Сергей сидел на крыльце чужого дома и смотрел, как трое детей стоят у калитки и молчат. Высокий подросток, девочка с косичками, мальчишка с ободранной коленкой. Они смотрели на него, а он на них, и никто не знал, что делать дальше.
Три дня назад он даже не подозревал об их существовании.
Звонок раздался во вторник утром. Сергей Ильич Громов стоял у станка на заводе, когда к нему подошёл мастер и сказал, что его срочно вызывают в контору. Телефон. Полиция.
-- Громов Сергей Ильич? Вы муж Юлии Громовой?
-- Да.
-- Вам нужно приехать. Произошёл несчастный случай.
Слово "несчастный случай" он запомнил. Потом было много других слов, но это осталось. Фура не справилась с управлением. Встречная полоса. Смерть мгновенная. Опознание. Морг.
Закрытый гроб.
-- Не надо смотреть, -- сказала Оксана, подруга Юли. Она пришла сразу, как узнала. -- Запомни её такой, какой она была.
Сергей кивнул. Он вообще не понимал, что происходит. Сидел на диване в морге и смотрел в стену. Оксана говорила с кем-то по телефону, организовывала, договаривалась.
Похороны прошли быстро. Народу пришло много. Сергей не знал половину. Женщины из Центра помощи семьям, где работала Юля. Они плакали, обнимали друг друга, говорили что-то про неё.
-- Столько детей спасла.
-- Двенадцать судеб устроила.
-- Ангел была.
Сергей слушал и не понимал. Какие дети? Юля консультировала семьи, работала с документами. При чём тут дети?
После кладбища все разошлись. Оксана осталась последней. Налила ему чай, сказала:
-- Серёж, поешь хоть.
Он не мог. Оксана ушла, оставив на столе записку: "Съезди к Антонине Васильевне. Юля бы хотела".
К тёще он поехал только через три дня. Не хотелось. Антонину Васильевну он видел раз пять за двенадцать лет. Может, шесть. Она жила в деревне Берёзовка, восемьдесят километров от Костромы. Юля ездила к ней часто. Два раза в месяц точно, иногда чаще. Говорила, мать болеет, помощь нужна.
Сергей как-то предлагал поехать вместе. Юля отказалась. Сказала, что мама плохо себя чувствует, не хочет лишних людей видеть. Он не настаивал. Работал много, уставал, ему и самому не особо хотелось в деревню тащиться.
Берёзовка встретила его тишиной. Октябрь, дождь недавно прошёл, грязь на дороге. Домов тридцать, половина с заколоченными окнами. Дом тёщи в конце, за огородами. Сергей припарковался у калитки.
Антонина Васильевна вышла из дома и сразу заплакала. Шла к нему, вытирая лицо ладонями.
-- Серёженька. Прости нас. Господи, прости.
Он обнял её. Стояли так, пока она не успокоилась.
-- Пойдём в дом.
На кухне тёща пыталась заварить чай. Руки тряслись. Кружка стучала о стол. Сергей забрал у неё чайник, налил сам.
-- Антонина Васильевна, всё нормально. Не волнуйтесь так.
Она посмотрела на него, и в глазах был такой ужас, что Сергею стало не по себе.
-- Серёж. Я должна. Господи. Не знаю, как сказать.
-- О чём вы?
Она вытерла лицо фартуком. Снова. И ещё раз. Фартук был сухой, но она всё вытирала.
-- У Юли есть сын. Ему четырнадцать.
Сергей не понял. Переспросил:
-- Что?
-- Сын. Родной. От того парня, который погиб в армии. Помнишь, она рассказывала? Кирилл. Ему сейчас четырнадцать лет. Живёт здесь, со мной.
Слова доходили медленно. Сергей сел, потом встал, потом снова сел.
-- Двенадцать лет. Мы прожили двенадцать лет, и она мне ничего не сказала.
-- Боялась.
-- Чего боялась?
Антонина Васильевна молчала. Потом сказала тихо:
-- Что ты не примешь. Что уйдёшь.
Сергей засмеялся. Зло.
-- Да я бы. Она же знала, что у меня после той болезни своих детей быть не может. Я ей сам говорил. Зачем было скрывать?
