Тот вечер был таким же, как сотни других. В нашей квартире пахло жареной картошкой с грибами и укропом. По телевизору тихо бубнил какой-то сериал, а я, Светлана, разбирала почту, сидя на кухне. Муж Андрей мыл посуду, его спина была ко мне повернута, и по тому, как он напевал что-то себе под нос, было ясно — он абсолютно спокоен. Это был наш островок тишины, наш мирок, выстроенный за десять лет совместной жизни. Крошечная двухкомнатная квартира в панельной многоэтажке была нашим настоящим крепостным замком.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел. Я встрепенулась. Мы никого не ждали.
— Кому бы это? — пробормотал Андрей, вытирая руки полотенцем.
Он подошел к двери и посмотрел в глазок. Его лицо вытянулось от удивления.
— Денис твой, — бросил он мне через плечо и, не раздумывая, открыл.
На пороге действительно стоял мой брат. Но не один. Рядом с ним, прижавшись к его плечу, была худая девушка с длинными темными волосами. Я ее никогда раньше не видел. Но больше всего меня поразили не они, а два огромных, видавших виды чемодана, которые стояли по бокам от них, как преданные псы.
— Сестренка! Андрюха! — Денис широко улыбнулся, будто его визит в десять вечера был самым радостным событием. — Впускайте скорее, замерзли уже!
И, не дожидаясь приглашения, он взял один чемодан и вкатил его в прихожую. Девушка робко потянула за собой второй.
У меня внутри все похолодело. Я медленно поднялась с кухонного стула и вышла в коридор.
— Денис, что это значит? — спросила я, и мой голос прозвучал чужим, сдавленным.
— Света, познакомься, это Алина, — Денис обнял девушку за талию. — Алина, это моя сестра Света, а это ее муж Андрей.
Алина слабо улыбнулась, ее глаза быстро и оценивающе скользнули по мне, по прихожей, заглянули вглубь квартиры.
— Приятно познакомиться, — прошепелявила она.
— Взаимно, — автоматически ответила я, а потом, собравшись, повторила жестче: — Денис, я спрашиваю, что происходит? К чему эти чемоданы?
Денис вздохнул, сделав драматическое лицо, которое я ненавидела с детства.
— Светик, выручай. У Алины тут... небольшие проблемы. С жильем. Ей негде жить. Поживет у вас пару недель, максимум месяц, пока мы с ней новый вариант не найдем. Я бы ее к себе взял, но у меня же одна комнатка в общаге, сами понимаете.
В воздухе повисла тяжелая, гулкая тишина. Андрей растерянно смотрел то на меня, то на брата. Я чувствовала, как по моей спине бегут мурашки. Несколько недель. В нашей двушке. С незнакомой женщиной.
— Ты с ума сошел? — вырвалось у меня. — Абсолютно? Ты мог хотя бы позвонить? Предупредить?
— Да какая разница? — Денис махнул рукой, его улыбка наконец исчезла. — Я вот предупреждаю. Беда случилась, родные люди должны помогать. Или мы тебе не родные?
— Родные не врываются как ураган в десять вечера с чемоданами! — голос мой начал срываться. — У меня своя жизнь, Денис! Нас тут двое! Места и так нет!
— Мы не будем мешать, — встряла Алина, и в ее голосе послышались слезливые нотки. — Я буду тихонько сидеть в углу, честно. Мне просто некуда больше идти...
Она выглядела такой несчастной и хрупкой, но в ее глазах, которые она опустила в пол, я поймала что-то твердое, камушек, спрятанный в иллюзии беззащитности.
Андрей, наконец, нашел в себе что-то сказать.
— Денис, ну это действительно... неудобно как-то. Могли бы предупредить.
— Андрей, ты что, тоже? — Денис перевел на него взгляд, пытаясь найти в нем союзника. — Мужчина, а не понимаешь? Женщине помощь нужна! Ей на улице ночевать, что ли?
В груди у меня что-то закипело. Год назад Денис уже «временно» оставлял у нас свой велосипед, который потом ржавел на балконе полгода. Три года назад он «на пару дней» пристроил к нам своего кота, когда уезжал в отпуск, и мы потом искали тому новых хозяев. Его «временно» всегда затягивалось. А тут — живой человек.
— Нет, — сказала я тихо, но четко. — Нет, Денис.
— Света, ну хватит устраивать сцену! — вспылил он. — Люди с улицы, а ты...
— Это моя квартира! — голос мой набрал громкости и прозвучал как хлопок. — И мне плевать, что ей некуда идти и негде жить! Решай свои проблемы как-то иначе! Твоя подруга здесь не останется ни одного дня!
Я показала рукой на дверь. Сердце колотилось где-то в горле.
Денис покраснел. Он шагнул ко мне, сжав кулаки.
— Ты что, животное без сердца? — прошипел он. — Родной брат к тебе пришел, а ты его на порог ставишь? Холодная, бесчувственная тварь!
Алина громко всхлипнула и уткнулась лицом в ладони. Ее плечи затряслись. Андрей, видя эту истерику, сдался. Он положил руку мне на плечо.
— Свет, ну может, действительно... Ну, пусть переночует. Сегодня уже поздно. А завтра... завтра видно будет.
