— Люд, ты чего раскидалась тут? Я же просил порядок навести к вечеру!
Я замерла на пороге спальни, сжимая в руке измятую форму медсестры. Двенадцать часов ночной смены в кардиологии — бесконечный марафон между палатами, капельницами, стонами больных. Приходишь домой, и голова гудит так, что не можешь вспомнить, как добралась от автобусной остановки до подъезда. А тут встречает Сергей Владимирович с претензией.
Он сидел на краю кровати в домашних штанах и застиранной майке, смотрел на меня так, будто я опоздала на важную встречу. Мужу пятьдесят два, но последний год он будто застрял в подростковом протесте против всего мира. С завода его сократили четырнадцать месяцев назад. Сначала ходил на собеседования, приносил распечатанные резюме, говорил о перспективах. Потом перестал. Просто лежал на диване и смотрел сериалы про ментов. А три месяца назад начал пить. Сначала по пятницам. Потом по выходным. Теперь — когда захочет.
— Серёж, я только с работы.
— И что? Дома должен быть порядок. Мать приедет завтра, а тут бардак.
Свекровь. Нина Степановна. Семидесяти двух лет, но держится так, будто ей сорок. Живёт в соседнем районе, но навещает нас каждую неделю, и каждый раз находит, к чему придраться. То пыль на подоконнике, то суп недосолен, то я неправильно складываю его рубашки. Она никогда не спрашивала, как у меня дела. Зато всегда требовала отчёта: почему Серёжа не работает, почему я не слежу за ним получше, почему не заставлю искать место.
Я прошла мимо мужа в ванную, включила воду погорячее и встала под душ. Закрыла глаза. Вспомнила, как сегодня ночью держала за руку старика с инфарктом. Он плакал от боли, сжимал мои пальцы, а я шептала ему, что всё будет хорошо. Потом вспомнила молодую женщину в послеоперационной, которая умоляла меня остаться рядом ещё хоть на минуту, потому что боялась. Я осталась. Сидела на краешке её койки и гладила по руке, пока она не уснула.
А дома меня ждал муж, который не мог даже чашку за собой помыть.
Вышла из душа, вытерлась. Надела старый халат. Прошла на кухню за водой. На столе стояла грязная сковорода с остатками жареной картошки. Раковина была забита тарелками. Я открыла холодильник — пусто. Совсем. Ни хлеба, ни молока. Вспомнила, что вчера утром просила Сергея сходить в магазин. Дала три тысячи. Он кивнул, пообещал. Не сходил. А деньги пропали.
Я налила воды из-под крана, выпила залпом. Села за стол. Посмотрела на часы — половина одиннадцатого утра. Через девять часов снова на смену. Нужно поспать хоть немного, иначе не выдержу.
— Людмила! — крикнул муж из спальни.
Я не ответила. Пошла в зал, легла на диван. Натянула плед до подбородка.
Заснуть не получилось. В голове крутились мысли. Когда это началось? Когда он перестал быть тем человеком, за которого я выходила замуж двадцать девять лет назад?
Мы познакомились на заводе. Я работала в медпункте, он — токарем. Красивый парень с уверенным взглядом, который всегда знал, чего хочет. Говорил, что построит для нас дом, что дети будут учиться в хороших школах, что я смогу не работать, если захочу. Я верила. Мы поженились через полгода. Родился Антон, потом Олеся. Жили небогато, но нормально. Он работал, я работала. Вечерами ужинали вместе, смотрели телевизор, обсуждали планы.
Дети выросли. Антон живёт в Москве, программист. Олеся вышла замуж, переехала к мужу в Рязань. Приезжают пару раз в год. Звонят редко. У них своя жизнь.
И вот мы остались вдвоём. Я думала, станет легче. Что мы сможем, наконец, пожить для себя. Съездить куда-нибудь, просто погулять по парку. Но вместо этого Сергей потерял работу, а я потеряла мужа.
Он стал другим. Раздражительным, придирчивым. Требовал, чтобы я готовила ему отдельно, потому что не ест то, что ем я. Требовал, чтобы я гладила его футболки, хотя раньше сам справлялся. Два месяца назад занял у соседа Виктора пять тысяч. Обещал вернуть через неделю. Не вернул. Виктор больше не здоровается.
Я встала с дивана. Не могла больше лежать. Пошла на кухню, начала мыть посуду. Тарелки, кружки, сковорода. Руки двигались автоматически.
Сергей вышел из спальни. Встал в дверях, скрестил руки на груди.
— Ты чего не спишь?
— Не могу.
— Нервничаешь из-за матери?
Я обернулась. Он стоял, как всегда, с этим высокомерным выражением лица. Будто всё вокруг должны ему.
— Я нервничаю не из-за твоей матери.
— А из-за чего?
— Из-за тебя.
Он вздёрнул бровь.
— Из-за меня?
— Да, Сергей Владимирович. Из-за тебя. Ты год не работаешь. Ты не помогаешь по дому. Ты даже не сходил вчера в магазин, хотя я просила. Три тысячи, которые я дала, где?
Муж отвернулся. Молчал. Потом буркнул:
— Встретил Пашку. Посидели.
— Посидели, — повторила я. — Пропил деньги на еду?
— Не пропил. Заняли мне. Верну.
— Как Виктору вернул?
Сергей шагнул вперёд. Лицо покраснело.
