На самом деле, о постановке «Женитьба» Рязанского театра драмы можно написать много. Она заслуживает большой традиционной театральной рецензии, где следовало бы разобрать интересные режиссёрские приёмы М. Ларина, отметить замечательную игру актёров, оценить сценографические решения и др. Я бы так и сделала, если бы сначала не прочитала то, что опубликовали о постановке местные СМИ. Эти отзывы и рецензии меня очень удивили и заставили поменять первоначальный замысел моей статьи.
Во-первых, я обнаружила большое количество фактических ошибок в текстах. Читаем: «Пьеса (может, всё-таки спектакль? — моё примеч.) длится почти два часа». Не «почти два часа», а два часа и сорок пять минут. В другой статье: «Произведение <...> считается первой русской бытовой комедией». Но автором первой русской бытовой комедии был не Н.В. Гоголь, а Д.И. Фонвизин.
Во-вторых, меня покоробило нагромождение штампов. В отзыве написано: «Оно (т.е. музыкальное сопровождение — моё примеч.) позволяет почувствовать эмоциональное состояние того или иного действия». К сведению автора, почти любая музыка создает атмосферу какого-либо настроения, и нам это, читателям, хорошо известно. В данном спектакле музыкальное сопровождение ничего из себя особенного не представляет. Зачем уделять ему внимание в небольшом тексте?
Подобного рода штампов очень много, а некоторые из них еще и нелепы. Вот один из таких: «Улыбка не сходила со зрительских лиц почти все 2,5 часа спектакля, а временами зал смеялся в голос». Вы себе можете представить человека, который улыбается три часа? Только разве Гуинплен способен на такое. Ведь спектакль — не минутный reels с младенцем, чтобы мило улыбаться всё время, пока это видео проигрывается на экране. Данный штамп не художественная условность, а, как я подразумеваю, стремление быстрее выдать нужное количество знаков с пробелами.
В-третьих, мне было сложно понять авторов, у которых возникали, на мой взгляд, странные ассоциации. Например, в одной из рецензий, вероятно, с претензией на иронию описывается следующее: «Декорациями, пусть и состоящими из подобия "икеевских" шкафов, был заполнен весь периметр сцены». Почему именно «икеевских», если декорации выглядели как вполне себе традиционные распашные шкафы? И как можно заполнить весь периметр, чтобы оставалось на сцене место для самого действия? Ещё один пример: «Анучкин – франт-аристократ с повадками Чарли Чаплина». Может, с повадками бродяги Чаплина, знаменитого кинообраза, а не самого актёра, как понимается из этой цитаты? Да и какие именно повадки Анучкина в исполнении В. Рыжкова напомнили автору Чарли Чаплина? У меня даже мельком таких ассоциаций не возникло.
Возможно, всё дело в особенностях личного восприятия. Не спорю: каждый мыслит по-своему, у всех разный уровень насмотренности, начитанности, поэтому нам и интересно мнение друг друга. Но фактические ошибки и разного вида несоответствия неприемлемы в журналистских материалах.
Но довольно, как модно сейчас выражаться, «душнить», а то выглядит, будто я специально высматриваю недостатки в чужих текстах, чтобы потом поглумиться над их авторами. На самом деле, я бы хотела поговорить на тему актуальности театральной постановки Рязанского театра драмы, так как на этот счет есть мнения прямо противоположные.
Тот же самый указанный выше мастер писать ни о чем в погоне за знаками с пробелами заявляет в своём тексте, что «несмотря на верность традициям и возраст пьесы, спектакль прозвучал свежо и актуально». Не вижу здесь противоречия, но сейчас не об этом: есть рецензенты, которые не считают постановку злободневной и аргументированно доказывают свою точку зрения: «На мой взгляд, в наши дни "Женитьба" уже не актуализируется так, чтобы стать однозначно понятной публике. Маловато в ней и остросоциального пафоса, по сравнению, допустим, с тем же "Ревизором" <...> Никаким боком "Женитьбу" в её классическом виде невозможно привязать к современному институту брака». Как мне кажется, здесь всё не так однозначно, и это как раз та сторона постановки, о которой можно поспорить.
Пьеса Н.В. Гоголя рассказывает о мотивах вступления в брак представителей купеческого сословия, мещан, чиновников средней руки и невысокого ранга военных в отставке. У каждого из претендентов на роль жениха в этом вопросе своя цель: избавиться от холостяцкого существования, повысить свой статус в обществе, пополнить капитал приданым жены, ежедневно лицезреть молодое и милое личико. У каждого из них свои представления об идеальной жене: общается ли она по-французски, имеет ли хорошую фигуру и приличное приданое. У невесты же свои критерии: чтобы не бил, не пьянствовал и на лицо был приятный. Кстати говоря, в отличие от своей тётки, Агафью Тихоновну, девушку на выданье, меньше заботит материальное и социальное положение её будущего мужа, а вот его лишний вес и некрасивый нос — повод для беспокойства. Но с купцами она совсем ничего общего иметь не хочет: сама из этой среды и помнит, как батюшка поколачивал её матушку.
Выглядит действительно архаично. Сегодня ведь и речи никто не ведет о приданом, о сватовстве, о знатном происхождении, а также нет ни экзекуторов, ни надворных советников, ни гостинодворцев. Выходит дело, спектакль создавался исключительно ради соблюдения процента классического репертуара? Чтобы школьников водить на Гоголя? Мне кажется, не очень оправданным ориентировать постановку только на подростков, которых приведут в театр учителя. Всё-таки «Женитьба» должна как-то перекликаться с сегодняшним днём,и на самом деле она перекликается — не слишком очевидно, но вполне уловимо.
Думаю, ещё лет пятнадцать-двадцать назад никто бы не стал проводить такую аналогию, которую я представлю сейчас. Все мы знаем, сколько теперь появилось коучей, семейных психологов, менторов и «учителей жизни» всех возможных мастей. Часто уровень их профессионализма — это информация туманная, а количество подписчиков, участников марафонов, просмотров — охотно демонстрируемые данные (нередко преувеличенные). Мода на массовую психологию подвергается критике со стороны профессиональных сообществ и просто людей адекватно мыслящих. Но волна паттернов о счастливом браке, «успешном успехе» и комфортном психологическом климате накрыла многих людей. Обыватели хотят жить без бед и тревог, в чем их сложно обвинять. Только часто эта установка базируется на паразитическом подходе: кто-то другой должен обеспечить мне моё безмятежное существование. О чём сегодняшние наставления: ты ему свою молодость и красоту — он тебе деньги, ты ему бытовое обслуживание — он тебе статус замужней женщины, он/она тебе полное обеспечение — ты абсолютное подчинение и т. д. В какой-то степени так было всегда, но чтобы эта «философия» была настолько осмысленной, осознанно выбираемой и массовой... Не думаю, что когда-нибудь такое было. Паразитизм стал культом современности: дети, давно достигшие совершеннолетия, продолжают жить за счет своих родителей, жены за счет мужей и мужья за счет жен, друзья за счет более обеспеченных друзей и т. п. Каждый стремится взять себе что-то у другого, пристроиться к кому-нибудь. Получится — считай удачно устроился в жизни.
Что касается семейной жизни, то можно подумать, что только женщины, раньше вынужденно, сегодня вполне осознанно, вступают в брак из-за меркантильных соображений. Но нет, мужчины уже давно открыли в себе способность к предвидению, поэтому выбирают для себя вообще не вступать в брак, чтобы не позволить никому собой пользоваться, при этом пользуясь женщиной. Так тоже всегда было, но сегодня эта ситуация называется «сожительство», повсеместное, не вынужденное и не осуждаемое. Так сказать, по соглашению сторон, которое через несколько лет дорого обходится, в первую очередь, женщине. Не исполнять обязательства, не нести ответственность, не тратить свои финансы, время, эмоции на того, кто живет с тобой бок о бок — всё это проявления эгоизма, а не черты свободного прогрессивного общества.
Вот и герой пьесы «Женитьба» Иван Подколесин, на самом деле, натура не столько трусливая (хотя и не без этого), сколько эгоистичная. В спектакле хорошо показаны оба свойства его натуры. Так, Подколесин (А. Блажилин) несколько раз, но не без опасений, спрыгивает со спального места — на это у него храбрости хватает, а слезать со шкафа — уже не хватает. Кстати, этот приём может рассматриваться и как тренировка к его будущему прыжку из окна дома несостоявшейся невесты. Так и в жизни: сделать первый шаг, пойти посвататься, Подколесин смог себя заставить, а вот уже на дальнейшие действия оказался не способен. Только ли страх его останавливал? Да и чего, собственно, боялся Подколесин? Он видел свою невесту, внешне она ему понравилась, они даже нашли какие-то общие интересы. В чём же страх? Нет страха как такового, а на лицо патологический эгоизм. В своём монологе перед бегством Подколесин произносит такие слова:
«На всю жизнь, на весь век, как бы то ни было, связать себя, и уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего, ничего — все кончено, все сделано...»
Ивана пугает, что он не сможет уже отговориться, избежать обязанностей, отстраниться от ответственности. Мы видим, что он не очень-то дорожит и своей дружбой с единственным, судя по всему, другом — Кочкаревым. Подколесин хочет одного: лишь бы его никто не трогал, лишь бы оставили его в покое и дали ему жить для самого себя. Разве это не сегодняшняя установка для многих: полностью сепарироваться, избегать любых обязательств, устраниться от проблем, связанных с другими людьми?
Уже всем известно, что в наше время от проповедей мало толку. Надо не говорить, а свидетельствовать. При этом классический пример, когда кроха-сын спрашивает у отца, что такое хорошо и что такое плохо, до сих пор востребован. Никто еще не доказал, что объяснять правильные вещи ребёнку в процессе воспитания неэффективно. Главное в этом случае не упустить время для таких разговоров, иначе это наставничество может превратиться в смешную комедию о вещах, которые напрочь утратили свою актуальность.