Я посмотрела на него с немым упреком. Он отвел глаза. Это была его первая, роковая ошибка. Первая трещина в стене нашей общей крепости.
Денис, почувствовав слабину, тут же воспользовался ей. Он грубо толкнул ногой второй чемодан, чтобы он полностью заехал в прихожую.
— Вот и спасибо, Андрей! Настоящий мужик! — сказал он с фальшивой благодарностью. — А ты, сестренка, одумайся. Утром поговорим.
Они прошли в гостиную, оставив меня одну в прихожей, перед этими двумя чужими, наглыми чемоданами. Дверь закрылась. Островок тишины был захвачен врагом. И я знала — это только начало.
Тот первый вечер растянулся в бесконечную, тягучую пытку. Алина, словно придворная дама, устроилась на нашем диване, поджав под себя ноги, и смотрела телевизор, переключая каналы нашим пультом. Денис расхаживал по гостиной, будто осматривая свои новые владения. Он заглянул на кухню.
— А у вас, я смотрю, холодильник новый взяли. Небось, в кредит? — бросил он, открывая дверцу и заглядывая внутрь. — О, а колбаска есть. Можно я кусочек?
Не дожидаясь ответа, он отломил полпалки и, жуя, вернулся в зал.
Я стояла на кухне, опершись о столешницу. Руки дрожали. Андрей пытался делать вид, что ничего страшного не происходит, уткнувшись в телефон, но по его напряженной спине было видно — ему тоже не по себе.
— Андрей, — тихо позвала я.
Он поднял на меня виноватый взгляд.
—Ну что я мог сделать? Выставить их в ночь? Они же люди.
—Они же прекрасно видели, что мы не рады! Они могли уйти в мотель, к друзьям, куда угодно! Денис не дурак, у него должны быть деньги.
—Может, правда, беда у них. Надо же помочь.
Я ничего не ответила. Помочь. Это слово стало оправданием для самого страшного вторжения — в твое личное пространство, в твой покой.
Ночь мы провели ужасно. Я легла спать, повернувшись к Андрею спиной. Гости устроились в зале на раскладном диване. Сквозь тонкую стенку доносился их приглушенный шепот. Я не могла разобрать слов, но в интонациях не было ни растерянности, ни благодарности. Слышался ровный, деловой обмен фразами.
Утром я проснулась от посторонних звуков на кухне. Вышла в коридор и застыла. Алина стояла у нашей раковины и мыла свою кружку. На ней был мой халат. Мой новый, шелковый халат, который я надевала только по особым случаям, чтобы просто почувствовать себя красивой.
— Что вы делаете? — выдохнула я.
Алина обернулась.Ее лицо было безмятежным.
—А что такое? Я просто умылась. Халатик ваш примерила, уж очень он мягкий. Вы не против?
—Да, я против! — голос мой дрогнул от возмущения. — Снимите. Сейчас же.
Она надула губы, словно обиженный ребенок, медленно сняла халат и бросила его на стул.
— Ну и ладно. Можно я хоть кофе сделаю?
—Делайте. Только после себя уберите.
В туалете я обнаружила, что моя дорогая косметика сдвинута с полки, а тушь для ресниц вообще стояла без колпачка. Похоже, ею уже успели воспользоваться.
Когда вернулась на кухню, Алина разливала кофе по чашкам. Она поставила перед собой мою любимую кружку, ту, что с рисунком кошки, которую мне подарила мама.
— Эту не надо, — резко сказала я. — Возьмите синюю.
—Но эта же симпатичнее, — надулась она снова.
—Это моя кружка. Возьмите синюю.
Она с театральным вздохом поменяла кружки.
В этот момент из зала вышел Денис, потягиваясь.
—О, кофе! Отлично. Алина, ты у нас сегодня хозяйка, я смотрю.
—Стараюсь, — она бросила на меня быстрый, исподлобный взгляд.
За завтраком царило тяжелое молчание. Андрей упорно смотрел в тарелку. Денис громко хлебал кофе. Алина ковыряла вилкой в омлете, который я пожарила на всех.
— Знаешь, Свет, — начал Денис, отодвигая пустую тарелку. — Насчет тех двух недель... Кажется, нам понадобится чуть побольше. Месяца полтора. Алина тут одно местечко присмотрела, но оно освободится только через полтора месяца.
У меня внутри все оборвалось.
—Какое местечко? — спросила я, стараясь говорить ровно.
—Ну, работа у нее новая, квартира... Все как-то наладилось, но нужно немного подождать.
Он говорил размыто, общими фразами. Я посмотрела на Алину. Она улыбалась Денису, а ее рука под столом лежала на его колене. И снова это странное чувство — они не выглядели как несчастные беженцы. Они выглядели как пара, которая просто переехала на новую квартиру.
После завтрака Денис ушел — якобы по делам. Алина осталась. Она устроилась в зале с телефоном и полностью игнорировала меня, как будто я была прислугой, невидимой в собственном доме.
Днем я пошла в душ. Когда вернулась в спальню, чтобы одеться, я заметила, что дверь в зал приоткрыта. Алина стояла спиной ко мне и о чем-то оживленно говорила по телефону.
