— Какое сегодня число?
— Девятое октября, — обрадовался брат моему воскрешению.
— А год? Год какой? — в голосе зазвенела тревога.
— Две тысячи восемнадцатый, — улыбнулся он.
— Что? Всего одна ночь? — прошептала я, не веря. — Но я прожила в теле Айгуль девять месяцев, а в теле Джуны — целый год! А здесь прошла всего ночь?
— С этого момента, пожалуйста, поподробнее, — остановил меня брат.
И я начала рассказывать. Сбивчиво, захлёбываясь словами, я вываливала на них всё: и про рынок рабынь, где меня продавали как вещь; и про бандитов, поймавших меня, чтобы выманить Каина; и про клеймо брачной аферистки. Я поведала, как целый год медленно угасала от рака в теле Джуны и как, наконец, увидела Всевышнего, — и Он отправил меня обратно.
Матильда внимательно слушала мою исповедь, а брат то и дело перебивал, уточняя детали.
— Что с Вольским? — наконец спросила я, оглядываясь.
— Он… несколько не в себе. Мы с охранником перенесли его в спальню.
— Насколько «не в себе»?
— Пускает слюни, — ответил брат. — И кстати, в его столе, который он разблокировал, когда доставал тебе деньги, я нашёл папку. Там были коды и пароли, и… один странный бланк, заверенный нотариусом.
— И что за бланк?
— О назначении душеприказчика. И там стоит твоё имя. Ты теперь опекун Вольского. Договор вступает в силу с момента установления его недееспособности. А это, — он кивнул в сторону спальни, — теперь легко доказать.
— Бред! — вспыхнула я. — Мы даже не знакомы! Откуда он вообще мог обо мне узнать? Сомневаюсь, что ты ему рассказывал.
— Не говорил, — поклялся брат.
— Эту бумагу его заставила написать я, — вмешалась до этого молчавшая Матильда. — Когда мы скрепляли договор о переселении душ, я объяснила риски, а если бы Вольский в теле вашего брата поехал крышей. За ним бы все равно стали ухаживать вы.
— А при чём здесь я? — я впилась в неё взглядом. — У него что, своих юристов нет? То есть вы всё знали заранее? Почему я? Ты, старая ведьма, хоть представляешь, сколько всего мне пришлось пережить?!
— Я знала, что ты выдержишь, не каждый может. Ты всегда была такой.
— Да откуда тебе-то знать, какой я была? Только не надо мне этих дешёвых водевилей, что меня подбросили или в роддоме подменили.
— Нет, ты дитя своих родителей, — её голос был спокоен. — Мне твой брат рассказал о тебе.
— Предатель, — прошипела я, глядя на Женьку.
— Он не помнит этого разговора, не вини его, — остановила меня Матильда. — Да и потом, тебя выбрал Всевышний. Ты сама это сказала. Слабачке Он бы не доверил такую важную миссию.
— О чём вы? — спросили мы с братом одновременно.
***
— Я не единственная, кто знает, как поменять души местами. И ты сама понимаешь, это опасное знание.
— И зачем же его всем подряд рассказывать?
— Не смеши меня, Светлана. Я и не собиралась. Но он пришёл и потребовал это в обмен на жизнь моей внучки.
— Кто он?
— Высокий чиновник. Он собирается подменить души Президенту и его приверженцам.
— Что? Но это же переворот! И что делать? Его нужно остановить.
— Нужно. Но ты и сама понимаешь: в полицию с таким не пойдёшь.
— Жень, а ты чего молчишь?
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
***
Матильда затянулась горьким дымом. Сизые кольца сплетались с седыми прядями волос, смешались с дымом костра и бесследно растворялись в беззвёздном небе. В саду было спокойно, и только треск подкинутого в костер хвороста нарушал тишину. Её знобило. Октябрьский ветер, казалось, пробирал до костей.
— Бабушка, пойдём в дом.
— Мне надо подумать, - не отрывая глаз от огня, сказала Матильда.
— Холодно уже. Зачем они приезжали?
— Они ходили поговорить с Гаро.
— Пошли, — потянула ее в дом Элиста.
Со стен глядели выцветшие лики предков — в их волосах играл ветер, а чёрные омуты глаз гипнотизировали. Элиста вздрогнула: стало жутко от такого пронзительного взгляда с чёрно-белой фотографии.
— Тебе нужно найти то, что связывало вас по-настоящему. Дар, записку, что ты сберегла в сердце — то, в чём теплится частица его души.
Элиста перебирала свои девичьи сокровища: ленты, дешёвую бижутерию. Наконец её пальцы наткнулись на маленький, гладкий речной голыш. Гаро протянул его ей однажды у реки, беззаботно смеясь. Сказал, что он похож на птичье яйцо, из которого однажды непременно вылупится их счастье.
Камень казался теплым, она на секунду задержала его в своей ладони.
— Вот, — прошептала она, протягивая его Матильде.
Старуха приняла камень, и её лицо на миг осветила улыбка.
— Да… Тепло есть. Они собираются поменять души Гаро и Президента. Я привяжу его душу к тебе, его любовь найдёт путь домой...