Ещё в 1639 году казак Иван Москвитин вышел к Охотскому морю. Однако даже сегодня, почти четыре столетия спустя, ответить на вопрос, что такое Дальний Восток, непросто. Обитающий на Дальнем Востоке, изучающий его всю жизнь, я до сих пор не очень понимаю, что это такое.
Чем связано это огромное и разнородное пространство — от южных морей до полярного края? Кто такие дальневосточники, чем они отличаются от жителей других частей России? Как понять физиологию, философию, метафизику этого пространства, расшифровать его иероглиф?
Самому загадочному из советских лидеров Юрию Андропову приписывают замечательную фразу: «Мы не знаем страны, в которой живём». Мы привычно называем центральной Россией Москву и её окрестности, но Москва уже превратилась в Дальний Запад, а новым центром страны стала Сибирь. По той же инерции мы считаем, что рубеж Европы и Азии проходит по Уральскому хребту, однако подлинная граница Европы и Азии давно переместилась от Урала к Амуру.
Европейцы называли всё необъятное российское Зауралье Тартарией (отсюда же и Татарский пролив между Сахалином и материком, не имеющий отношения к Татарстану). При царях и Приморье, и Камчатка считались Восточной Сибирью. Термин «Дальний Восток» укоренился лишь в советское время, причём его границы не раз менялись.
Считая Дальний Восток чем‑то единым или однородным, мы делаем ошибку. Это понятие размытое и насквозь условное. Что общего у приморских сопок Маньчжурии, амурских волн, диких степей Забайкалья, бамбуково‑лианного Сахалина, колымско‑индигирского заполярья? Здесь нет какого‑то единого стержня, каким выступает, допустим, Волга для Поволжья. Никто не знает точно, кто такой дальневосточник и чем он характеризуется; обобщение — всегда упрощение, а значит, искажение.
Дальневосточный федеральный округ лишь немногим меньше Австралии. Районы здесь принято измерять ирландиями, бельгиями и разными прочими швейцариями. Площадь Дальнего Востока составляет 40 процентов от российской, но живёт во всём этом необъятии лишь пять процентов населения РФ.
Дальневосточников впору заносить в Красную книгу, как амурских тигров или дальневосточных леопардов.
Дальний Восток похож на архипелаг: его поселения невелики, немногочисленны и далеки даже друг от друга. Измерять здешние расстояния европейским аршином бессмысленно. Здесь царит другая география — неевклидова. Это в Европе тысяча километров — всегда тысяча. На Дальнем Востоке сотня вёрст порой оказывается длиннее тысячи — таков сформулированный мной (заявляю без ложной скромности) закон зауральской относительности. Ближе ли Приморье к Чукотке или Камчатке, нежели к Москве? Не убеждён. Некоторые летают из Владивостока на Чукотку через Москву — так выходит проще и быстрее.
Для дальневосточников так называемый Ближний Восток — это далёкий запад. Даже Новосибирск, расположенный на тысячу километров ближе к Москве, чем к Владивостоку, — запад. Должны ли мы называть Японию, живущую почему‑то по читинскому времени, Страной восходящего солнца? Даже Владивосток — восточнее Нагасаки, лежащего на долготе Якутска. А Магадан, Петропавловск‑Камчатский и Анадырь настолько восточнее Японии, что она для них — такой же запад, как Лондон или Париж для Москвы...
Нулевой меридиан провели по Гринвичу, лондонскому пригороду. «Восточный Гринвич» — 180‑й меридиан, рассекающий планету пополам, — проходит по Чукотке. Её восточная часть угодила, как ни странно это звучит, в Западное полушарие (такая уж у нас страна — даже полушария ей жмут). Поэтому самая западная точка России — не в Калининградской области, а на Чукотке. Но и самая восточная — тоже здесь: это остров Ратманова в Беринговом проливе, разделяющем Россию и Америку. От него до американского острова Крузенштерна — всего‑то четыре километра, доплыть можно... Так что Дальний Восток — это ещё и Дальний Запад. И Дальний Север тоже (именно здесь, а именно в Якутии, находится «полюс холода»). И даже Дальний Юг, поскольку Владивосток расположен южнее Крыма и Флоренции.
Далёкий тыл — но и восточная передовая. Окно в Азию, линия соприкосновения — если не боевого, то культурного, экономического, геополитического... Русское поле экспериментов — от царского порто‑франко и советского Дальстроя до нынешних «дальневосточных гектаров».
Культурное освоение территории ещё важнее, чем военное, административное и хозяйственное. Лишь ожив в слове, мелодии, художественном образе, земля становится по‑настоящему освоенной. Не потому ли мы утратили Аляску, что она не успела по‑настоящему прирасти к метрополии, не будучи осмысленной в песнях и романах? Литература — способ осознания времени и пространства. Историю и географию мы знаем, по большому счёту, из литературы, тогда как архивы и документы остаются уделом специалистов. Именно стихи и проза дают нам возможность ощутить далёкие земли и эпохи своими, близкими.
Литературная освоенность наших земель неравномерна. Московский, петербургский, уральский, кавказский тексты русской литературы хорошо известны, с дальневосточным — сложнее. Летописцев здесь всегда не хватало. Если Днепр, Дон, Колыма навсегда поселились в нашей словесности, то кому известны Яна, Алазея, Оленёк? Волга впадает в Каспийское море — а куда вливается грандиозная Обь? Чёрное море описано от и до — а что у нас с Беринговым, Охотским, Японским?
Тем не менее дальневосточная ветвь русской литературы живёт. Она росла из дневников и травелогов моряков, купцов, миссионеров... Когда Пушкин отправился на свою последнюю дуэль, на его столе остались лежать наброски о Камчатке. По намеченной им тропе на Дальний Восток вскоре потянулись писатели: Гончаров, Крестовский, Чехов, Гарин‑Михайловский... Мало‑помалу стали проклёвываться и местные побеги.
Если попробовать собрать сводный дальневосточный литературный взвод, то в первой шеренге мы увидим таёжного охотника, стихийного философа и эколога Дерсу Узала из одноимённой книги Владимира Арсеньева. Рядом с ним — командир партизанского отряда Левинсон из романа Александра Фадеева «Разгром». Дальше — Мальчиш‑Кибальчиш из «Военной тайны» Аркадия Гайдара, начатой в тревожном (ожидалась война с Японией) 1932 году в Хабаровске. Следующий — капитан Врунгель из книги Андрея Некрасова, работавшего в Дальморзверпроме. Разведчик Владимиров, он же Исаев, ещё не ставший Штирлицем (действие первого романа Юлиана Семёнова о нём «Пароль не нужен» происходит во Владивостоке и Хабаровске 1921 – 1922 годов). Геолог Чинков по прозвищу «Будда» из романа Олега Куваева «Территория» об открытии чукотского золота в послевоенные годы...
Этот славный отряд пассионариев сохраняет матрицу смыслов. И эстафета не оборвана: о современных дальневосточниках пишут Александр Кузнецов‑Тулянин («Язычник»), Виктор Ремизов («Воля вольная»), Михаил Тарковский («Тойота‑креста»)...
Дальний Восток — извергающийся вулкан, расплавленный, ещё не застывший металл. Его можно сравнить с деревом, ещё не достигшим предела своей высоты... Поэтому его открытие и освоение продолжаются.
Печатается по: Авченко В. Архипелаг Джетлаг, или Дальний Восторг // Мир Музея. 2025. №9. С.2–5.
См. также: Боднева Я. Нечеловеческая жизнь Анивы