– Нет, Сергей Иванович, я не могу уснуть из за вашей музыки, я на работе в семь утра! – я почти кричал в телефон, сжимая трубку так, что пальцы побелели. – Что? Чей брат?.. Александр?..
Я замер, и сквозь тонкую стену до меня донесся хриплый смех. Потом глухой удар, будто что то тяжелое упало. Мое сердце ушло в пятки. Я бросил трубку, не слушая больше управляющего, и вышел на лестничную клетку. Из за моей же двери доносились пьяные возгласы и гремела знакомая до боли песня из девяностых.
Ключ дрожал в моей руке. Я вставил его в замок, но дверь оказалась не заперта. Внутри пахло табаком и дешевым пивом. В прихожей валялись чужие ботинки, раскиданные как попало. Кто то плюнул шелуху от семечек прямо на паркет, который я только в прошлом месяце циклевал. Из гостиной лилась музыка, а вместе с ней доносился знакомый голос моего младшего брата.
– Саша! – крикнул я, распахивая дверь в комнату.
На моем любимом диване, том самом, что подарила мне покойная жена на нашу десятую годовщину, развалились трое незнакомых мужчин. На журнальном столике стояли пустые бутылки, а пепел от сигарет был рассыпан по всему ковру. Брат сидел в кресле у окна, красный и довольный, с бокалом в руке.
– О, Виктор приехал! – выдохнул он, широко улыбаясь. – Мужики, это мой старший брат, про которого я рассказывал!
– Александр, какого черта ты делаешь в моей квартире посреди ночи? – я старался говорить тихо, но голос предательски дрожал от гнева.
– Да ладно тебе, Витек, расслабься! – брат махнул рукой, расплескивая содержимое бокала на мой ковер. – Мы тут тихонько посидим, никому не мешаем. Ты же на работе был, я думал, ты еще не вернулся.
– Я живу здесь! – выкрикнул я. – Это моя квартира, Саша! Мое личное пространство! Ты не можешь просто так приводить сюда своих друзей без спроса!
Один из мужиков на диване хмыкнул и потянулся за новой бутылкой. Другой уже дремал, откинувшись на спинку, и храпел так, что, казалось, сейчас задребезжат стекла. Третий смотрел на меня мутными глазами, явно не понимая, что происходит.
– Ребят, может, правда пора? – неуверенно произнес Саша, но в его голосе не было и капли раскаяния. – Брат устал после работы.
– Устал? – я почувствовал, как внутри все закипает. – Александр, убирай своих дружков и немедленно уходи. И оставь ключи.
– Какие еще ключи? – брат нахмурился. – Ты же сам мне их дал! Сказал, на всякий случай, если что то случится.
Он был прав. Два года назад, когда я попал в больницу с аппендицитом, я действительно доверил ключи брату. Попросил его поливать цветы и проверять почтовый ящик. Тогда мне казалось, что это правильно. Он же мой брат, младший, пусть и безответственный. Мама всегда говорила: берегите друг друга, вы же одна кровь. После больницы я как то не стал забирать ключи обратно. Не придал значения. А теперь вот расплачиваюсь за свою доверчивость.
– Саша, я дал тебе ключи для экстренных случаев, а не для того, чтобы ты устраивал здесь пьянки! – я подошел ближе, и мне стало дурно от запаха перегара и табака. – Сколько раз это уже было?
Брат отвел взгляд. И в этом молчании я вдруг понял страшную правду. Это был не первый раз. Просто раньше я не знал. Я работаю сутками, часто задерживаюсь допоздна или уезжаю в командировки. Сколько раз Александр приводил сюда своих друзей, пока меня не было? Сколько раз они сидели на моей мебели, курили мои сигареты из заначки на балконе, пили воду из моего холодильника?
– Мужики, пошли, что ли, – пробормотал Саша, поднимаясь с кресла. – Брательник не в настроении.
– Да ладно, еще рановато, – протянул один из его дружков, но под моим взглядом все таки начал подниматься.