-- Но это не всё, Серёж.
Он посмотрел на тёщу.
-- Есть ещё двое. Маша, одиннадцать. Витя, восемь. Юля их из Центра забрала. Машу из роддома, мать отказалась. Витю из семьи изъяли, там родители пили, били. Юля их спасла.
Сергей встал. Прошёл к двери. Вернулся.
-- Трое?
-- Трое.
-- Где они?
-- У соседей. Я попросила увести их на время. Думала, нам надо сначала поговорить.
-- Поговорить, -- повторил Сергей. -- О чём, простите, говорить? Моя жена двенадцать лет меня обманывала. Каждый день врала. А я ничего не знал. Ходил дураком.
-- Серёженька, не надо.
-- Надо. Она меня предала. Понимаете? Предала.
Он вышел из дома. Сел в машину. Завёл мотор.
Ехать назад в Кострому не мог. Просто сидел за рулём и смотрел в лобовое стекло. Достал телефон. Нашёл номер опеки. Палец завис над кнопкой вызова.
Почему он должен? Юля врала. Целовала его по утрам и врала. Приходила вечером с работы, улыбалась, спрашивала, как дела, и врала. Ложилась с ним в постель и врала.
А теперь он что? Обязан расхлёбывать?
Он набрал номер. Дождался гудков.
Сбросил.
Вернулся к дому через час. Антонина Васильевна сидела на крыльце. Увидела его, поднялась.
-- Серёж.
-- Покажите мне их фотографии.
Она принесла альбом. Сергей открыл первую страницу. Юля с младенцем на руках. Совсем крошечным. Она смотрела на ребёнка, и у неё на лице было такое выражение, какого Сергей никогда не видел.
Следующая страница. Юля с мальчиком постарше. Они на качелях, оба смеются.
Ещё. Юля с девочкой у реки. Девочка держит её за руку.
Дальше. Юля за столом, трое детей вокруг. Они едят что-то, болтают. Все счастливые.
Последняя фотография. Лето, судя по всему. Юля на траве, дети обнимают её. Три разных лица, три разных возраста. Но все смотрят на неё так, будто она центр их вселенной.
Сергей закрыл альбом. На обложке что-то было написано ручкой. Неровными буквами: "Мама. 2023".
-- Это Маша написала, -- сказала тёща. -- В прошлом году. На день рождения Юле подарила.
Сергей положил альбом на скамейку. Прикрыл лицо руками.
Вечером Антонина Васильевна сказала:
-- Они сейчас вернутся. Соседка не может их дольше держать.
-- Хорошо.
-- Серёж, ты не обязан. Понимаешь? Они на меня оформлены, я опекун. Ты можешь уехать. Никто тебя не осудит.
Он молчал.
Дверь скрипнула.
Трое детей стояли в проёме и смотрели на него. Подросток в джинсах и чёрной куртке. Девочка в розовой кофте, с косичками. Мальчик в футболке не по размеру, с царапиной на коленке.
Антонина Васильевна сказала:
-- Дети, это Сергей Ильич. Муж вашей мамы.
Молчание. Никто не двигался.
Подросток первым спросил:
-- Вы знали про нас?
Голос ровный, без эмоций.
-- Нет. Только что узнал.
Девочка шагнула вперёд:
-- А вы заберёте нас?
Сергей не знал, что ответить. Посмотрел на Антонину Васильевну. Она отвела глаза.
-- Я не знаю. Мне нужно подумать.
Мальчик тихо сказал:
-- Мама говорила, что вы хороший.
Что-то внутри Сергея треснуло. Он встал резко, стул упал.
-- Извините.
Вышел во двор.
Ночью не спал. Лежал на диване в гостиной и смотрел в потолок. В голове крутилось одно: почему она не сказала?
Может, он когда-то что-то ляпнул? Дал понять, что против детей?
Вспомнил. Свадьба у друзей. Лет пять назад. Банкет, гости, дети орали как резаные. Юля смотрела на них, улыбалась. А он сказал:
-- Хорошо, что нам с этим не мучиться.
Она тогда как-то странно на него посмотрела. Потом кивнула.
