а ткань только купила. Вот в этот момент супруга и прорвало. 

 – Да не дорогая она, не дорогая, - оправдывалась женщина, прижимая к себе испуганного ребенка.

 – Для тебя уже деньги стали недорогими? Ты совсем совесть потеряла? Я, значит, с утра до вечера горбачусь на работе, а ты мои деньги на тряпки пускаешь! 

 Анатолий замахнулся и впервые в их жизни ударил жену. 

 Ярким фейерверком в памяти пронеслись уроки отца. «Не плакать! Только не плакать! Будет ещё хуже» - проносилось в голове и Даша сжалась в комок, прикрывая собой дочь и готовясь к следующему удару.

 Но Анатолий сам испугался своего поступка. И бросился обнимать жену.

 – Извини, извини! Я не хотел. Устал просто. А тут ты с такими тратами. Даже копейка - это много. Ты всегда должна спрашивать у меня разрешения. Ведь я твой муж. Я содержу тебя и твоего ребёнка.

 Последняя фраза резанула больнее пощёчины. «Твоего ребёнка»! Не «нашего»? Только «моего»? Но страх взял своё и девушка промолчала. Как промолчала и о том, что давно уже почти всё покупается только на ее зарплату и на деньги с шитья. Денег, что муж отдаёт как его зарплату с трудом хватает на выдачу ему же денег на сигареты. Но Даша боялась в этом признаться. 

 – Откуда эта красота? - Люба провела пальцем по щеке девушки. Алый отпечаток вчерашнего «воспитания» красовался на лице Даши. Замазывать было нечем. 

 Дарья опустила глаза. Она не хотела, чтобы соседи жалели её или осуждали её любимого. Он же не со зла. Устал просто.

 – Так, дурочка молодая, я сейчас говорить буду, а ты сиди молча и слушай, - усадила Люба соседку на диван у себя в комнате.

 – Руки у тебя золотые. И сердце. А вот в голове пустота и наивность. А потому слушай тетку и слушайся. Возьму я тебя под свою опеку. Только поступать будешь, как я скажу. Даже если совесть твоя огнем выжженная воспитанием, будет сопротивляться. 

 Даше почему-то очень хотелось довериться этой мало знакомой женщине. Может быть потому, что та была красивой, независимой, успешной, не смотря на развод. Может быть потому, что впервые в жизни кто-то хотел заботится о ней самой. 

 Дарья покорно сидела и слушала. Люба сказала, что теперь сама будет брать заказы для Дарьи и назначать за них цену. А деньги не Дарье отдавать, а в банк относить. Зарплат на питание хватало. И велела мужу об этом ничего не говорить. Вот с этим Дарье было труднее всего смириться. Никаких тайн она не хотела иметь от любимого. Любовь ведь подразумевает честность. Во всём.

 – Во всём… - вздохнула Люба и провела пальцем по отпечатку на щеке у девушки. Та вздрогнула. 

 – В общем, ты подумай хорошенько. Не спеши вываливать всё любимому. И если надумаешь согласится на мои условия, где меня искать знаешь. 

 Женщины разошлись. А вечером у Дарьи состоялся неприятный разговор с мужем.

 – Я сегодня весь день думал над твоим поступком. И понял, что рано тебе ещё деньгами распоряжаться. Неси всё, что есть в доме сюда. Теперь я сам буду в дом всё покупать. Продукты списком пиши, что надо. И зарплаты твои договорись, чтобы мне лично на руки выдавали. Раз ты у меня такая транжира, - он обнял жену и чмокнул в макушку.

Давно уже это были единственные ласки от него. Даже поцелуев больше не было. А стоило попробовать приласкаться, как он злобно отталкивал: «тебе, что, одного ребенка мало? Хочешь ещё на мою шею повесить?» - и отправлялся спать на работу.

О противозачаточных и слышать не хотел: «не хватало ещё мои деньги, кровью и потом заработанные, на всякую ерунду тратить, на пошлость и непотребщину». 

Даша несколько раз попробовала и перестала. Смущаться стала. Может и действительно в браке это только, когда ребёнок нужен? Спросить было и не у кого. 

 Отдав все деньги мужу и поклявшись завтра же на работах написать заявление о выдаче ему её зарплат, Даша вспомнила, что присмотрела Леночке новые носочки. Кинулась, было, к мужу попросить на них денег и чуть опять не схлопотала пощечину. Вовремя увернулась.

 – Я же говорил, что ты - транжира тупая! - рявкнул на её просьбу муж.

 Ночью Дарье не спалось. Разные мысли крутились в её голове. Почему больше Анатолий с ней не добрый? Почему другие детки ходят чистыми и нарядными, а она не может даже подумать о носочках единственной дочери? Ведь она и зарабатывает не плохо. 

 Неделю муж сам покупал продукты. Только самое необходимое.

 Ни каких печений, пряников, пюре дочери. «Уже большая, суп поест». А Даша вдруг стала смотреть по сторонам. И потихоньку удивляться, что не всё и не у всех так устроено, как у неё. Как у неё в детстве и как у неё сейчас. За заказы деньги она прятала. Хоть когда нет рядом мужа, купить ребёнку яблоко или конфету.

 И однажды муж нашел её заначку. Утром Даша боялась поднять на людей глаза. Синяки расплылись на всё лицо, уродуя и мешая открывать нормально глаза.

 – Так терпеть и будешь? - спросила с ходу Люба, прикладывая к лицу девушки компресс. 

 Та замотала головой.

 – Значит, будешь меня слушаться?

 Дарья закивала, уже не сдерживая слёзы

Продолжение