Слова мужа, брошенные с холодной, заранее заготовленной усмешкой, впечатались в память, как клеймо, выжженное на душе. «Кому ты теперь нужна? С тремя-то «прицепами»». Олег стоял в дверях нашей квартиры, которую он уже считал чужой. Он был собран, отстранен, а у его ног стояла дорожная сумка, набитая его лучшей одеждой. За его спиной виднелся серый пролет лестничной клетки, который в моем сознании превратился в бездонную пропасть, в дорогу в никуда.
Пятнадцать лет. Мы прожили вместе пятнадцать лет — целую жизнь. Я встретила его, будучи юной, наивной студенткой, и влюбилась без памяти в его обаятельную улыбку и напор. Он казался мне сказочным принцем, надежной стеной. За эти годы я родила ему троих замечательных детей: умницу и мою главную помощницу, двенадцатилетнюю Катю; непоседливого, но доброго восьмилетнего Мишу; и нашу общую любимицу, маленькую хохотушку Леночку, которой едва исполнилось четыре.
Я была хранительницей очага. Это слово сейчас звучит старомодно, но оно идеально описывало мою жизнь. Я отказалась от карьеры экономиста, хотя у меня был красный диплом. Я создавала уют в нашей трехкомнатной квартире, купленной в ипотеку, которую мы должны были выплачивать еще десять лет. Каждый уголок этого дома был наполнен моей любовью и заботой. Я знала, как Олег любит, чтобы воротнички его рубашек были идеально отглажены, помнила, что в борщ нужно класть побольше сметаны и зелени. Я верила, что наш брак — это несокрушимая крепость, тихая гавань в бушующем мире. Оказалось, это был всего лишь карточный домик, который рассыпался от одного его жестокого заявления: «Марина, я ухожу. Я полюбил другую. Ее зовут Света, она моложе, у нее нет детей, и вся жизнь впереди. Не пытайся меня удержать, я все решил».
Я смотрела на него, и воздух застрял в легких. Я не могла ни закричать, ни заплакать, ни произнести хоть слово. Тело сковал ледяной паралич, какой бывает в страшных снах, когда хочешь бежать, но ноги не слушаются. Из соседней комнаты доносился беззаботный смех детей, которые смотрели мультики. Этот смех, еще пять минут назад бывший музыкой для моих ушей, теперь резал по живому. Они еще не знали, что их маленький, уютный мир только что раскололся на миллион осколков, и папа больше не придет вечером с работы, чтобы поцеловать их перед сном.
«Олег, опомнись... Что ты говоришь? А как же дети?» — наконец прошептала я пересохшими губами.
Он усмехнулся. Та самая усмешка, от которой у меня когда-то подкашивались коленки, теперь выглядела хищным, жестоким оскалом. «Дети? Дети останутся с тобой, Марина, ты же мать. Алименты платить буду, не переживай. Небольшие, конечно, ты же понимаешь, у меня теперь новая семья, новые расходы, Свете нужно помогать. Но ты же у нас умная женщина, всегда умела выкручиваться. Хотя…» — он окинул меня долгим, уничижительным взглядом, скользнув по моему старому домашнему халату в катышках, по уставшему, ненакрашенному лицу, по волосам, наспех собранным в небрежный пучок. — «Кому ты теперь нужна? Посмотри на себя в зеркало. Замученная бытом уставшая тетка с тремя детьми. Твой поезд ушел, Марина. Ушел безвозвратно».
Он развернулся и, не оборачиваясь, хлопнул дверью. Звук удара отозвался оглушительным эхом в каждом уголке квартиры, в каждом закоулке моей растоптанной души. Я сползла по стенке на холодный линолеум в прихожей и только тогда позволила себе зарыдать. Беззвучно, зажимая рот рукой, давясь слезами, чтобы не напугать детей. Мой поезд ушел. Кому ты нужна. С тремя «прицепами». Эти фразы, как ядовитые змеи, впились в мой мозг и начали отравлять сознание. И самое страшное было то, что в тот момент я ему поверила.