-- Да. Хорошо.
Господи.
Утром он вышел во двор. Кирилл колол дрова. Топор опускался чётко, полено раскалывалось пополам.
-- Помочь?
-- Справлюсь.
Сергей постоял рядом.
-- Ты знал, что я не знаю про вас?
-- Да.
-- И что ты об этом думаешь?
Кирилл остановился. Воткнул топор в колоду. Посмотрел на Сергея:
-- Думаю, что мама боялась вас потерять. И думаю, что вы сейчас злитесь на неё. Правильно думаю?
Сергей не ожидал такой прямоты.
-- Правильно.
-- Понятно. Тогда можете уезжать. Мы привыкли без отца.
Повернулся, взялся за топор.
Сергей спросил:
-- А ты хочешь, чтобы я остался?
Кирилл не обернулся. Ударил топором. Полено раскололось.
-- Хочу. Но только если вы тоже хотите. А не из жалости. Жалость нам не нужна.
День тянулся. Сергей ходил по дому, смотрел на вещи. Детские рисунки на стенах. Учебники на полке. В углу велосипед.
Маша подошла к нему после обеда. Протянула листок.
-- Я нарисовала. Хотите посмотреть?
Сергей взял. На рисунке был дом. Пять фигур. Бабушка, трое детей, мужчина. А над ними -- женщина с крыльями.
Под рисунком неровными буквами: "Наша семья".
-- Вам нравится?
Сергей сжал листок. Бумага затрещала. Маша испуганно попятилась. Он разжал пальцы, расправил рисунок, провёл ладонью по смятым углам.
-- Можно я его повешу? В комнате?
Маша кивнула. Смотрела на него большими глазами и не понимала, почему у дяди Серёжи мокрое лицо.
Вечером он сидел на крыльце. Витя подошёл молча. Сел рядом, прижался. Сергей обнял его автоматически. Мальчик был тёплый, маленький. Пах детским шампунем.
Витя заплакал. Тихо, почти беззвучно. Сергей гладил его по голове и не знал, что говорить.
-- Не плачь.
-- Я боюсь.
-- Чего?
-- Что вы уедете.
Сергей крепче прижал мальчика к себе.
-- Не уеду.
Слова вырвались сами. Он не планировал их говорить. Но сказал. И понял, что это правда.
Ночью он вышел в огород. Кирилл стоял у забора, смотрел на звёзды.
-- Не спится?
-- Не спится.
Сергей закурил. Предложил сигарету подростку. Тот покачал головой.
-- Не курю.
-- Правильно.
Молчали.
Кирилл спросил:
-- Вы правда не уедете?
-- Не уеду.
-- Почему?
-- Не знаю. Наверное, потому что Юля бы этого хотела.
Кирилл усмехнулся:
-- Плохая мотивация.
-- Знаю.
-- Тогда зачем?
Сергей затянулся. Выдохнул дым.
-- Потому что она вас любила. А я её любил. Значит, должен попробовать полюбить вас.
-- А если не получится?
-- Не знаю. Посмотрим.
Кирилл кивнул.
-- Честно, по крайней мере.
Утром Сергей позвонил Оксане.
-- Мне нужна помощь. С документами.
-- Серёж, что случилось?
-- Я хочу оформить опеку. Над тремя детьми.
Долгая пауза. Потом Оксана заплакала.
-- Юля знала. Она всегда верила, что ты сможешь.
-- Она ничего не знала. Потому что я сам не знаю, смогу ли.
-- Но попробуешь?
-- Попробую.
Через неделю они ехали в Кострому. Дети на заднем сиденье. Кирилл смотрел в телефон. Маша болтала без остановки. Витя молчал, прижавшись к окну.
-- А у вас квартира большая? -- спросила Маша.
-- Двухкомнатная.
-- А нам хватит места?
-- Не знаю. Как-нибудь разместимся.
-- А можно я обои выберу? Розовые хочу.
-- Посмотрим.
Витя тихо спросил:
-- А вдруг мы вам не понравимся? Вы нас вернёте?
Сергей посмотрел в зеркало заднего вида. Мальчик смотрел на него испуганно.
-- Не верну.