— Да, все нормально, поселились, — говорила она тихо, но я слышала каждое слово. — Тесновато, конечно, но ничего, потерпим. Главное, что прописаться можно будет. Да-да, я все выяснила, нужно только их согласие... Ну, Денис с ними договорится, он же брат. Они не откажут.
Прописаться. Это слово врезалось в сознание как нож. Вот оно. Вот их настоящая цель. Это не было временным пристанищем. Это был план захвата.
Я отступила назад, в спальню, прислонилась к стене. Руки снова задрожали, но теперь уже не от обиды, а от холодной, пронзительной ярости. Они не просто нагло воспользовались нашей добротой. Они планировали украсть часть нашего дома.
Вечером, когда Андрей вернулся с работы, а Денис пришел неизвестно откуда, я не выдержала. Я встала посреди гостиной, глядя на брата.
— Денис, твоей подруге нужно искать другой вариант. У нас мало места. Это неудобно. Вы должны уехать. Завтра.
Денис медленно поднял на меня глаза. Алина сделала испуганное лицо и прижалась к нему.
— Опять начинаешь? — спокойно спросил он.
—Я не начинаю, я заканчиваю. Вы не можете здесь жить. Точка.
—А куда мы пойдем? На улицу? — его голос зазвенел. — Ты хочешь, чтобы твой племянник под мостом родился?
В комнате повисла абсолютная тишина. Даже Андрей перестал дышать.
— Какой... племянник? — прошептала я.
Денис вытащил из кармана телефон и тыкнул в экран.
—Вот, смотри. Справка из женской консультации. Алина беременна. На третьем месяце. И ты хочешь выбросить на улицу беременную женщину? Своего будущего племянника? Да кто ты после этого вообще?
Я посмотрела на Алину. Она опустила голову, но я видела краешек ее губ. Они были поджаты не от страха, а от напряжения, будто она с трудом сдерживала улыбку.
И в этот момент я все поняла. Полностью. Это была не просьба о помощи. Это была ловушка. И спусковой крючок в ней был слово «беременна».
Слово «беременна» повисло в воздухе густым, удушающим облаком. Я стояла, не в силах пошевелиться, ощущая, как пол уходит из-под ног. Андрей первый нарушил оцепенение.
— Племянник? — переспросил он, и в его голосе прозвучала неподдельная, мужская жалость. — Денис, почему ты сразу не сказал?
— А чтобы она меня сразу на порог выставила? — Денис язвительно кивнул в мою сторону. — Я знаю свою сестру. Она сначала подумает, а потом, может быть, когда-нибудь почувствует. А ребенку нужна крыша над головой сейчас.
Я перевела взгляд на Алину. Она сидела, опустив глаза, и гладила свой еще плоский живот. Театральный, до тошноты знакомый жест. Но сейчас, подкрепленный справкой на экране телефона, он действовал на Андрея безотказно.
— Ну конечно, конечно, — засуетился он. — Тебе нельзя нервничать. Оставайтесь, сколько нужно. Мы как-нибудь разместимся.
— Андрей! — вырвалось у меня. Но я поняла, что сейчас, в этом состоянии шока, проиграю. Любая моя попытка возразить будет выглядеть как жестокость чудовищного масштаба.
Я развернулась и молча ушла в спальню, захлопнув за собой дверь. Сердце бешено колотилось. Беременна. Это меняло все. Или... не меняло? Я присела на кровать, сжав виски. В голове стучало: «Не верь. Не верь. Не верь».
Я достала свой телефон. Моя лучшая подруга, Анна, работала юристом в жилищной сфере. Я набрала ее номер, стараясь дышать ровнее.
— Аня, мне срочно нужен совет, — прошептала я, едва она ответила. — У меня тут кошмар.
Я вкратце, стараясь не срываться на истерику, описала ситуацию: брат, его беременная подруга, чемоданы и их явное нежелание уходить.
— Они хотят здесь прописаться, Аня, я это слышала. Что мне делать? Если они оформят временную регистрацию...
— Свет, ты должна выдохнуть, но слушать меня очень внимательно, — голос Анны стал жестким, деловым. — Если они получат временную регистрацию, даже на полгода, выселить их будет крайне сложно. Особенно если женщина будет на позднем сроке или с новорожденным ребенком. Суд будет на их стороне, это защита социально уязвимых групп. Они получат официальное право жить в твоей квартире, и твои слова «это мое» для закона будут пустым звуком. Ты не сможешь их выгнать, не сможешь продать квартиру. Они вклинются в твою жизнь как клин, и выковыривать их придется годами через суд. Твое единственное спасение — ни в коем случае не подписывать согласие на регистрацию. Ни под каким предлогом. Ни для поликлиники, ни для пособий. Ничего. Это ловушка.
Мир вокруг поплыл. То, что я подозревала на уровне интуиции, оказалось юридическим фактом. Это была не паника. Это был четкий, продуманный план захвата.
— Но как они могут это сделать? Я же не подпишу!
— Они могут давить на жалость, на родственные чувства, могут угрожать. Денис — твой брат, он знает твои слабые места. И Андрея тоже. Поговори с мужем. Он должен быть с тобой на одной стороне баррикады. Один промах — и все.