— Ты забыла, кто тебя всю жизнь кормил? Кто на тебе женился, когда ты была никем? Медсестрой в заводском медпункте за копейки?
Я усмехнулась. Внутри что-то оборвалось. Та тонкая нить, что ещё держала нас вместе.
— Кормил? Ты меня кормил? Интересно. А кто сейчас платит за квартиру? Кто покупает продукты? Кто оплачивает твою мать, когда она приезжает и требует, чтобы я её возила по врачам?
— Моя мать старая женщина, ей нужна помощь!
— Да. Но почему эту помощь должна оказывать я? Где ты, её сын? Ты же свободен. Целыми днями дома. Почему не съездишь с ней в поликлинику? Почему не сходишь в аптеку?
Сергей молчал. Смотрел в пол. Кулаки сжаты.
Я вздохнула.
— Знаешь, что самое страшное? Не то, что ты не работаешь. Люди теряют работу, это нормально. Страшно то, что ты даже не пытаешься. Ты сдался. Решил, что весь мир виноват, а ты — жертва. И я должна за это расплачиваться. Плюс ещё и пить начал.
— Я не алкоголик!
— Пока нет. Но идёшь к этому уверенно.
Муж развернулся, хлопнул дверью. Ушёл в спальню. Я осталась на кухне. Села на стул. Руки тряслись.
Легла на диван. Закрыла глаза. Заснула почти сразу.
Проснулась от звонка будильника. Шесть вечера. Пора собираться на смену. Поднялась, оделась. Прошла на кухню. Посуда чистая. Мусор вынесен. Стол протёрт. Сергей сидел в зале, смотрел в окно. Молча.
Я взяла сумку, надела куртку. Вышла из квартиры, не попрощавшись.
На работе было тяжело. Смена тянулась бесконечно. Я бегала между палатами, делала уколы, ставила капельницы, но мысли были не здесь. Думала о доме, о муже, о том, что будет завтра, когда приедет его мать.
Нина Степановна всегда была на стороне сына. Что бы он ни сделал, она находила оправдание. Когда он пил, она говорила, что у него стресс. Когда он не помогал мне с детьми, она говорила, что мужчины не для этого созданы. Теперь, когда он не работает год и четыре месяца, она будет говорить, что я плохая жена, раз не могу его поддержать.
Утром я вернулась домой. На пороге меня встретила свекровь. Она стояла в прихожей, в своём лучшем платье, с укладкой, как будто собралась на праздник.
— Людмила, где ты была всю ночь?
— На работе, Нина Степановна.
— На работе, — повторила она с иронией. — Муж дома один, а ты пропадаешь где-то.
Я сбросила туфли, прошла на кухню. Сергей сидел за столом, пил чай. Смотрел в чашку.
— Мама, не начинай, — пробормотал он.
— Как не начинать? — свекровь прошла следом за мной. — Сын мой сидит без работы, жена его не поддерживает, дома бардак. Ты вообще понимаешь, что творится?
Я налила себе воды. Выпила. Повернулась к ней.
— Нина Степановна, с завтрашнего дня я беру отпуск. На две недели. Вы можете остаться здесь и позаботиться о сыне. Готовить ему, стирать, убирать. Я уезжаю к сестре в деревню.
Свекровь открыла рот, но не нашлась, что сказать. Сергей поднял голову.
— Люд, ты чего?
— Я устала. Устала быть вам обоим матерью. Вам по пятьдесят два и семьдесят два года. Вы взрослые люди. Справитесь без меня две недели.
— Как справимся? — Нина Степановна повысила голос. — Ты жена! Твоя обязанность!
Я посмотрела ей в глаза.
— Моя обязанность — работать по двенадцать часов, чтобы прокормить взрослого мужика, который пропивает последние деньги с друзьями? Моя обязанность — терпеть, когда меня упрекают в том, что я плохо слежу за домом? Извините, Нина Степановна. Эти обязанности я больше не признаю.
Свекровь побледнела.
— Ты что себе позволяешь?
— То, что должна была позволить год назад.
Я прошла в спальню, достала чемодан. Начала собирать вещи. Сергей вошёл следом. Стоял в дверях, растерянный.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— А как я? Мать?
— Не знаю, Сергей Владимирович. Это уже ваши проблемы. Но вот что я тебе скажу. Когда вернусь через две недели, хочу увидеть трезвого мужа с работой. Или хотя бы с записью на собеседование. Если ничего не изменится — я съеду. К сестре насовсем. Или сниму комнату. Но жить так больше не буду.
Муж открыл рот. Закрыл. Ушёл.
Я закрыла чемодан. Вышла из квартиры. Спустилась по лестнице. На улице было холодно. Шёл мелкий дождь. Я вызвала такси. Села на заднее сиденье. Посмотрела на окна нашей квартиры. Там горел свет.
Водитель спросил адрес. Я назвала адрес автовокзала. Он кивнул, тронулся с места.
Я откинулась на спинку сиденья. Закрыла глаза. Впервые за много лет почувствовала облегчение. Пусть ненадолго. Пусть всего на две недели. Но это были мои две недели.
Когда я вернусь, не знаю, что меня ждёт. Может, Сергей найдёт работу. Может, поймёт, что потерял. А может, ничего не изменится. Тогда я уйду. Окончательно. Мне пятьдесят. Ещё есть время пожить для себя.