Они собирались минут двадцать. Один никак не мог найти свою куртку, оказавшуюся в моей спальне на кровати. Другой долго обувался, путаясь в шнурках. Саша суетился, пытаясь прибрать самые явные следы их посиделок, но делал это так неумело, что только разносил пепел по всей комнате.
Когда дверь наконец закрылась за ними, я остался один в разгромленной квартире. На часах было без четверти три ночи. Мне надо было вставать через четыре часа. Я прошелся по комнатам, оценивая ущерб. Пятна на диване. Окурки в горшке с фикусом, который вырастила еще моя Лена. Разбитая рюмка в углу, видимо, кто то промахнулся мимо стола. На кухне обнаружилась пропажа: бутылка хорошего коньяка, которую я берег для особого случая, исчезла. Наверняка это и было причиной их веселья.
Я сел на край дивана и опустил голову в ладони. Как же я устал. Устал от работы, от одиночества, от того, что приходится все тянуть на своих плечах. После смерти Лены прошло уже пять лет, но квартира все еще кажется пустой без нее. Дети выросли, разъехались по другим городам. Звонят редко, на праздники. А я остался один в этой двухкомнатной норе, которую мы с женой покупали в ипотеку двадцать лет назад, вкладывали в нее каждую копейку, делали ремонт своими руками.
И вот теперь мой собственный брат использует мою квартиру как проходной двор. Приводит сюда пьяных друзей, оскверняет мое личное пространство, не уважает мой труд и порядок, который я так бережно поддерживаю. Александр всегда был таким. С детства. Младший, любимчик мамы. Ему все прощалось. Разбил вазу? Ничего страшного, Сашенька еще маленький. Получил двойку? Витя, ты же старший, помоги братику с уроками. Попал в плохую компанию в школе? Виктор, присмотри за ним, ты же ответственный.
Я всегда присматривал. Вытаскивал из передряг. Отдавал ему свои карманные деньги, когда он умудрялся спустить свои в первый же день. Прикрывал перед родителями, когда он приходил домой после комендантского часа. А потом мама умерла, и на мне осталась вся тяжесть. Отец давно запил после сокращения с завода, с ним толку никакого. Саша тогда как раз институт бросил, связался с какой то сомнительной толпой.
Я помог ему с работой, пристроил к себе на фирму на должность курьера. Но он продержался там всего три месяца. Потом были другие места, другие попытки. Везде одно и то же: сначала все хорошо, потом опоздания, прогулы, конфликты с начальством. Сейчас он, кажется, работает где то грузчиком. А может, уже и там не работает. Живет на съемной однушке на окраине, жалуется, что денег не хватает. Но при этом всегда находятся средства на пиво с друзьями.
Я встал и начал убирать. Собрал бутылки в пакет, вытер пепел, открыл окна, чтобы выветрить запах табака. Работал молча, на автомате. Внутри клокотала обида. Почему я всегда должен за всеми убирать? Почему на мне висит ответственность за всю семью? Когда я наконец получу право просто жить своей жизнью, в своей квартире, не опасаясь, что брат опять устроит здесь притон?
На следующий день после бессонной ночи я приехал к Саше. Он жил в старой пятиэтажке, где в подъезде вечно воняло мочой, а на стенах красовались непристойные надписи. Я поднялся на третий этаж и постучал. Долго никто не открывал. Потом дверь приоткрылась, и в щели показалось опухшее лицо брата.
– Ты чего? – пробурчал он хрипло.
– Нам надо поговорить, – сказал я твердо. – Пусти.
Саша неохотно отступил. В квартире был бардак: немытая посуда в раковине, одежда на полу, пустые бутылки на столе. Пахло застоявшимся воздухом и чем то кислым. Я прошел в единственную комнату и остановился посреди этого хаоса.
– Александр, ты не можешь больше использовать мою квартиру для своих посиделок, – начал я, стараясь говорить спокойно. – Вчера ночью ты перешел все границы. Я не могу так жить, в постоянном страхе, что приду домой и найду там чужих людей.