Мы поговорили еще несколько минут, и я положила трубку. Руки были ледяными. Я вышла из спальни. В зале царила почти идиллическая картина. Андрей наливал Алине чай, а Денис, развалившись на диване, смотрел телевизор. Он бросил на меня торжествующий взгляд.
Вечер прошел в гнетущем молчании. Я заметила, как Андрей украдкой поглядывает на Алину с новым, отеческим выражением лица. Он уже видел в ней не нахлебницу, а будущую мать своего племянника. Они играли на его самых простых и сильных чувствах.
На следующее утро Денис подошел ко мне, когда я одна была на кухне.
— Свет, нужно поговорить, — начал он примирительным тоном. — Я понимаю, ты злишься. Но давай мыслить трезво. Алине для оформления документов, для поликлиники нужна прописка. Хотя бы временная. Это же просто бумажка, формальность! Ребенку потом все равно потребуется свидетельство о рождении, его тоже нужно куда-то регистрировать. Давайте мы ее просто пропишем тут на полгодика, я тебе слово даю, как только найдем свое жилье, сразу же выпишемся. Тебе же это ничего не стоит.
Он смотрел на меня честными, широко раскрытыми глазами. Тот самый взгляд, которым он в детстве выпрашивал мои конфеты. Но сейчас за этим взглядом стоял взрослый, расчетливый мужчина, который хладнокровно ломал мне жизнь.
— Нет, Денис, — сказала я тихо, глядя в окно. — Никакой прописки. Ни временной, ни постоянной. Это мое окончательное решение.
Его лицо исказилось. Добродушие испарилось, как будто его и не было.
— Да ты вообще оху... с ума сошла! — он еле сдержался. — Я по-хорошему к тебе, по-семейному! Это же для ребенка! Ты что, младенца на улицу выбросишь?
— Ребенка не выброшу. Но тебя и твою подругу — запросто. И ты это прекрасно понимаешь.
Я повернулась и вышла из кухни, оставив его одного. Мое сердце бешено колотилось, но внутри впервые за эти дни появилось нечто твердое. Стальная решимость.
В тот же день, пока все были дома, я объявила, что уезжаю к подруге на пару часов. Это была ложь. Я села в машину и поехала по адресу, который нашла в интернете. Офис частного детектива находился в невзрачном бизнес-центре. Мне нужны были доказательства. Подтверждение того, что эта беременность — такой же фарс, как и их искренность.
Секретарь проводила меня в кабинет. Человек за столом лет пятидесяти, с усталым и внимательным взглядом, представился Александром Петровичем.
— Чем могу помочь? — спросил он.
И я, запинаясь, начала свой рассказ. О брате. О его подруге. О чемоданах. О внезапной беременности. О прописке. О том, что я подслушала. Я говорила, а он слушал, изредка делая пометки в блокноте.
— Вам нужно проверить женщину? Алину? — уточнил он, когда я закончила.
—Да. И ее связь с моим братом. И... правда ли она беременна. Я должна это знать.
Он кивнул.
—Это выполнимая задача. Но имейте в виду, официальную справку о беременности без ее согласия мы не получим. Но есть косвенные признаки. Наблюдение. Социальные сети. Связи. Судимости.
— Судимости? — я вздрогнула.
—Все возможно в нашей жизни, — он пожал плечами. — Вы хотите знать правду? Я ее найду. Но будьте готовы к тому, что она может быть неприглядной.
Я глотнула воздух и кивнула.
—Я готова.
Подписав договор и оставив предоплату, я вышла на улицу. Было странно ощущать, что теперь у меня есть союзник. Одинокий, безжалостный искатель фактов. Я ехала домой и думала о том, что теперь наша квартира превратилась в поле боя. А на войне, как известно, все средства хороши. И я была готова сражаться до конца.
Прошло пять дней. Пять дней, в течение которых наша квартира напоминала поле боя после перемирия. Напряженное, зыбкое затишье. Алина старалась не попадаться мне на глаза, Денис же, наоборот, стал подчеркнуто вежлив. Он приносил продукты, мыл за собой посуду, даже попытался починить дребезжащую дверцу шкафа. Эта новая тактика была страшнее открытой агрессии. Я понимала — он закладывал фундамент для следующего штурма.
Андрей, видя это «перемирие», окончательно расслабился. Он стал разговаривать с Алиной о беременности, давал советы, что купить, однажды даже принес ей витамины. Я молчала. Каждое его доброе слово в их адрес было маленьким предательством, но я не могла ничего сказать. Мне нужны были железные доказательства.
И вот, в субботу утром, когда Андрей ушел за продуктами, а Денис и Алина еще спали, телефон наконец vibrровал в моей руке. На экране горело имя «Александр Петрович».
Я замерла, потом тихо выскользнула на балкон, притворив за собой дверь. Утро было прохладным, и гусиная кожа выступила на руках.
— Алло, — прошептала я, сжимая телефон так, что пальцы побелели.
—Светлана, доброе утро. Отчет готов. Я могу продиктовать основные моменты или выслать на почту.
—Диктуйте, — выдавила я. Глотать было нечем.
Он зашелестел бумагами. Его голос был ровным, безразличным, как у врача, объявляющего диагноз.
—Итак, предмет наблюдения — Алина Викторовна Меньшикова. Возраст — двадцать семь лет. Официально нигде не работает. Имеет судимость по статье 159 часть 2 — мошенничество, совершенное группой лиц. Получила три года условно. Срок закончился полгода назад.
