– Маш, ты не поверишь, что сейчас в интернете пишут, – голос подруги Людмилы звучал так, словно она бежала, задыхаясь. – Это же про тебя! Твоя же сестра... Ира... такое разместила...
Я отнеслась к ее словам скептически. Ну, что там могла написать Ирина? Какую-нибудь ерунду про новую штору или пирог. Но в голосе Людки была такая неподдельная тревога, что у меня внутри все похолодело.
– Успокойся, Людь. Что случилось? Что она там написала?
– Не по телефону... Это ужасно. Все это читают, комментируют... Маш, там про вашего папу, про тебя... такие гадости...
Я положила трубку дрожащей рукой. Компьютер стоял в углу комнaty, и я словно заставляла себя подойти к нему. Пальцы нащупали кнопку включения. Пока экран загружался, я пыталась успокоиться, но сердце колотилось так, что, казалось, соседи услышат.
Когда я открыла страницу Ирины, первое, что бросилось в глаза, это огромное количество комментариев под ее последним постом. Сто двадцать семь человек. Я начала читать и почувствовала, как земля уходит из-под ног.
«Моя сестра всегда считала себя святой. Все эти годы она рассказывала всем, какая она заботливая дочь, как ухаживала за отцом. Правда в том, что она просто хотела заполучить квартиру. Она манипулировала больным стариком, отравляла его против меня. А когда папы не стало, выяснилось, что завещание переписано на нее. Вот такая любовь. Вот такая забота. И теперь она живет в той квартире, где мы с ней росли, а я для нее никто...»
Дальше шли подробности нашей семейной жизни, искаженные, перевернутые наизнанку. Ирина писала, что я не пускала ее к отцу в последние месяцы его жизни, что запретила ей приходить на похороны, что присвоила все его вещи. Под постом десятки незнакомых людей выражали ей сочувствие, называли меня хищницей и бессердечной эгоисткой.
Я закрыла страницу и отшатнулась от экрана. Руки тряслись так сильно, что я едва налила себе воды. Как она могла? Как могла вынести сор из избы таким образом, выставить наш семейный конфликт на всеобщее обозрение?
Телефон зазвонил снова. На этот раз звонила соседка тетя Валя.
– Машенька, милая, я тут случайно наткнулась... Ты знаешь, что твоя сестра пишет в интернете?
– Знаю, тетя Валь.
– Не верь ни единому слову! Я же видела, как ты ухаживала за Петром Сергеевичем! День и ночь возле него была! А эта... эта неблагодарная...
Я поблагодарила соседку и отключила звук на телефоне. Мне нужно было подумать. Нужно было понять, что происходит и почему отношения с сестрой дошли до этой точки.
Мы с Ириной всегда были разными. Я старшая, родилась, когда маме было двадцать два. Ирина появилась через десять лет, поздний, долгожданный ребенок. Может быть, поэтому родители баловали ее больше. Я не ревновала, мне казалось это естественным. Я уже была взрослой девочкой, помогала маме, нянчила сестренку.
Когда мне исполнилось двадцать пять, я вышла замуж и переехала. Ирине было пятнадцать. Потом у меня родились дети, жизнь закружила. Мы виделись по праздникам, созванивались, но той близости, что была в детстве, уже не было. Ирина выросла, пошла своим путем.
Мама умерла семь лет назад. Внезапно, от инсульта. После ее смерти папа словно сломался. Он ушел в себя, перестал следить за собой. Ирина в то время жила далеко, в другом городе, работала, строила карьеру. Я понимала, что ей трудно приезжать, но папе нужна была помощь каждый день.
Я начала приходить к нему каждое утро. Готовила еду, убирала, стирала. Потом папе стало хуже, врачи поставили диагноз, который не оставлял надежд. Я забрала его к себе, но он просился домой. Тогда я наняла сиделку и сама проводила у него большую часть времени.
Ирина приезжала раз в месяц, иногда реже. Каждый раз между нами возникало напряжение. Она упрекала меня в том, что я не советуюсь с ней, принимаю решения сама. Я не понимала ее претензий. Разве можно было каждый раз звонить ей и спрашивать, какого врача вызвать или какие лекарства купить?
А потом случилась та самая ссора. Папа уже совсем плохо себя чувствовал, врачи говорили, что осталось недолго. Ирина приехала и заявила, что хочет забрать его к себе.