– Да ладно тебе, Витек, раздуваешь из мухи слона, – отмахнулся брат, плюхаясь на продавленный диван. – Мы же ничего не сломали, не украли. Просто посидели немного. У меня тут, – он обвел рукой комнату, – гостей принимать неудобно, понимаешь? А у тебя квартира хорошая, просторная.
– Потому что я работал на нее всю жизнь! – не выдержал я. – Потому что я вкалывал, пока ты прожигал жизнь! Это мой дом, Саша! Мое единственное место, где я могу отдохнуть!
– Вот ты заладил: мое, мое! – брат вскочил, и я увидел в его глазах злость. – А помнишь, как мама говорила, что мы семья? Что должны помогать друг другу? Или это работает только в одну сторону? Ты мне помогаешь, а я должен быть благодарен и молчать?
– Я тебе помогаю? – я почувствовал, как внутри что то рвется. – Саша, я всю жизнь тебе помогаю! С самого детства! Я прикрывал тебя, вытаскивал из неприятностей, давал деньги взаймы, которые ты никогда не возвращал! Я устраивал тебя на работу, я...
– Вот именно! – перебил он. – Ты всегда такой правильный, всегда все делаешь как надо! А я у тебя неудачник, балласт! Тебе нравится быть старшим братом, которому все должны! Тебе нравится это чувство превосходства!
Его слова ударили больнее, чем я ожидал. Неужели он правда так думает? Неужели вся моя помощь, все годы заботы воспринимались им как попытка возвыситься над ним?
– Александр, – сказал я тихо, – я никогда не хотел ставить тебя ниже себя. Я просто... я просто пытался быть семьей. Как учила мама.
– Ну вот, опять мама, – брат отвернулся к окну. – Всегда на тебя ссылаешься. А знаешь что? Мама бы тебя не одобрила. Она бы сказала, что ты жадный, что не хочешь поделиться с братом даже своей квартирой на пару часов.
Я медленно выдохнул. Вот оно. Вот то, что он думает на самом деле. Для него я жадина, который не хочет делиться. Ему все равно, что я устаю, что мне надо высыпаться перед работой, что я дорожу своим пространством. Для него важны только его желания и его удобство.
– Саша, отдай ключи, – сказал я ровно.
– Что? – он обернулся.
– Отдай мне ключи от моей квартиры. Прямо сейчас.
– Ты серьезно? – брат уставился на меня. – Витек, да ты офигел! А если с тобой что то случится? Если ты заболеешь опять? Кто будет...
– Я найду кого то другого, – перебил я. – Соседку попрошу или коллегу. Но больше я не могу доверить ключи тебе. Ты не уважаешь мое пространство, мои границы. Ты приводишь пьяных друзей в мой дом, куришь там, где я этого не разрешаю, берешь мои вещи без спроса.
– Иди ты! – рявкнул Саша. – Не отдам я тебе твои проклятые ключи! Они у меня, и пусть так и будет! Мама мне их доверила, когда ты болел!
– Я доверил, а не мама! – повысил я голос. – И я имею право забрать их обратно, потому что ты нарушил мое доверие!
– А ты нарушил семейные узы! – закричал брат. – Ты предаешь меня, Виктор! Из за каких то глупостей с квартирой ты готов отречься от брата!
– Это не глупости! – я тоже кричал теперь, и мне было все равно, слышат ли нас соседи. – Это моя жизнь, моя безопасность! Я не могу спокойно спать, зная, что у тебя есть ключи и ты можешь прийти в любой момент! Это называется личные границы в семье, Саша! И ты их грубо нарушил!
Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Между нами повисла тишина, наполненная годами недомолвок и невысказанных обид. Я вдруг ясно понял, что этот конфликт из за квартиры, из за ключей, это только верхушка айсберга. Под ней скрывается целая пропасть: моя усталость от вечной ответственности, его обида на то, что он всегда был вторым, наше неумение по настоящему разговаривать друг с другом.
– Знаешь что, – сказал Саша наконец, и голос его был холодным, – держи свои ключи. Они мне не нужны.