-- А если мы будем плохо себя вести?
-- Всё равно не верну. Так не делают.
Кирилл поднял голову от телефона:
-- А как делают?
-- Не знаю. Никогда отцом не был.
-- И что теперь?
-- Буду учиться.
Квартира встретила их пустотой и тишиной. Дети стояли в прихожей, оглядывались. Сергей показал комнаты.
-- Вот большая. Вот поменьше. Ещё зал. Кухня. Ванная. Решайте, кто где будет спать.
Они молчали.
-- Ладно. Кирилл, ты старший, тебе большую комнату. Маша и Витя в маленькой. Я на диване в зале.
Кирилл возразил:
-- Нет. Вы в комнате. Я на диване.
-- Кирилл, ты подросток, тебе пространство нужно.
-- Мне пофиг. Вы взрослый, вам важнее.
Спорили минут двадцать. В итоге решили, что Сергей берёт маленькую комнату, Кирилл большую, Маша с Витей спят на раскладном диване в зале.
-- Временно, -- сказал Сергей. -- Потом что-нибудь придумаем.
Первую ночь Маша описалась. Проснулась в три часа утра, плакала. Сергей менял постельное бельё, не зная, что говорить.
-- Не плачь. Бывает.
-- Я не специально.
-- Знаю.
Он стирал простыни в ванной в три часа ночи и думал, что понятия не имеет, как это делать. Как быть отцом. Как успокаивать детей. Как стирать мочу с дивана.
Гуглил на телефоне: "ребёнок описался что делать".
Через три дня Кирилл пошёл в новую школу. Вернулся мрачный. Сел на кухне, уставился в телефон.
-- Как дела?
-- Норм.
-- Ребята как?
-- Нормальные.
-- Учителя?
Кирилл не ответил.
Сергей не стал давить. Понимал, что подростку тяжело.
Через неделю Кирилл не пришёл ночевать. Позвонил в одиннадцать вечера:
-- Я у друга. Переночую тут.
-- Какого друга? Ты же только пришёл в школу.
-- Познакомились. Нормальный чувак.
-- Кирилл, ты должен был предупредить.
-- Ну, предупреждаю же. Всё нормально.
Сергей сжал телефон. Хотел заорать. Сдержался.
-- Ладно. Но завтра мы поговорим.
-- О чём?
-- О том, что так нельзя.
Кирилл усмехнулся в трубке:
-- А как можно? Вы же мне не отец. Зачем я должен отчитываться?
-- Потому что ты живёшь в моём доме.
-- Это не мой выбор был.
-- И не мой тоже. Но мы теперь вместе, значит, будем договариваться.
-- О чём договариваться?
-- О правилах.
-- Каких правилах?
-- Таких, чтобы мы не сошли с ума. Приходи завтра, поговорим.
Кирилл бросил трубку.
Наутро он пришёл к обеду. Сел на кухне. Сергей заварил чай.
-- Слушай меня внимательно. Я не твой отец. Ты прав. Но я взял на себя ответственность за тебя, Машу и Витю. И это значит, что у нас должны быть правила. Первое: если ночуешь не дома, предупреждаешь заранее. Не за час, а хотя бы утром. Второе: я должен знать, где ты и с кем. Не потому что контролирую, а потому что отвечаю за тебя. Третье: мы разговариваем, а не орём друг на друга. Согласен?
Кирилл молчал. Потом кивнул.
-- Согласен. Но у меня тоже правило. Вы не лезете в мои дела, если я не прошу.
-- Договорились.
Прошёл месяц. Антонина Васильевна приехала в гости. Дети обрадовались, кинулись к ней. Она привезла гостинцев, пирогов.
-- Как вы тут? -- спросила она Сергея, когда дети ушли в комнату.
-- Трудно. Очень трудно.
-- Дети капризничают?
-- Нет. Наоборот. Слишком послушные. Боятся, что я их выгоню.
-- Время нужно.
-- Знаю.
Он налил ей чай. Сказал:
-- Антонина Васильевна, я нашёл у Юли дневник. В её вещах. Она писала там про детей. И про меня. Вы читали?
-- Нет.
