Письмо от лица воина князя Олега
Брату моему единоутробному, Гориславу, от дружинника Игоря, Олега воеводы, низкий поклон.
Шлю тебе весть из града Киева. Рука моя дрожит, ибо видел я кончину великого князя нашего, Олега Вещего. Но начну по порядку, с того, что ты помнишь, — с похода на Царьград.
Помнишь ли, брат, как шли мы с князем на греков? То было зрелище, от которого кровь в жилах стынет и кипит одновременно. Сам Олег вел нас, не как скрытный вождь, а как буйный тур впереди стада. Сидел он в седле гордо, озирая дружину свою — тысячью кораблей по двое десятка мужей в каждом! И велел он тогда выкатить ладьи на берег, поставить их на колеса и под парусами, надуваемыми попутным ветром, двинуться на грозные стены Царьграда. Греки, узрев сие диво, в ужасе затворили врата и умоляли о мире. А князь наш? Он лишь усмехался, глядя на их страх. И прибил щит свой к вратам ихним, да не простой щит, а золоченый, чтобы все знали — здесь прошел Олег, и воля его непреклонна. Могуч он был, как лесной медведь, и хитер, как змий подколодный. Тогда и прозвали мы его Вещим, ибо угадал он козни греков с отравленной пищей, и отвела дружина его чашу смертную.
Но, видно, от одной судьбы не уйдешь, чтобы другую не навлечь.
После тех походов много зим и весен прошло. Князь возмужал, седина тронула его власы, но нрав его остался прежним — лихим и непокорным. И вот на днях призвал он кудесника, волхва, и спросил о судьбе своей. И услышал страшное: «Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ныне не садишься, тебе и умереть!»
Олег омрачился сильно. С того часа велел он кормить коня того лучшим зерном, но к нему не подходить и седла не накладывать. А вчера, вернувшись из похода на северные земли, вспомнил он о коне том и позвал меня, дабы пойти с ним. «Где же ныне конь мей, которого я поставил кормить и беречь?» — спросил он. Я отвечал, что конь тот давно издох. Пошли мы на то место, где лежали кости его белые, и череп голый.
Стоял князь над останками, и была на лице его не печаль, а усмешка гордая. Ткнул он ногой череп конский и молвил: «От сего ли черепа смерть мне принять?» И вдруг... о ужас! Из глазницы черепной выползла змея, шипящая, словно сама смерть. И угодила она жалом в ногу князю.
Упал Олег, застонал от боли лютой. Мы подхватили его, понесли в терем, но яд уже разливался по жилам. И перед кончиной, брат мой, видел я в очах его не страх, а великую досаду и горечь. Не от боли телесной, а от того, что судьба над ним так жестоко посмеялась. Он, покоривший моря и народы, сражен был тварью ничтожной, выползшей из костей его же коня.
Так и отошел он к праотцам, Олег Вещий, князь, что щит на вратах Царьграда прибил, но не смог уберечься от жала в ногу.
Плачется по нему вся Русская земля. А нам, дружине его, служить теперь молодому Игорю. Храни тебя, брат, и да будут боги милостивы к нам, ибо жизнь человеческая — что дым на ветру.
Твой брат, воин Игорь.