Он выудил из кармана джинсов знакомую связку и швырнул ее мне под ноги. Ключи упали на грязный линолеум с металлическим звоном.
– И знаешь что еще? – продолжал брат. – Мне не нужен брат, который думает только о себе. Который ставит свою квартиру выше родной крови. Так что можешь идти и не возвращаться. Живи там в своей стерильной коробке один, раз тебе так хорошо без меня.
Я нагнулся и поднял ключи. Они были теплыми от его тела. Я сжал их в кулаке и посмотрел на брата. На его красном лице читались и обида, и злость, и что то еще. Может быть, стыд. Или страх потерять меня.
– Саша, я не хочу терять тебя, – сказал я тихо. – Но я не могу жертвовать своим покоем ради того, чтобы ты чувствовал себя нужным. Я устал. Мне пятьдесят восемь лет. У меня больное сердце, гипертония. Мне нужен нормальный сон, нормальная жизнь. Я не могу постоянно быть для тебя подушкой безопасности.
– Да пошел ты со своим сердцем! – бросил брат, но в голосе уже не было той уверенности. – Всегда ты на здоровье жалуешься! Вечно ты мученик!
Я развернулся и пошел к двери. Рука легла на ручку, но я остановился.
– Если ты когда нибудь решишь, что готов по настоящему уважать мое пространство, если научишься спрашивать разрешения, а не просто брать то, что тебе не принадлежит, – сказал я, не оборачиваясь, – тогда приходи. Поговорим. Но пока ты не понял, что у каждого человека должны быть свои границы, даже в семье, нам не о чем больше разговаривать.
Я вышел и закрыл за собой дверь. Спускаясь по лестнице, я слышал, как в квартире что то грохнуло. Наверное, Саша швырнул бутылку или стул. Пусть. Пусть выпускает пар. Я шел к машине, сжимая в кармане ключи, и чувствовал странное облегчение, смешанное с болью.
В тот же вечер я вызвал мастера и поменял замки. Стоило это недешево, но деньги были не главное. Главное было ощущение контроля над собственной жизнью. Когда мастер ушел, я долго стоял в прихожей, разглядывая новый блестящий замок. Саша больше не сможет войти сюда без моего ведома. Это мой дом. Моя крепость.
Несколько дней прошли в напряженном ожидании. Я ждал, что брат позвонит, придет, будет ломиться в дверь. Но телефон молчал. Никто не звонил в домофон. Я поймал себя на том, что постоянно прислушиваюсь, вздрагиваю от каждого шороха на лестнице. Будто я сделал что то неправильное, будто я виноват в том, что защитил свое жилье от вторжений.
На работе я не мог сосредоточиться. Коллеги спрашивали, все ли в порядке, и я отмахивался, говорил, что просто плохо спал. Но на самом деле меня грызла вина. Та самая вина, которую мама вкладывала в меня с детства: ты старший, ты должен заботиться, ты должен прощать, ты должен жертвовать. А я взял и отказал брату. Выгнал его из своей жизни. Поменял замки, как будто он преступник какой то.
Через неделю раздался звонок. Незнакомый номер. Я ответил с опаской.
– Виктор Петрович? – женский голос, встревоженный. – Это из городской больницы. У нас здесь ваш брат, Александр Петрович. Он указал вас как контактное лицо.
Сердце ухнуло вниз.
– Что с ним? – выдохнул я.
– Ничего серьезного, обострение гастрита. Но он просил вас предупредить. Сказал, что ему не к кому обратиться.
Я приехал в больницу через полчаса. Саша лежал в палате на шесть человек, бледный, осунувшийся. Когда я вошел, он отвернулся к стене.
– Привет, – сказал я, присаживаясь на край казенной тумбочки.
Брат молчал.
– Саша, как ты себя чувствуешь?
– Отлично, как видишь, – буркнул он. – Можешь идти, я не звал тебя.
– Звал. Указал меня как контактное лицо.