Первые месяцы были похожи на затянувшийся, липкий кошмар. Олег не врал — алименты были насмешкой. Их едва хватало, чтобы оплатить счета за квартиру. Моей скромной зарплаты младшего бухгалтера в небольшой фирмочке «Рога и копыта» катастрофически не хватало, чтобы прокормить, одеть и обуть троих детей. Пришлось затянуть пояса так туго, что иногда перехватывало дыхание. Мы забыли, что такое новые вещи, сладости, походы в кино или кафе-мороженое. Нашим рационом стали макароны, самые дешевые крупы и сезонные овощи с рынка. Я научилась варить суп из ничего и печь лепешки на воде.
Но материальные трудности были лишь половиной беды. Дети тяжело переживали предательство отца. Катя, моя умница-дочка, на пороге сложного подросткового возраста, замкнулась в себе. Она перестала делиться своими секретами, часами сидела в своей комнате, уставившись в одну точку. Ее успеваемость в школе, которой я так гордилась, резко упала. Миша, мой энергичный мальчик, стал агрессивным и драчливым. Меня то и дело вызывали в школу из-за его выходок. Только маленькая Леночка, казалось, не до конца понимала масштаба трагедии. Но и она часто просыпалась по ночам, плакала и звала папу, который раньше всегда читал ей сказки на ночь.
Я разрывалась на части. Днем — работа, где нужно было сохранять сосредоточенность, вечером — бесконечные домашние дела и попытки уделить внимание каждому ребенку, залечить их кровоточащие душевные раны. Ночью, когда квартира погружалась в тишину, я падала на кровать без сил и смотрела в темный потолок, ощущая себя самой одинокой и никому не нужной женщиной на свете. Слова Олега, как мантра, звучали в моей голове, подтверждая мою никчемность.
Однажды, когда я в очередной раз пыталась зашить порванную Мишей куртку, я мельком увидела свое отражение в темном окне. На меня смотрела изможденная женщина с потухшими глазами и глубокими морщинами у рта. В свои тридцать пять я выглядела на все сорок пять, если не старше. «Нет, — твердо сказала я своему отражению. — Я не сдамся. Ради детей. Ради себя».
В тот момент я поняла, что так больше продолжаться не может. Нужно было срочно что-то менять, иначе мы все вместе утонем в этой трясине безнадежности и нищеты. Я начала активно искать подработку. Через знакомых нашла нескольких индивидуальных предпринимателей, которым нужно было вести бухгалтерию. Теперь, уложив детей спать, я до двух-трех часов ночи сидела за стареньким ноутбуком, сводя дебет с кредитом. Я спала по четыре часа в сутки и ходила как в тумане, поддерживая себя литрами дешевого кофе. Но это дало свои плоды. На нашем столе наконец-то снова появились фрукты, мясо, и я смогла купить Кате новые джинсы, а Мише — кроссовки.
Однажды вечером, проверяя уроки у Кати, я увидела в ее дневнике жирную запись красной ручкой: «Уважаемая Марина Викторовна! Прошу срочно зайти в школу для серьезного разговора. Классный руководитель, Анна Ильинична». Сердце тревожно ухнуло. На следующий день, с трудом отпросившись с работы, я сидела в пустом гулком классе напротив учительницы.
Анна Ильинична, интеллигентная женщина средних лет с добрыми, проницательными глазами, начала без предисловий: «Марина Викторовна, у Кати серьезные проблемы. Она стала совершенно неуправляемой. Огрызается, ни с кем не общается, на уроках витает в облаках. Ее оценки скатились до троек, а ведь была почти отличницей. Я пыталась с ней поговорить, но она как ежик, сразу выпускает иголки. Что у вас в семье происходит?»
И я, неожиданно для самой себя, разрыдалась и рассказала ей все. Про уход мужа, про его жестокие слова, про наши финансовые трудности и мое отчаяние. Анна Ильинична молча протянула мне стакан воды и дала выплакаться.
«Теперь все ясно, — сказала она, когда я немного успокоилась. — Девочке нужна помощь специалиста. И вам тоже, если честно. Вы не можете тащить все на себе. Знаете, у нас в родительском комитете есть один очень деятельный и неравнодушный папа, Андрей Петрович Волков. Его сын учится в параллельном классе. Он нашел спонсоров и организовал для детей из неполных и малообеспеченных семей бесплатные занятия с психологом и несколько кружков. Может, Кате это поможет? Да и вам было бы полезно сменить обстановку, познакомиться с новыми людьми».
Я ухватилась за эту идею как утопающий за спасительную соломинку. В тот же вечер, найдя в школьном чате контакты этого загадочного Андрея Петровича, я, собрав всю волю в кулак, позвонила. Мне ответил приятный, спокойный мужской баритон. Я, путаясь в словах и ужасно стесняясь, объяснила ситуацию.
«Марина, не извиняйтесь, — тепло ответил он. — Вы большая молодец, что не опускаете руки. Конечно, приходите. Завтра в шесть вечера в актовом зале у нас как раз организационное собрание по поводу новой театральной студии. Приводите дочку. И сами оставайтесь, пожалуйста. Уверен, ей будет гораздо спокойнее, если вы будете рядом».
На следующий день мы с Катей, которая шла с явной неохотой, пришли в школу. В актовом зале было на удивление шумно и многолюдно. В центре толпы родителей и детей я увидела высокого, статного мужчину, который с улыбкой что-то оживленно обсуждал. Он был одет в дорогой, но не кричащий костюм, а в его умных и немного уставших глазах светилась доброта. Это и был Андрей Петрович. Он заметил нас, растерянно стоявших у входа, и тут же подошел, протягивая мне руку.
«Марина? Очень приятно познакомиться лично. А это, должно быть, юная актриса Катя», — он тепло и открыто улыбнулся моей дочери. И, о чудо, Катя, которая в последнее время сторонилась всех незнакомцев, особенно мужчин, робко улыбнулась в ответ.
Весь вечер Андрей Петрович был душой и мотором собрания. Он с таким заразительным энтузиазмом рассказывал о планах на театральную студию, о будущих постановках и поездках, что даже моя замкнутая Катюша загорелась идеей. К моему огромному удивлению, она сама подошла и записалась в студию. После собрания Андрей Петрович снова нашел нас в толпе.
«Ну как вам? Понравилось?» — спросил он так, будто мы были старыми знакомыми.
«Очень. Спасибо вам огромное, — искренне поблагодарила я. — Я давно не видела Катю такой оживленной. Это для меня так много значит».
«Это только начало, — подмигнул он. — Кстати, я заметил, вы выглядите очень уставшей. Простите за бестактность. Если вам нужна любая помощь — физическая, организационная, любая — не стесняйтесь обращаться».
Мы разговорились. Так, стоя в пустеющем школьном коридоре, я узнала, что он несколько лет назад овдовел и один воспитывает сына-подростка. Он говорил о своей покойной жене с такой теплотой и нежностью, что у меня невольно навернулись слезы. В этом мужчине была невероятная внутренняя сила, порядочность и глубина, о существовании которых я уже успела забыть.
С того дня наша жизнь начала медленно, но верно меняться к лучшему. Катя с головой ушла в репетиции, у нее появились новые друзья, общие интересы. Она снова стала той улыбчивой, щебечущей девочкой, которую я знала. Я тоже, неожиданно для себя, втянулась в школьную жизнь. Помогала с организацией мероприятий, шила костюмы для спектаклей, пекла пироги для детских чаепитий. Я чувствовала себя нужной.
Мы с Андреем виделись почти каждый день. Он всегда находил для меня доброе слово, делал ненавязчивые комплименты моей выпечке или новому цвету блузки, интересовался моими делами и успехами детей. Однажды он предложил подвезти нас с детьми домой после затянувшейся репетиции. Мы ехали в его большой, комфортной машине, дети весело щебетали на заднем сиденье. В какой-то момент Андрей посмотрел на меня на светофоре и тихо сказал: «Марина, вы удивительная женщина. Невероятно сильная, добрая и талантливая. Я искренне восхищаюсь тем, как вы со всем справляетесь».
От его слов по всему телу разлилось забытое тепло. Впервые за долгое время я почувствовала себя не «замученной теткой с прицепами», а просто женщиной. Привлекательной и достойной уважения.
Наши отношения развивались постепенно, без суеты и напора. Он начал приглашать меня в кафе, пока моя мама, видя, как я расцвела, с радостью соглашалась посидеть с детьми. Мы гуляли по осеннему парку, шурша листьями, и говорили обо всем на свете. Он познакомил меня со своим сыном, и мальчик, к моей радости, быстро нашел общий язык с Мишей. Андрей окружил меня такой деликатной заботой и вниманием, о которых я и мечтать не смела. Он дарил мне цветы без повода, помог починить вечно текущий кран на кухне, играл с моими детьми так, будто они были ему родными. Я снова научилась доверять мужчине, смеяться от души и радоваться простым вещам. Я поняла, что влюбилась. Безнадежно, окончательно и бесповоротно.
Через полгода наших встреч Андрей сделал мне предложение. Мы сидели в небольшом уютном ресторанчике, отмечая успешную премьеру школьного спектакля. Он вдруг стал серьезным, взял мою руку в свою и, глядя мне прямо в глаза, достал из кармана пиджака маленькую бархатную коробочку.
«Марина, я не представляю своей жизни без тебя и твоих детей. Вы стали моей семьей. Я люблю тебя так, как не думал, что смогу полюбить снова. Выходи за меня замуж».
Я расплакалась, но это были самые счастливые слезы в моей жизни. Конечно же, я сказала «да».
Андрей занимал высокий пост в крупной строительной корпорации, был заместителем генерального директора. Приближался Новый год, и компания устраивала грандиозный корпоративный вечер. «Я хочу, чтобы ты пошла со мной, — сказал Андрей. — Я хочу официально представить тебя своим коллегам и руководству как мою будущую жену».
Я волновалась, как девчонка перед первым свиданием. За день до мероприятия Андрей приехал с большой плоской коробкой, перевязанной лентой. Внутри оказалось шикарное вечернее платье из тяжелого, струящегося шелка глубокого сапфирового цвета. В день корпоратива он записал меня в лучший салон красоты. Когда я посмотрела на себя в зеркало — с профессиональной укладкой и макияжем, в роскошном платье, с горящими от счастья глазами, — я не узнала себя. Из зеркала на меня смотрела красивая, холеная, уверенная в себе женщина.
Ресторан, где проходил корпоратив, поражал своей роскошью: хрустальные люстры, живая музыка, изысканные блюда. Андрей ни на шаг не отпускал меня, крепко держа за руку и с нескрываемой гордостью представляя меня своим коллегам: «Знакомьтесь, это Марина, моя невеста». Все были очень приветливы, говорили комплименты, и я, к своему удивлению, чувствовала себя абсолютно в своей тарелке. Я ощущала себя королевой бала.
В разгар вечера на сцену поднялся генеральный директор компании, чтобы произнести традиционную речь. Он поблагодарил сотрудников за успешный год и начал церемонию награждения лучших работников. «…и в этом году наш отдел продаж показал феноменальные результаты! Особую благодарность и премию хочется выразить руководителю отдела, Олегу Игоревичу Свиридову!»
Мое сердце пропустило удар, а потом бешено заколотилось. Свиридов? Олег? Я вгляделась в мужчину, который самодовольной походкой поднимался на сцену под бурные аплодисменты, и мир качнулся. Это был он. Мой бывший муж. Он выглядел лощеным, уверенным в себе хищником в дорогом костюме. Он взял микрофон, поблагодарил руководство за высокую оценку его труда, а потом его взгляд победителя скользнул по залу. И замер, встретившись с моим.