– Ты с ума сошла? – не сдержалась я. – Он здесь, в знакомой обстановке, с врачами, которые его знают. Зачем везти его за тысячу километров?
– Потому что он мой отец тоже! – кричала Ирина. – Ты захватила его, как будто я не существую!
– Я за ним ухаживаю три года! Три года, Ира! А ты приезжаешь на выходные и рассказываешь мне, что делать!
Тогда она сказала фразу, которую я не могла ей простить.
– Ты просто хочешь получить квартиру. Вот вся твоя забота!
Я не помню, что ответила. Помню только, что велела ей уйти. Папа слышал наш скандал и очень расстроился. В ту ночь ему стало хуже. Ирина уехала, хлопнув дверью, и три недели не выходила на связь.
Когда папа умер, я позвонила ей сама. Она приехала на похороны молча, не глядя мне в глаза. После поминок мы с ней остались в опустевшей квартире.
– Маш, нам надо поговорить, – начала она.
– О чем?
– О квартире. О том, как мы ее поделим.
Я достала из папиной тумбочки конверт.
– Папа оставил завещание. Вот оно.
Ирина взяла конверт, прочитала. Лицо ее побледнело.
– Он оставил все тебе?
– Ира, послушай...
– Не надо! Я все поняла! Ты добилась своего!
Она выбежала из квартиры, и с тех пор мы не разговаривали. Прошло полтора года. Я пыталась дозвониться, писала ей, но она не отвечала. А теперь вот этот пост в социальных сетях. Публичное оскорбление. Попытка выставить меня чудовищем перед всем миром.
Я просидела весь вечер, пытаясь понять, что мне делать. Часть меня хотела написать гневный ответ, объяснить всем этим незнакомым людям правду. Другая часть понимала, что это только раздует конфликт. Проблемы в семье нельзя решить через интернет, публично споря и оправдываясь.
На следующий день я решилась. Купила билет на поезд и поехала к сестре. Если она не хочет разговаривать по телефону, я приеду сама. Этот семейный конфликт зашел слишком далеко. Пора было поставить точку.
Ирина жила в новом районе, в маленькой однокомнатной квартире на окраине. Когда она открыла дверь и увидела меня, лицо ее исказилось.
– Ты зачем приехала?
– Поговорить. Можно войти?
Она помедлила, но пустила. Квартира была чистой, но какой-то безликой. Словно здесь не жили, а просто ночевали.
– Я прочитала твой пост, – начала я.
– И что? Приехала отчитывать меня? Или угрожать судом?
– Ира, почему? Почему ты написала все это?
Она засмеялась, но в смехе не было радости.
– А что мне оставалось? Ты не отвечала на мои письма!
– Я отвечала! Это ты не хотела со мной разговаривать!
– Разговаривать? О чем? О том, как ты увела у меня отца?
Я присела на стул, чувствуя, как накатывает усталость. Душевная боль, которую я пыталась заглушить все эти месяцы, вырвалась наружу.
– Ирочка, я не уводила папу. Я просто была рядом, когда ему было плохо. Где была ты?
– Я работала! Я не могла бросить все и приехать!
– Но обвинить меня в корыстных мотивах ты смогла.
Она замолчала. Я видела, как дрожат ее руки, как она пытается сдержать слезы.
– Знаешь, что самое страшное? – тихо сказала она. – Я чувствовала себя лишней. Всегда. С самого детства. Ты была старшей, умной, правильной. Мама с папой всегда ставили тебя в пример. А я была просто... младшей. Которая вечно делает что-то не так.
Я смотрела на нее и не узнавала. Передо мной сидела не та уверенная в себе женщина, которую я знала, а испуганная девочка, полная старых обид.
– Когда папа заболел, я так хотела помочь, – продолжала Ирина. – Но ты все решала сама. Ты разговаривала с врачами, ты нанимала сиделок, ты выбирала лекарства. Я чувствовала себя ненужной. Как будто я снова та маленькая девочка, которая мешается под ногами.
– Я не понимала... Ира, я думала, что ты занята. Ты же сама говорила, что у тебя важный проект на работе.
– Это была отговорка! Я боялась приезжать! Боялась увидеть его таким больным! Боялась, что не справлюсь!
Слезы наконец прорвались. Ирина плакала, закрыв лицо руками, а я сидела рядом, не зная, что сказать. Вся эта ревность, все эти невысказанные претензии копились годами.