– Ну и что? – он наконец повернулся ко мне, и я увидел в его глазах злость, смешанную с чем то еще. Со страхом, что ли? – Больше не к кому было обратиться. Доволен? Вот он я, одинокий неудачник. Лежу тут один, даже проведать некому.
Я вздохнул. Конечно. Конечно, он вывернет все так, будто я бросил его в беде.
– Саш, я не бросал тебя. Я просто установил границы. Это нормально.
– Нормально, – повторил он с горечью. – Для тебя все просто, да? Установил границы, поменял замки, живешь себе спокойно. А мне что делать? Я один. У меня нет семьи, нет жены, детей. Есть только ты. Был. А теперь и тебя нет.
В его голосе прозвучала такая боль, такое отчаяние, что я почувствовал, как сжимается горло. Я всегда видел в нем легкомысленного раздолбая, вечного ребенка, который не хочет взрослеть. Но сейчас передо мной лежал одинокий, напуганный человек, который действительно остался один. И да, отчасти по собственной вине. Но от этого ему не легче.
– Саша, ты сам разрушил мое доверие, – сказал я мягко. – Ты приводил пьяных людей в мою квартиру, не спрашивая разрешения. Ты нарушал мой покой. Это неуважение. Если бы ты просто попросил, объяснил, что тебе нужно место для встречи с друзьями, мы бы что то придумали. Но ты брал без спроса. Ты пользовался моей квартирой, как будто это проходной двор.
– Я думал, что между братьями можно, – пробормотал Саша. – Что ты не будешь возражать.
– Но я возражаю. И ты должен был это понимать. Даже между самыми близкими людьми должны быть рамки. Я не могу отказать себе в праве на безопасность собственного дома только потому, что ты мой брат.
Он молчал, глядя в потолок. Капельница тихо капала рядом. В палате кто то кашлял.
– Я знаю, что был неправ, – сказал он вдруг тихо. – Знаю. Просто не хотел признавать. Мне всегда было проще свалить все на тебя, на обстоятельства, на кого угодно, только не на себя. Мама всегда меня защищала, оправдывала. А ты всегда был строгим. И я тебя за это ненавидел. И любил. Одновременно.
Я моргнул. Это было самое откровенное признание, которое я когда либо слышал от брата.
– Саша...
– Дай досказать, – он поднял руку. – Я понимаю, что облажался. Понимаю, что ты имел полное право выгнать меня и поменять замки. Я бы на твоем месте сделал то же самое. Вернее, нет. Я бы, наверное, просто отлупил бы этих козлов и выкинул за дверь. Но ты терпеливее. Ты пытался говорить. А я не слушал.
Я сел рядом с ним на кровать, осторожно, чтобы не потревожить капельницу.
– Я не хочу терять тебя, – сказал я. – Ты мой единственный брат. Но я не могу жить в постоянном страхе, что ты опять устроишь пьянку в моем доме. Я не могу доверить тебе ключи, пока не буду уверен, что ты не станешь снова злоупотреблять этим доверием.
– Я понял, – кивнул Саша. – Честно. Понял. Если ты когда нибудь захочешь снова дать мне ключи, обещаю, что буду приходить только с твоего разрешения. И никаких друзей. Вообще. Даже если ты сам разрешишь.
Я усмехнулся.
– Ну, может, не надо крайностей. Просто спрашивай. Всегда. Даже если тебе кажется, что это мелочь. Просто напиши мне или позвони: Витя, можно я зайду к тебе на пару часов? Или: можно я встречу у тебя друзей в субботу? И я отвечу. Может, соглашусь, а может, скажу, что занят или устал. Но это будет мой выбор, а не факт, который ты мне навязываешь.
– Договорились, – брат протянул мне руку.
Я пожал ее. Его ладонь была теплой, слегка влажной от волнения.
– Только давай пока без ключей, – добавил я. – Пусть пройдет время. Пусть ты докажешь, что действительно изменился. А там видно будет.
– Согласен, – кивнул он. – Я понял. Мне надо заслужить обратно твое доверие. Это нормально.