-- Она несколько раз пыталась мне сказать. Но я сам её останавливал. Говорил, что рад, что у нас нет детей. Что это облегчение. Она после этого замолкала.
Тёща вытерла глаза:
-- Она тебя любила, Серёж. Просто не знала, как быть.
-- И я не знаю. Но пытаюсь.
Через два месяца Витя начал мочиться по ночам регулярно. Каждую ночь. Сергей водил его к психологу.
-- Это реакция на стресс, -- объяснила женщина. -- Ребёнок потерял мать, переехал, новая обстановка. Ему нужно время.
-- Сколько?
-- У всех по-разному. Может, месяц. Может, полгода.
Сергей кивнул. Купил клеёнку, запас постельного белья. Каждое утро стирал, не говоря Вите ни слова.
Мальчик плакал:
-- Простите. Я не специально.
-- Знаю. Всё нормально.
Маша называла его "Сергей Ильич". Не "папа". Не "дядя Серёжа". Официально и холодно. Он не давил, понимал, что рано.
Однажды он заплетал ей косички перед школой. Делал это плохо, неумело. Она дёрнулась:
-- Больно.
-- Прости.
-- Вы неправильно делаете.
-- Учусь.
Она развернулась, посмотрела на него сердито:
-- Мама умела. А вы не умеете ничего.
Развернулась, убежала в комнату. Заплакала там.
Сергей сидел на кухне и не знал, что делать. Потом пошёл к ней. Постучал.
-- Маша, можно?
Молчание.
-- Я знаю, что я не мама. И никогда не буду. Но я здесь. И я пытаюсь. Это что-то значит?
Дверь открылась. Маша стояла с красными глазами.
-- Значит. Просто мне её не хватает.
-- Мне тоже.
Она обняла его. Крепко. Сергей гладил её по голове и думал, что никогда раньше не обнимал детей. А теперь делает это каждый день.
Прошло три месяца. Сергей вернулся на работу. Детей устроил в школу, в кружки. Маша ходила на рисование. Витя на плавание. Кирилл ни на что не хотел.
-- Мне неинтересно.
-- Найди что-то интересное.
-- Зачем?
-- Чтобы не сидеть дома.
-- Мне норм дома.
Сергей не настаивал.
Однажды вечером он пришёл с работы уставший, злой. Завод давил, начальство орало, зарплату задерживали. Дома Маша и Витя ссорились из-за пульта. Кирилл слушал музыку на полную громкость. На кухне гора немытой посуды.
Сергей посмотрел на всё это и понял, что не выдерживает.
-- Я выйду. Ненадолго.
Вышел из квартиры. Сел в машину. Поехал в бар на другом конце города. Сел за стойку. Заказал виски.
Сидел там до одиннадцати вечера. Пил, смотрел в стену, думал, что не справляется. Что это было ошибкой. Что он не может быть отцом.
Телефон завибрировал. Сообщение от Кирилла: "Вы где?"
Сергей не ответил.
Ещё одно: "Маша плачет. Говорит, что вы не вернётесь".
Ещё: "Витя тоже".
Сергей посмотрел на экран. Набрал: "Вернусь".
Заплатил. Вышел из бара. Поехал домой.
Дверь открыл Кирилл. За ним стояли Маша и Витя. Оба с красными глазами.
-- Вы где были? -- спросила Маша.
-- Просто поехал проветриться.
-- Мы думали, вы нас бросили.
Сергей присел перед ней на корточки:
-- Не брошу. Обещаю.
-- А почему ушли?
-- Потому что устал. Иногда взрослым нужно побыть одним.
Витя прижался к нему:
-- Но вы вернулись.
-- Да. Вернулся.
Кирилл стоял у стены, смотрел на них. Сергей встал, подошёл к нему:
-- Извини. Не должен был так делать.
-- Всё нормально. Понимаю.
-- Правда?
-- Правда. Мне тоже иногда хочется всё бросить. Но никуда не ухожу. Потому что они здесь. -- Кивнул на Машу и Витю.
Сергей обнял его. Кирилл напрягся, потом расслабился. Обнял в ответ.
Прошло четыре месяца. В один из вечеров Сергей сидел на кухне, проверял счета. Маша делала уроки рядом.
-- Сергей Ильич, а как правильно пишется "семья"?
-- С мягким знаком.
-- А что такое семья?
Сергей задумался.
-- Это люди, которые живут вместе и заботятся друг о друге.
-- А мы семья?
-- Не знаю. Как думаешь?
Маша посмотрела на него серьёзно:
-- Думаю, да. Потому что вы о нас заботитесь. И мы о вас.
-- Это правда.
-- Тогда мы семья. -- Она вернулась к тетради, написала что-то. Потом спросила: -- А можно я буду называть вас папа?
Сергей не мог ответить сразу. Потом кивнул:
-- Можно.
Витя перестал мочиться по ночам через пять месяцев. Просто в один день проснулся сухим. Потом ещё один. Потом неделя. Месяц.
Психолог сказала:
-- Он адаптировался. Чувствует себя в безопасности.
Сергей спросил:
-- И что дальше?
-- Дальше живёте. Обычной жизнью.
Прошло полгода. Кирилл по-прежнему называл его "Сергей Ильич". Не "папа". Сергей не настаивал.
Однажды они сидели на кухне вдвоём. Поздний вечер, все спали.
-- Кирилл, ты можешь меня называть как хочешь. Мне не обязательно быть тебе отцом.
Подросток посмотрел на него:
-- Вы уже отец. Маше, Вите. И мне тоже, наверное. Просто я не привык так говорить.
-- Не обязательно привыкать.
-- Но я хочу. Просто пока не получается.
-- Ничего. Времени полно.
Через восемь месяцев они всей семьёй поехали в Берёзовку. Антонина Васильевна встретила их на крыльце. Обнимала, плакала.
-- Как вы? Как дети?
-- Нормально, -- ответил Сергей. -- Живём.
Дети побежали по двору. Маша к качелям. Витя к велосипеду. Кирилл к дровнику -- проверить, надо ли колоть.
Антонина Васильевна смотрела на них, потом на Сергея:
-- Ты справился.
-- Не знаю. Пытаюсь.
-- Юля была бы горда.
Сергей посмотрел на детей. Они бегали, смеялись, кричали.
-- Может быть. Не знаю. Но я стараюсь.
Вечером они сидели на крыльце. Сергей, Антонина Васильевна, дети. Ели, болтали, смеялись над чем-то.
Маша сказала:
-- Бабушка, а мы теперь настоящая семья. Правда ведь, пап?
Сергей кивнул:
-- Правда.
Витя прижался к нему:
-- А я боялся, что вы нас не полюбите.
-- Я тоже боялся. Но как-то получилось.
Кирилл молчал. Потом тихо сказал:
-- Спасибо.
Сергей посмотрел на него:
-- За что?
-- За то, что остались.
-- Некуда было идти.
Кирилл усмехнулся:
-- Да ладно. Было куда. Но вы остались.
Сергей обнял его за плечи:
-- Не жалею.
-- Правда?
-- Правда. Хотя вы все достали уже конкретно.
Дети засмеялись.
Ночью Сергей не спал. Лежал на диване в гостиной, смотрел в потолок. Думал о Юле. О том, как она боялась сказать. О том, как он сам её останавливал. О том, что всё могло быть по-другому.
Но не было.
И теперь у него трое детей. Чужих. Или уже не чужих. Не знает точно.
Знает только, что они его. И он их. Как-то так вышло.
В комнате Маша засмеялась во сне. Витя что-то пробормотал. Кирилл встал в туалет, прошёл мимо, остановился:
-- Не спится?
-- Не спится.
-- Думаете о маме?
-- Да.
-- Я тоже. Каждый день.
-- Знаю.
Кирилл помолчал. Потом сказал:
-- Пап, а можно я так вас называть? Или вам неудобно?
Сергей сел на диване. Посмотрел на подростка.
-- Можно. Мне нормально.
-- Точно?
-- Точно.
Кирилл кивнул. Пошёл в свою комнату. Остановился у двери:
-- Я рад, что вы нас не бросили.
-- Я тоже.
Дверь закрылась.
Сергей лёг обратно. Закрыл глаза. И впервые за восемь месяцев уснул спокойно.