Вот вы наверняка задумывались, куда это я подевалась, и почему целых два Сенья нет у вас меня! А я не нарочново такая, это всё Двуногая. Точнее, её теринар. Стоматлог который, зубы лечит. Она к этому стоматному один раз ушла от нас в Сенье. И вернулась поздно-поздно, уже совсем темно было.
Причём, самое уржасное, что за ней и Грозный от нас ушёл. И вернулись они вместе. Я теперь думаю, зачем это Грозному к её зубному теринару… или это они потом нашлись, в том большом мире? Но даже не представляю, как! Он же совсем большой, я знаю, меня к теринару возили, и к румёру. Я всегда в маленьком домике сижу и не выхожу, пока Двуногая не разрешит, а то я же наш дом никогда не найду!
Слишком много всяких запахов, чтобы свой домашний найти и по нему вернуться, а я не такой быстроногий рычащий зверь, как те, у которых мы в животах сидим, пока они рычат и бегают по большим двуноговским территориям. Но они как-то нашлись. Наверное, у двуногих есть другие способы, кроме носа. Думаю, тут как-то замешан тырнет, через который я с вами говорю.
Может, в тырнете они тоже друг друга зовут и рассказывают, чем пахнет там, где они встретятся? Наверное, так. Но суть в том, что, когда Двуногая всё-таки вернулась, она совсем усталовая была, совсем-совсем. Даже на нас с Туной не ругалась, когда Туна опять об меня дружить пыталась.
А ещё в тот же Дельник, когда Сенье с томатлогом, у Двуногой тоже всё плохо было. Ну, я бы сказала, что это хорошо было, но она возмурщалась ужасно. Там осветление совсем-совсем пропало, и светяшки поэтому не светились. Только я не про то осветление, которое в большом мире, я про то, которое у нас в домике. Вот его не было совсем.
Но поэтому не было и работания у Двуногой. Правда, у нас почему-то стало холодново, я не поняла, почему. Всегда тепло, а тут вдруг нет. Двуногая сначала бегала и возмурщалась, потом говорила в маленькую светяшку, которая не погасла, а потом спать легла. А мы с ней — вместе же теплее!
Пришёл Грозный, а светлее не стало, и он тоже с нами лежал, Двуногую урспокаивал, и вообще. А потом становилось то светлее, то обратно темно, и так довольно долго. Неудобновое, спать так сложно, глаза возмурщаются. Только не словами, как лизованные кошки, а просто болят немноржечко, потому что ярковое. Не люблю, когда так.
А когда осветление хорошо вернулось, уже поздново было совсем, и Двуногая возмурщалась и спать легла тоже поздново. Но и это ещё не всё! Вот было Сенье, то, которое ближе к нам сейчасовым, да? А там опять томатлог. Только она от него не так поздново вернулась, и Грозный за ней не уходил.
Но она говорит, после томатлога ничего делать не может, не хочет, и не будет. Даже редакотировать мои лапные почеркуши. Потому что усталовая сильно и злая, так она говорит. Я думаю, это потому что её там долго держат, и не дают уйти. Но я не понимаю, чего она туда ходит. Меня к теринарам и ррумёрам она таскает, я поэтому уйти не могу. А она? Она, выходит, и себя тоже таскает и не отпускает, да?
Но она же может так не делать! А делает. Странновая Двуногая, и меня заставляет, и себя тоже, а зачем — непонятново. Ещё и ворчит потом, и я к вам в Дельник прихожу, а не в Сенье. Но я всё-таки пришла, хотя она уржасно не хотела меня слушать!
Похвалите меня за это в телеграммовые, вот сюда: