Когда я прошёл ворота Ростовского кремля, моим глазам предстала величественная, по другому не назовёшь, церковь — Успенский собор, вознёсший к небу свои мощные пятиглавые купола. Белокаменные стены, крест на центральном куполе, казалось, касается самого неба.
Собор возвышается в центре Соборной площади, его монументальность поражает. Ветер едва слышно шелестит в кронах деревьев, и в этой тишине отчётливо слышится пение птиц.
Правее и дальше расположена звонница. Она тянется ввысь стройной трёхъярусной громадой, увенчанной четырьмя куполами, каждый из которых словно стремился дотянуться до облаков. Её силуэт одновременно строгий и изящный, а узкие окна-бойницы придают ей вид старинной крепости. Даже с такого расстояния видны огромные колокола.
Неподалёку стоит группа туристов и внимательно слушает моложавого вида женщину об истории звонницы. Я подошёл ближе. Женщина, судя по всему — экскурсовод, говорила неторопливо, с доверительной интонацией, словно делилась не просто фактами, а сокровенной историей. Её слушатели — трое туристов, мужчина и две женщины, — стояли, слегка наклонив головы, и не отрывали взгляда от звонницы.
— …И вот эта трёхъярусная громада, которую вы видите, — продолжала она, указав рукой в сторону сооружения, — была возведена в конце XVII века по заказу митрополита Ионы Сысоевича. Обратите внимание на пропорции: каждый ярус чуть меньше предыдущего, что создаёт эффект устремлённости ввысь. А эти узкие окна-бойницы, которые вы наверняка заметили, — не просто декоративный элемент. Они служили для лучшего распространения звука, словно резонаторы, усиливающие голос колоколов.
Она сделала паузу, позволяя слушателям окинуть взглядом архитектурные детали, а затем продолжила:
— Но самое главное здесь, конечно, — сами колокола. Самый крупный из них, «Сысой», весит более 32 т. Его отлили в 1688 году мастера Флор Терентьев и Филипп Андреев. Представьте: чтобы привести его в движение, требуется не менее шести звонарей! А звук… О, его слышно за 20 км от Ростова. В ясную погоду он долетает даже до берегов озера Неро.
Один из туристов, мужчина в очках, поинтересовался:
— А почему его назвали «Сысой»?
Экскурсовод улыбнулась:
— Это имя дано в честь отца митрополита Ионы — Сысоя. В те времена такие посвящения были нередки. Кстати, если присмотреться, на поверхности колокола можно разглядеть надписи — это молитвенные тексты и дата отливки.
Другая туристка, молодая девушка с планшетом, спросила:
— А как вообще управлялись с такими гигантами? Это ведь невероятно тяжело!
— И правда, нелегко, — согласилась экскурсовод. — Звонари использовали специальные канаты, которые крепились к языкам колоколов. Ритм и последовательность ударов определялись уставными мелодиями — так называемыми «звонами». Каждый праздник имел свой неповторимый звуковой облик. Например, на Пасху исполняли трезвон — самый торжественный и радостный.
Она обернулась к звоннице и на мгновение замолчала, словно прислушиваясь к призрачным отголоскам прошлого.
— Сегодня, к счастью, традиция возрождается. Здесь снова звучат колокола, и если вам повезёт, вы сможете услышать их во время службы или специального концерта звонарского искусства.
Туристы закивали, явно впечатлённые рассказом. Экскурсовод завершила рассказ, ответив ещё на пару вопросов, а затем группа двинулась дальше, к Успенскому собору. А я направился к звоннице, решив начать с неё своё исследование, под ногами скрип каменной крошки, насыпанной, должно быть, ещё в те далёкие времена, когда здесь ступали митрополиты и зодчие, создававшие этот архитектурный ансамбль.
Подойдя вплотную, я поднял голову. Над входом в звонницу виднеется надпись, выгравированная на камне, но время и непогода стёрли часть букв, оставив лишь обрывки слов. Я протянул руку и коснулся прохладной стены — она была шероховатой на ощупь.
Чтобы попасть внутрь, нужно купить билет. Касса расположена здесь же. Цена чисто символическая, особенно пенсионерам.
Внутри царит особая атмосфера — полумрак, прохлада и свойственный таким сооружениям запах старой кирпичной кладки. Узкая лестница устремилась вверх, и я, не раздумывая, начал подъём. Каменные ступени довольно высокие (ребенку было бы тяжеловато), локти то и дело касаются стены. Преодолев узкую каменную лестницу — настолько узкую, что пройти по ней можно было лишь поодиночке, — я поднялся на звонницу.
Наконец, я оказался на верхней площадке. И тут передо мной открылся вид, от которого перехватило дыхание. Внизу раскинулась Соборная площадь, где люди казались крошечными фигурками, а за ней — крыши города, тянущиеся к самому озеру Неро.
Но главное — прямо передо мной висят колокола. Огромные, величественные, они словно замерли в ожидании, когда их коснётся рука звонаря. Таких огромных я не встречал никогда прежде. Разве что на Красной площади, но это было так давно...
Невольно возник вопрос: как? Как в те далёкие времена, когда не было ни кранов, ни мощных двигателей, люди поднимали сюда эти многотонные громады?... Наверное, сначала строили особые деревянные леса — высокие, крепкие, с системой блоков и воротов. Может быть, даже прорывали по склону пологую дорогу, чтобы волоком, на брёвнах-катках, подводить колокол к основанию колокольни.
Потом начинался самый трудный этап. Толстые канаты, смолёные, проверенные, обхватывали колокол. Люди — десятки, а то и сотни рабочих — вставали к воротам и блокам. Команды подавались голосом, жестами, может быть, ударами в малый набат. Медленно, сантиметр за сантиметром, колокол полз вверх. На каждом этапе — проверка, перетяжка, отдых. Один неверный рывок — и вся конструкция могла рухнуть.
А наверху, в звоннице, уже готовы балки, уже выверен каждый узел крепления. Когда колокол наконец оказывался на нужной высоте, его осторожно подвешивали на крюки, выверяли положение, закрепляли так, чтобы он висел строго вертикально...
Колокола висят в ряд на мощных дубовых балках, могучие и неподвижные, в их массивных силуэтах чувствуется скрытая мощь, готовая в любой момент разорвать тишину торжественным гулом.
Вот и самый большой из них, «Сысой», стоя рядом невольно ощущаешь благоговейный трепет. Его поверхность, отлита с безупречной точностью.
Рядом висит «Полиелейный» — колокол в 16 т, два широких пояса орнаментов служат ему украшением. Рассказывают, что его глубокий тон, нота ми малой октавы, дополняет величественный аккорд. А чуть в стороне — «Лебедь», весом в 8 т, названный так за свой чистый, трубный звук. Он отзывается нотой соль малой октавы, завершая до-мажорное трезвучие, которое легло в основу почти всех праздничных ростовских звонов.
Каждый из колоколов имеет своё имя, свой характер, свою судьбу. «Голодарь», звучащий в ля♭ малой октавы, трижды был перелит, а «Набатный», или «Ионафановский», весом всего в 106 кг, издаёт чистый звук ми второй октавы
Стоя среди этих гигантов, чувствуешь себя крошечным, но в то же время причастным к чему-то великому. Время здесь остановилось. Эти колокола не просто артефакты — они голоса истории, способные рассказать о веках, о людях, о событиях, что канули в лету, но оставили свой след в их медных сердцах
Под умелыми руками звонарей колокола оживают, наполняя воздух мощными, звуками, которые разносятся на 18–20 км вокруг, достигая берегов озера Неро.
27.11.2025
С уважением Павел Сустретов