Красный дракон заговорил на эсперанто: как Китай мог стать крупнейшей эсперантоязычной державой
Точка невозврата: 1955 год
Представьте: вы включаете китайское центральное телевидение, а диктор вещает не на путунхуа, а на эсперанто. В пекинском метро объявления звучат на международном языке Заменгофа. Школьники по всей Поднебесной учат математику, используя латиницу и логичную грамматику искусственного языка. Фантастика? В нашей реальности — да. Но история могла пойти совсем иным путём.
В октябре 1955 года в Пекине проходила Всекитайская конференция по реформе письменности. Реальная история говорит нам, что тогда обсуждалась латинизация китайского языка. Но что, если бы Мао Цзэдун, вдохновлённый идеями мирового коммунизма и культурной революции, пошёл ещё дальше?
Предпосылки: почему это было возможно
К середине 1950-х в Китае сложилась уникальная ситуация. Около 80% населения было неграмотным. Иероглифическая письменность требовала годы изучения даже для базового уровня. Сам Мао говорил: "Китайские иероглифы должны быть реформированы; они должны идти в том же направлении, что и письменности мира, а именно в фонетическом направлении".
Эсперанто-движение в Китае к тому моменту имело солидную историю. Ещё в 1907 году в Шанхае появилось первое китайское эсперанто-общество. Лу Синь, величайший китайский писатель XX века, активно поддерживал эсперанто. Ба Цзинь, другой литературный гигант, переписывался с эсперантистами всего мира.
В нашей альтернативной истории решающую роль сыграл бы Е Цзюньцзянь — реальная историческая фигура, китайский лингвист и пламенный эсперантист, который в 1930-х преподавал в Московском университете. Представим, что именно он убедил Мао в радикальном решении.
Великий лингвистический скачок
Итак, 1956 год. ЦК КПК принимает беспрецедентное решение: эсперанто становится государственным языком КНР наряду с путунхуа. План рассчитан на 20 лет полного перехода.
Логика Мао в этой альтернативной реальности железная:
- Эсперанто можно выучить за несколько месяцев, а не лет
- Это облегчит ликвидацию безграмотности
- Китай станет лидером мирового коммунистического движения, предложив lingua franca для всех угнетённых народов
- Разрыв с "феодальным прошлым" будет окончательным
Начинается невиданная мобилизация. По всей стране открываются курсы эсперанто. Армия учителей — часто это вчерашние студенты, прошедшие интенсивную подготовку — отправляется в самые отдалённые деревни. Радио Пекина начинает вещание на эсперанто 24 часа в сутки.
Культурная революция по-эсперантски
К 1966 году, когда в реальной истории началась Культурная революция, в нашей альтернативной версии она принимает иной оборот. Хунвейбины размахивают не цитатниками Мао на китайском, а "Ruĝa Libreto" на эсперанто. Лозунг "Bombardu la ĉefkomandejon!" ("Бомбардируйте штабы!") звучит по всей стране.
Традиционная китайская опера переписывается на эсперанто. "Легенда о Белой змее" становится "Legendo pri Blanka Serpento". Появляется новое поколение писателей, создающих литературу сразу на международном языке.
СССР в шоке. Хрущёв не понимает, что происходит с братским Китаем. Советские китаеведы срочно учат эсперанто. На переговорах возникает парадокс: китайские дипломаты говорят на более "интернациональном" языке, чем советские.
Экономическое чудо зелёной звезды
К 1970-м годам эффект становится очевидным. Уровень грамотности в Китае достигает 95% — невиданный скачок за 15 лет. Молодое поколение, выросшее на эсперанто, легко осваивает технические науки. Терминология унифицирована и логична.
Когда в конце 1970-х Дэн Сяопин (в нашей истории — Deng Ŝjaoping) начинает политику открытости, у Китая есть козырь: миллионы граждан, владеющих нейтральным международным языком. Западные компании, желающие работать в Китае, вынуждены нанимать эсперантистов.
Кремниевая долина 1980-х с изумлением обнаруживает, что китайские программисты пишут код с комментариями на эсперанто — и это оказывается удобнее английского. Структура языка идеально ложится на логику программирования.
Культурный парадокс
Но не всё так радужно в нашей альтернативной истории. Старшее поколение чувствует себя отрезанным от молодёжи. Конфуцианские тексты в переводе на эсперанто теряют многослойность смыслов. Каллиграфия как искусство умирает.
В Гонконге и на Тайване китайские иероглифы становятся символом сопротивления коммунизму. Там бережно сохраняют традиционную письменность, называя материковый Китай "предателями 5000-летней культуры".
Внутри самого Китая к 1980-м формируется движение "культурного возрождения". Молодые интеллектуалы тайно изучают древнекитайский, собираясь в подпольных кружках. Правительство закрывает на это глаза — времена изменились.
XXI век: Китай как лингвистическая сверхдержава
В нашей альтернативной современности Китай — страна с населением 1.4 миллиарда эсперантистов. Это изменило мир:
- ООН признала эсперанто седьмым официальным языком
- Голливуд выпускает фильмы с эсперанто-дубляжом для огромного китайского рынка
- В интернете эсперанто — второй язык после английского
- Африканские страны, сотрудничающие с Китаем, массово вводят эсперанто в школах
Си Цзиньпин (Ŝi Ĝinping в этой реальности) выступает на международных форумах на эсперанто, подчёркивая, что Китай говорит на языке равенства и братства народов. "Пояс и путь" становится не только экономическим, но и лингвистическим проектом.
Что мы потеряли и что приобрели?
В этой альтернативной истории Китай совершил невозможное — полностью изменил свою лингвистическую идентичность. Цена оказалась высокой: разрыв с тысячелетней традицией, культурная травма целого поколения, потеря уникальной системы письма.
Но взамен — фантастический рывок в образовании, уникальная позиция в глобальном мире, решение проблемы диалектных различий. Китайский эсперанто развился бы в особый вариант с заимствованиями из китайских языков, создав новый культурный феномен.
Эпилог: пробуждение от сна
Конечно, в реальности КПК выбрала более консервативный путь — упрощение иероглифов и внедрение пиньиня. Эсперанто в Китае остаётся уделом энтузиастов, хотя и поддерживается государством — Китайское радио до сих пор вещает на эсперанто.
Но эта альтернативная история заставляет задуматься: насколько язык определяет развитие нации? Мог ли лингвистический выбор изменить ход мировой истории? И главное — готово ли человечество к по-настоящему нейтральному международному языку, или мы обречены на вечную борьбу лингвистических гегемоний?
История не знает сослагательного наклонения. Но иногда полезно представить, как близко мы были к совершенно иному миру. Миру, где самая populous страна планеты говорит "Saluton, mondo!" — "Привет, мир!"
*Ĉu ne estas mirinde?* — Разве это не удивительно?