– А потом завещание, – всхлипывала она. – Это было как удар. Значит, и папа считал, что я недостойна. Что только ты, святая Машенька, заслуживаешь всего.
– Нет! – я взяла ее за руки. – Нет, Ирочка. Папа любил тебя. Очень любил. Он просто... он знал, что тебе трудно финансово. Знал, что у тебя съемная квартира. И он хотел, чтобы у меня было что оставить детям. А тебе он оставил деньги. Там был счет в банке, о котором ты не знаешь.
– Какой счет?
Я достала из сумки документы.
– Папа открыл его, когда мама умерла. Откладывал каждый месяц. Он говорил мне об этом перед смертью. Велел передать тебе. Но ты уехала, не захотела разговаривать... Я пыталась дозвониться...
Ирина смотрела на бумаги, и слезы снова потекли по ее лицу.
– Почему ты не сказала сразу?
– Ты не давала мне сказать. Ты убежала, а потом перестала отвечать на звонки.
Она закрыла лицо руками.
– Господи, Маша, что я наделала... Тот пост... Все эти люди... Я так тебя опозорила...
– Удали его, – просто сказала я.
– Я удалю, обязательно. Но как я смогу загладить?
Я обняла ее, и она прижалась ко мне, как в детстве, когда ей было страшно.
– Мы с тобой семья, Ирка. Единственная семья, что у нас осталась. Мама и папа ушли. Неужели мы позволим каким-то недоразумениям разрушить то, что между нами?
Мы просидели так долго, обнявшись, пока не стемнело. Потом я заварила чай, и мы разговаривали. По-настоящему разговаривали, может быть, впервые за много лет. Ирина рассказала, как ей было одиноко, как она переживала смерть папы вдалеке от дома. Как пыталась доказать себе и всем, что она успешна и независима, а внутри чувствовала себя потерянной.
Я рассказала о своих страхах, о том, как трудно было ухаживать за умирающим отцом, как я боялась сделать что-то не так. Как мне не хватало рядом сестры, той самой младшей сестренки, которую я когда-то учила ходить.
– Знаешь, – сказала я, когда мы допивали уже третью чашку чая, – папа говорил мне перед смертью: «Береги Ирку. Она кажется сильной, но внутри она ранимая. Береги ее, Машенька.»
– Он правда так сказал?
– Правда. И я не уберегла. Я позволила обиде разлучить нас.
– Мы обе позволили, – тихо ответила Ирина.
Ночью я осталась у нее. Мы спали на раскладушке вдвоем, как в детстве, когда приезжали к бабушке на лето. Утром Ирина удалила тот пост и написала новый. Простой, без подробностей: «Хочу извиниться перед сестрой. Я была не права. Семья и любовь сестры важнее любых обид.»
Мы договорились, что через месяц она приедет ко мне. Я покажу ей папины вещи, которые она так давно хотела забрать. Альбомы с фотографиями, его любимые книги, мамин сервиз. Мы разделим это все по-честному, по-семейному.
А еще мы решили, что будем встречаться чаще. Не раз в год на дни рождения, а по-настоящему. Что будем делиться не только новостями, но и переживаниями. Что не позволим никаким недоразумениям снова встать между нами.
Когда я уезжала, Ирина проводила меня до вокзала.
– Маш, прости меня, – сказала она на перроне.
– Я простила тебя еще тогда, в квартире. А ты прости меня.
– За что?
– За то, что не поняла, как тебе трудно. За то, что не увидела твою боль.
Поезд тронулся, и я смотрела в окно на удаляющийся силуэт сестры. На душе было легко, словно сняли тяжелый груз. Да, путь к примирению сестер оказался непростым. Но мы прошли его. Пережили предательство, обиду, публичное оскорбление. И все равно нашли дорогу друг к другу.
Потому что семья, настоящая семья, это не про идеальные отношения. Это про умение прощать, про готовность услышать другого. Это про то, что даже когда кажется, что все разрушено, всегда есть шанс начать заново.
Через неделю Ирина позвонила мне вечером.
– Маш, ты спишь?
– Нет, читаю. Что случилось?
– Ничего. Просто захотелось услышать твой голос. Помнишь, как мы в детстве перед сном разговаривали? Ты мне сказки рассказывала.
– Помню. Хочешь, расскажу?
Она засмеялась.
– Давай. Расскажи про то, как две сестры поссорились, а потом нашли дорогу домой.
– Хорошо, – улыбнулась я. – Жили-были две сестры...