На его лице отразилась целая гамма непередаваемых чувств: сначала недоумение, потом шок, узнавание и, наконец, растерянность. Его глаза расширились. Он смотрел на меня, потом на Андрея, который в этот момент нежно обнимал меня за талию, потом снова на меня. Самодовольная улыбка сползла с его лица, как маска. Я видела, как в его мозгу лихорадочно крутятся шестеренки, как он пытается сложить этот невозможный пазл. Я, его бывшая, списанная со счетов жена, «никому не нужная тетка с тремя прицепами», стою здесь, в центре всеобщего внимания, в роскошном платье, под руку с его главным начальником, вторым человеком в корпорации.
Я не стала отводить взгляд. Я спокойно, уверенно и даже с легким сочувствием посмотрела ему прямо в глаза и позволила себе слабую, загадочную улыбку. В этой улыбке было все: и прощение, и тихое торжество, и полное, всеобъемлющее осознание собственного счастья.
Весь оставшийся вечер Олег был не свой. Он то и дело бросал в нашу сторону косые, полные яда, зависти и недоумения взгляды. Его молоденькая спутница, кукольная блондинка в слишком откровенном платье, что-то щебетала ему на ухо, но он ее явно не слушал. Его идеально выстроенный мир, в котором он был победителем, а я — проигравшей, рухнул в одночасье.
Когда мы с Андреем, попрощавшись со всеми, уходили, то столкнулись с Олегом нос к носу в просторном холле. Он стоял один, с потерянным видом, и нервно теребил галстук.
«Марина?» — выдавил он, будто не веря своим глазам. — «Что ты… как ты здесь оказалась?»
«Я пришла со своим женихом», — спокойно ответила я, кивнув в сторону подошедшего Андрея.
Андрей, не подав вида, что знает, кто перед ним, с вежливой улыбкой протянул Олегу руку. «Андрей Волков, заместитель генерального директора. Рад познакомиться лично. А вы, я так понимаю, Олег Свиридов? Начальник отдела продаж? Много слышал о вашей работе».
Олег побледнел как полотно и растерянно, как робот, пожал протянутую руку. Его взгляд безумно метался от моего спокойного лица к властному лицу Андрея. «Вы… жених… Марины?»
«Совершенно верно, — с широкой улыбкой подтвердил Андрей, властно приобнимая меня. — Весной у нас свадьба. Я очень люблю Марину и ее замечательных детей. Кстати, Олег Игоревич, зайдите ко мне в понедельник с утра, скажем, в девять ноль-ноль. Есть серьезный разговор по поводу вашего последнего квартального отчета. Там обнаружились некоторые весьма любопытные нестыковки в цифрах. Нужно будет все детально обсудить».
Лицо Олега приобрело пепельно-серый оттенок. Он что-то нечленораздельно пролепетал в ответ и, развернувшись, почти бегом скрылся в глубине холла.
Мы вышли на заснеженную, сверкающую в свете фонарей улицу. Андрей крепко обнял меня и заглянул в глаза. «Теперь ты понимаешь, почему я не хотел говорить тебе, где именно работаю? Я с самого начала знал, что твой бывший муж трудится в нашей компании. Не хотел, чтобы этот факт как-то омрачил наши отношения или повлиял на твое решение. Я хотел, чтобы ты сама увидела его реакцию, когда будешь к этому готова».
Я уткнулась лицом в его пальто, пахнущее дорогим парфюмом и морозом, и рассмеялась. Впервые за много-много месяцев это был свободный, легкий, счастливый смех. «Кому ты теперь нужна?» — снова пронеслись в голове слова Олега. Я посмотрела на этого невероятного мужчину, который полюбил меня такой, какая я есть, со всем моим прошлым, ценил и был готов принять моих детей, как своих собственных. На мужчину, который вернул мне веру в себя, в любовь и в счастье.
Я нужна ему. Я нужна своим детям. Но самое главное, что я поняла за этот невыносимо трудный год, — я нужна самой себе. И никакой ушедший поезд не мог этого изменить. Мой поезд никуда не уходил. Он просто ждал на запасном пути, чтобы прибыть на свою главную станцию под названием «Счастье».