У меня перехватило дыхание. Мошенничество. Значит, мое чутье меня не обмануло.
—Беременность, — быстро спросила я.
—Медицинскую справку без ее ведома мы, как и предупреждали, получить не можем. Однако, в течение пяти дней наблюдения, субъект не посещал женскую консультацию, не покупал лекарств, связанных с беременностью, не проявлял никаких внешних признаков, кроме одного раза — при выходе из вашей квартиры она несла довольно тяжелую сумку, что для беременной на третьем месяце, мягко говоря, нехарактерно. Но это косвенный признак.
Я закрыла глаза. Так и есть. Они лгут. Эта беременность — спектакль.
—Хорошо. А что с братом? Их связь?
—Вот здесь начинается самое интересное, — в голосе детектива впервые появились нотки чего-то, кроме профессиональной холодности. — Ваш брат, Денис Сергеевич, действительно состоит с ней в близких отношениях. Но их знакомство не было случайным. Мы подняли старые связи Алины. И обнаружили, что примерно год назад она уже находилась в близких отношениях с другим мужчиной. Знакомым вам.
Легкие перестали слушаться. Холодный пот выступил на спине.
—С... с кем?
—С вашим отцом. Сергеем Владимировичем.
Мир вокруг замер. Звуки улицы — гул машин, крики детей — пропали, заглушенные оглушительным гулом в ушах. Я схватилась за холодный перила балкона, чтобы не упасть.
— Что? — это был не вопрос, а хриплый, беззвучный выдох.
—Да. Алина Меньшикова была любовницей вашего отца. Их связь продолжалась около восьми месяцев. Она закончилась, когда ваш отец отказался разводиться с вашей матерью и, судя по всему, перестал ее финансировать. После этого она практически сразу сошлась с вашим братом. И здесь начинается вторая часть.
Я молчала, не в силах издать ни звука. Он продолжал, и каждое его слово было как удар кувалды.
— Мы проанализировали переписку вашего брата, полученную из открытых источников. Он знал. Он знал, кем была Алина для его отца. Более того, есть все основания полагать, что их сближение не было случайным. Это был спланированный шаг. Ваш брат свел ее с отцом, а когда тот от нее ушел, Денис ее «подобрал». У нас есть фрагменты их переговоров. Они планировали оказать давление на вашего отца, шантажируя его связью с бывшей любовницей, чтобы выманить у него крупную сумму денег. Но ваш отец, судя по всему, оказался крепким орешком и не поддался. Тогда они разработали план «Б».
Я уже знала, что он скажет. Все кусочки пазла с ужасающей ясностью сложились в единую, отвратительную картину.
— Квартира, — прошептала я.
—Именно, — подтвердил детектив. — Ваша квартира. Поскольку вы — дочь, а Денис — сын, они решили, что имеют на нее такие же права. Их цель — либо принудить вас к продаже и разделу денег, либо, что более вероятно, зарегистрировать Алину, а затем, используя ее мнимую беременность и последующее рождение ребенка, оспорить ваши права на жилплощадь через суд. Они рассматривают вашу квартиру как законную компенсацию за «моральный ущерб», который, по их мнению, ваш отец нанес Алине. Ваш брат напрямую говорил ей: «Отец нас кинул, теперь пусть сестра отвечает. Эта квартира по праву должна быть и моей».
Я медленно сползла по стене балкона и села на холодный пол, поджав колени. Во рту был вкус меди и пепла. Мой собственный брат. Мой брат, с которым мы выросли в одной комнате, с которым делили игрушки и секреты, подстроил всю эту гнусную аферу. Он подсунул свою любовницу нашему отцу, а когда это не сработало, привел ее в мой дом, чтобы отнять его.
— Светлана, вы меня слышите? — спросил детектив.
—Да, — мой голос прозвучал откуда-то издалека. — Я... все поняла. Пришлите отчет на почту.
Я положила трубку и долго сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу балконной двери. Во мне не было ни злости, ни ярости. Только огромная, всепоглощающая пустота. Пустота, в которой плавало одно-единственное, кристально ясное понимание.
Война была объявлена. Но теперь я знала не только планы врага. Я знала его уязвимые места. И была готова бить без пощады.
Отчет детектива лежал у меня в почте, как заряд взрывчатки. Я перечитала его три раза, пока каждое слово не врезалось в память. Судимость. Отец. План. Предательство. Теперь это были не догадки, а факты, упакованные в сухие, безжалостные строки.
Мне было не больно. Боль прошла, оставив после себя странную, ледяную пустоту. А в этой пустоте родилось холодное, ясное решение. Они хотели войны? Они ее получат. Но по моим правилам.
Я действовала методично, как часовой механизм. Сначала позвонила матери. Сказала, что у меня чрезвычайная ситуация, и попросила приехать через час, не объясняя причин. В ее голосе я услышала тревогу, но она не стала расспрашивать. Потом я нашла в старой записной книжке номер отца. Мы не общались с ним больше года, после того как он ушел к другой женщине, но сейчас он был мне нужен. Я набрала номер.
— Папа, это Света.
В трубке повисло удивленное молчание.
—Светлана? Что случилось?
—Ты должен приехать. Сейчас. К мне. Денис привел в мою квартиру ту самую Алину. Твою Алину.
Я не стала говорить больше и положила трубку. Этого было достаточно.
Андрей, видя мою сосредоточенность, пытался выяснить, что происходит, но я лишь покачала головой.
—Сегодня все закончится. Просто будь рядом.
Он смотрел на меня с растущим беспокойством, но промолчал.
Ровно через час в дверь позвонили. Я открыла. На пороге стояла моя мама, Марина Ивановна. Ее лицо было бледным от волнения.
—Света, родная, что такое? Ты вся белая.
Я не успела ответить, как сзади раздался голос:
—Марина?
Мы обе обернулись. На лестничной площадке стоял мой отец, Сергей Владимирович. Он постарел, осунулся. Увидев маму, он смутился и растерялся.
—Что ты здесь делаешь? — спросила мама, и ее голос дрогнул.
—Я вызвала его, — тихо сказала я. — Проходите. Сейчас все поймете.
Я впустила их в прихожую. В этот момент из зала вышли Денис и Алина. Они были веселы, оживленно о чем-то болтали. Увидев наших родителей, они замерли на месте, как вкопанные. Улыбка на лице Дениса медленно сползла, сменившись шоком, а затем животным страхом. Алина побледнела и сделала шаг назад, пытаясь спрятаться за его спиной.
— Папа? Мама? — Денис выдавил из себя. — Что вы здесь делаете?
— Это мой вопрос, — холодно сказала мама, ее взгляд прилип к Алине. Ее лицо стало восковым. Она узнала ее. По фотографиям, которые она когда-то нашла в телефоне отца. — Это... это же та...
Она не могла договорить.
Алина, дрожа, попыталась взять Дениса за руку, но он резко отдернул свою.
— Мама, папа, это Алина, моя девушка, — залепетал он, пытаясь взять ситуацию под контроль. — У нас небольшие трудности, они нас ненадолго приютили.
— Девушка? — тихо, но четко прозвучал голос отца. Он смотрел на Алину, и в его глазах кипела ярость. — Моя бывшая шлюха стала твоей девушкой, Денис? Интересное совпадение.
Денис попытался наступить.
—Папа, я не знаю, о чем ты! Мы любим друг друга!
— Любишь? — в голосе матери послышались слезы и гнев. Она шагнула к Алине. — Это та, из-за которой ты разрушил нашу семью? И теперь она живет в доме моей дочери? Вы с ума посходили оба?
— Мама, успокойся, — попытался встрять Андрей, но мама отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
— Молчи, Андрей! Ты позволил этому... этому существу переступить порог моего дома?
—Это мой дом! — вдруг крикнула я, и все замолчали, глядя на меня. — Мой и Андрея. И я решаю, кто будет здесь жить. А эти двое, — я показала пальцем на Дениса и Алину, — не просто наглые родственники. Они мошенники. И я могу это доказать.
Я повернулась к Алине.
—Алина Викторовна Меньшикова. Судимость по статье 159 часть 2 — мошенничество группой лиц. Не так ли?
Алина вскрикнула и схватилась за горло. Денис остолбенел.
— Ты... ты что, следила за нами? — прохрипел он.
—Я защищала свой дом, Денис. От тебя. Ты что, думал, я поверю в эту дурацкую сказку про беременность? В которую, кстати, поверил твой собственный оте, когда ты пытался шантажировать его, требуя денег за молчание о своей же любовнице!
Теперь настала очередь отца побледнеть. Он смотрел на Дениса с отвращением.
—Так это ты... Ты ее ко мне подослал? Свой же отец?
Денис, загнанный в угол, взорвался. Вся его напускная вежливость испарилась.
—А ты что думал? Что я буду всю жизнь на побегушках у тебя быть? Ты кинул ее, как последнюю тряпку! А она мне как сестра! Я должен был ей помочь! А ты ничего не дал! Ни ей, ни мне! Так пусть теперь Светка делится своей золотой клеткой!
— Как сестра? — задохнулась мама. — Ты называешь эту... эту женщину сестрой? А Светлана тебе кто? Ты привел в ее дом любовницу своего отца, чтобы отобрать у нее крышу над головой? Ты вообще в своем уме?
— А что она сделала для меня? — завопил Денис, его лицо исказилось гримасой ненависти. — Сидит тут, как сыр в масле, а я по углам ючусь! Она должна делиться!
В этот момент Алина, увидев, что их план рухнул, бросилась к двери, рыдая.
—Я не могу это слушать! Вы все уроды! Денис, забери меня отсюда!
Но Денис ее уже не слышал. Он стоял, тяжело дыша, и с ненавистью смотрел то на отца, то на меня. Отец медленно подошел к нему вплотную.
— Убирайся, — прошипел он. — Убирайся из дома моей дочери. И чтобы я тебя больше никогда не видел. Ты мне не сын.
— Да пошел ты! — рявкнул Денис и оттолкнул отца.
Это была последняя капля. Отец, не раздумывая, со всей силы ударил его по лицу. Звук был глухой, костяной. Денис с проклятьем отлетел к стене.
Крики, ругань, рыдания Алины — все смешалось в оглушительный хаос. Соседи за стеной начали стучать. Андрей пытался растащить отца и Дениса. Мама плакала, прислонившись к косяку двери.
А я стояла посреди этого ада и смотрела. Смотрела на рушащиеся остатки моей семьи. Я добилась своего. Правда вышла наружу. Но пахла она не победой, а пеплом.
Той ночью в квартире воцарилась звенящая, неестественная тишина. После ухода родителей, которые уехали, не прощаясь — каждый в своем горе и ярости, и после того, как Денис, хлопнув дверью, уволок рыдающую Алину в их комнату, мы с Андреем молча разобрали осколки вазы, разбитой во время потасовки. Мы не смотрели друг на друга. Воздух был густым от непроизнесенных слов.
Андрей первым не выдержал.
—Ты знала. Ты все это знала и подстроила этот... этот цирк.
—Это был не цирк, — тихо ответила я, вытирая тряпкой пол. — Это был суд. И у них не было ни одного шанса на оправдание.
—Они — моя семья! Твой брат! А ты устроила травлю, как какого-то преступника!
Я подняла на него глаза.В них не было ни капли раскаяния.
—Он и есть преступник, Андрей. Он планировал отобрать у нас дом. Или ты предпочел бы мирно подписать согласие на регистрацию и через полгода обнаружить, что мы здесь в гостях, а хозяева — они?
Он не нашелся что ответить, развернулся и ушел в спальню. Дверь закрылась с тихим щелчком, который прозвучал громче любого хлопка.
На следующее утро Денис и Алина не вышли к завтраку. Их комната была заперта. Я сварила кофе и села на кухне одна, ожидая. Я знала, что он не выдержит. Униженный, разоблаченный, лишенный даже призрака морального превосходства, он должен был сделать следующий шаг. Или последний.
Он вышел около одиннадцати. Без Алины. Его лицо было бледным, под глазом красовался синяк — подарок отца. Он сел напротив меня, положив сцепленные руки на стол. Руки дрожали.
— Ну, ты добилась своего, — его голос был хриплым, безжизненным. — Мы уезжаем. Сегодня.
Я сделала глоток кофе, давая ему говорить.
—Но мне нужны деньги, Света. Хотя бы на съем жилья. На первое время. Отец ничего не даст, ты сама видела. Дай мне... сто тысяч.
Я медленно поставила чашку на блюдце. Звук показался неестественно громким.
—Ни копейки, Денис.
Он сжал кулаки, но взрыв не последовал. Вместо этого он опустил голову.
—Тогда что? Ты хочешь, чтобы мы сгинули?
—Нет. Я хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни. Навсегда.
Я встала, подошла к кухонному шкафчику и достала пачку бумаг, которую подготовила с вечера, сверяясь с советами Анны. Я положила перед ним два листа.
— Это расписка, — сказала я ровно. — В том, что ты, Денис Сергеевич, и Алина Викторовна Меньшикова добровольно, без какого-либо принуждения, отказываетесь от любых претензий на мою квартиру, не будете претендовать на долю в ней в будущем, а также не будете пытаться получить здесь временную или постоянную регистрацию. Никогда.
Он с ненавистью посмотрел на бумагу.
—И что заставит меня это подписать?
—А это, — я положила рядом второй лист, — объяснит.
Это была краткая, тезисная выжимка из отчета детектива. Без личных комментариев, только факты. Судимость Алины. Ее связь с отцом. План шантажа. Их разговоры о прописке. Денис пробежал глазами по тексту, и его лицо стало землистым.
— Если ты подпишешь расписку и уберешься отсюда в течение двух часов, я удалю оригинал отчета и дам тебе слово, что никому его не покажу. Ни отцу, ни матери, а уж тем более... в полицию. Ведь это же просто информация, верно? — я повторила его же слова о прописке. — Но если ты откажешься, или если ты когда-нибудь снова появишься на моем пороге, я отправлю копии всем. Включая твоего работодателя. Если, конечно, после всего этого у тебя еще останется работа.
Он смотрел на меня с таким ужасом, будто видел впервые.
—Ты... ты стала настоящей стервой. Холодной, как лед.
—Нет, Денис. Я стала твоей сестрой. Ты сам меня такой сделал. Ты думал, я буду плакать и умолять? Ты открыл во мне другую сторону. И теперь тебе с ней иметь дело.
Он молчал почти минуту, глядя в стол. В его глазах шла борьба. Злость, страх, отчаяние. В конце концов, страх победил.
— Хорошо, — прошептал он. — Я подпишу.
—И Алина тоже, — добавила я. — Я хочу обе подписи.
Он кивнул, встал и ушел в комнату. Я слышала приглушенные крики, его грубый голос и ее плач. Через десять минут он вернулся с двумя подписанными листами. Алина не вышла.
Я проверила подписи. Дрожащие, но разборчивые. Я сложила оба листа и убрала их в папку.
—У вас есть два часа, чтобы собрать вещи и уйти. Ключи оставь на столе.
Я вышла из кухни, не оглядываясь. В спальне Андрей сидел на кровати и смотрел в окно.
—Они уезжают, — сказала я.
—Я слышал, — он не повернулся. — Ты добилась своего железной рукой. Поздравляю.
В его голосе не было злости. Была усталость и какая-то отстраненность. Я хотела что-то сказать, объяснить, но слова застряли в горле. Вместо этого я просто вышла и закрыла дверь.
Ровно через два часа я услышала, как хлопнула входная дверь. Я вышла в прихожую. Ключи лежали на тумбочке. Комната, где они жили, была пуста. На диване аккуратно сложено наше постельное белье. Словно их и не было.
Я обошла пустую квартиру. Война была выиграна. Враг повержен и изгнан. Но я стояла одна посреди тихой, вымершей крепости, и единственное, что я чувствовала — это ледяной холод внутри и тихий, непрекращающийся стук одиночества в висках. Победа пахла пылью и пеплом.
Тишина, наступившая после их ухода, была оглушительной. Она давила на уши, как перепад давления в самолете. Я стояла посреди гостиной и не могла двинуться с места. Пустота, которую они оставили после себя, была почти осязаемой. Не было слышно приглушенного голоса Алины из-за двери, не было тяжелых шагов Дениса. Только тиканье часов на кухне и собственное неровное дыхание.
Я механически подошла к их комнате и заглянула внутрь. Комната была пуста. Постельное белье, как я и заметила, было аккуратно сложено на диване. Ни одной забытой вещи, ни соринки на полу. Они ушли, стараясь не оставить и следа, будто стирая сам факт своего присутствия. Но след остался. Он был во мне.
Андрей вышел из спальни. Он прошел на кухню, не глядя на меня, налил себе воды. Звук льющейся воды, глоток, поставленный на стол стакан — все это отдавалось громким эхом в звенящей тишине.
— Ну вот, — произнес он наконец. — Ты добилась чего хотела.
Он говорил не зло, не с упреком. С констатацией. И от этого становилось еще горше.
— Я защищала наш дом, Андрей, — сказала я, и мой голос прозвучал хрипло. — Наш с тобой.
— Наш дом? — он медленно повернулся ко мне. Его лицо было усталым и потрепанным. — А где в этом нашем доме я был, Света? Когда ты нанимала детектива, когда планировала эту... операцию? Ты делала все одна. Я был просто статистом, которого в нужный момент поставили в известность.
— Я пыталась тебе говорить! Но ты их жалел! Ты верил в эту дурацкую беременность!
—Я жалел человека! Возможно, наивного, заблуждающегося! А ты... ты вела себя с ними как прокурор. С собственным братом.
В его глазах читалось непонимание. Пропасть между нами, которую я ощущала последние дни, теперь стала реальной и непреодолимой.
— Он перестал быть моим братом, когда решил отобрать у нас жилье, — прошептала я. — Он думал только о себе. А я должна была думать о нас.
Андрей тяжело вздохнул и прошел в зал, сел на диван, на то самое место, где всегда сидел Денис. Он смотрел в пустоту.
— Я понимаю, что они были неправы. Но способ... Твой способ, Света. Ты стала холодной и расчетливой. Ты шантажировала его. Ты вынудила отца ударить собственного сына. Ты разрушила и без того шаткие отношения в твоей семье. Ради чего? Чтобы доказать свою правоту?
— Чтобы мы могли спокойно жить в своей квартире! — голос мой снова сорвался. — Чтобы чужие люди не диктовали нам правила! Ты хочешь сказать, нужно было уступить? Подписать их прописку и ждать, когда они через суд выпишут нас с тобой на улицу?
— Нет! — он резко встал. — Но можно было решить это иначе! По-человечески! Без всей этой грязи, слежки и скандалов! Мы могли бы помочь им деньгами на съем, мы могли бы...
— Они не хотели денег на съем! — крикнула я, начиная терять самообладание. — Они хотели нашу квартиру! Ты до сих пор этого не понимаешь? Они играли на твоей жалости, а на мою — на давлении и родственных связях! И ты играл по их правилам! Если бы не я, мы сейчас были бы на улице!
Мы стояли друг напротив друга, разделенные не метрами пространства, а целой пропастью взаимного непонимания. Он видел жестокость в моих действиях. Я видела слабость и наивность в его.
— Я не могу сейчас, — тихо сказал он, отводя взгляд. — Мне нужно побыть одному.
Он взял ключи со стола и вышел из квартиры. Дверь закрылась с тихим щелчком.
Я осталась одна. В выигранной, отвоеванной, очищенной от врага крепости. И от этой победы пахло одиночеством.
Я села на то же место, где только что сидел Андрей, и обхватила себя руками. Да, я выиграла. Я сохранила свой дом. Но что стоит этот дом, если в нем царит такой мороз? Если муж смотрит на тебя как на чужую, холодную и расчетливую женщину?
Я вспомнила лицо Дениса, когда он подписывал расписку. Ужас и ненависть. Вспомнила, как отец ударил его. Как плакала мама. Я сделала это. Я привела всех к этой точке. Я была режиссером этого спектакля ужаса.
И теперь, когда занавес опустился, я сидела в пустом зале и понимала, что зрителей не осталось. Только я и тихий, навязчивый шепот совести, которая спрашивала: «А какова цена твоей победы? И стоило ли оно того?»
Я закрыла глаза. Война закончилась. Но мир, который наступил после, был больше похож на запустение.