Мысль побывать на Телецком озере зрела вместе со мной много лет. Не на Байкал, не на Севан или Великие американские озера тянуло меня, а именно на скромное Телецкое. Оно врезалось в мое сознание неожиданно, под взрыв самодельной гранаты, которую я выпустил из лука по карте, что висела у нас на кухонной стене. По ней я изучал географию страны. Выстрел не только оглушил меня, но и проделал в карте огромную дыру - от Полярного круга до гор Алтая. «Еще немного, - подумал я, - и Телецкое озеро перестало бы существовать». Почему-то только тогда меня заинтересовало название; наверное, там, предположил я, по берегам озера стоят телятники, как и в нашей деревне.
С той поры теленаправление в моей жизни стало на значительное время определяющим: учеба на телевизионном отделении факультета и распределение на Центральное телевидение. Всё это воспринималось мной с улыбкой как случайность, причем, навязанная мне против воли. А три года спустя, когда решил-таки оставить телевидение и перейти в газету, меня неожиданно командировали на Алтай подготовить очерк о хлеборобах края, вырастивших небывалый урожай. Наконец-то Судьбе надоело намекать и она поступила конкретно, отправив меня в приказном порядке. Однако игра на этом не закончилась: истинную цель моей поездки она не раскрыла. Но рассказ написать все же заставила.
До вылета в Барнаул времени было много, и я не знал, как им распорядиться. Из дома вышел намеренно рано, не дожидаясь возвращения жены с работы. Думаю, и она не спешила домой; обоим не хотелось продолжать вчерашний разговор о предстоящем разводе. Хотя мы оба старались держаться в рамках приличия, что стоило нам больших усилий. Нервная вибрация все еще не отпускала меня. По привычке на «Павелецкой» зашел в привокзальный буфет, заказал коньяку, чашку чая, бутерброд с сыром и углубился в свежий номер «Вечёрки»... Разорвать отношения надо было при первом подозрении на измену, а я всё тянул и тянул. Честно говоря, причина скрывалась в ином: моя дорогая, по известным причинам, о которых не говорят вслух, лишилась возможности иметь детей, а мне так хотелось стать отцом. Нелады с зачатием приписала мне, зная, что меня легче убедить, чем заставить проконсультироваться. В интимные проблемы жены посвятила ее подруга, которая сама рассчитывала на меня, но я неожиданно для всех, и прежде всего для себя, изменил выбор: блондинке предпочел жгучую брюнетку.
Не впервые приходилось коротать время в вокзальном буфете. На сей раз ни кофе, ни московские новости не впечатлили, и я открыл кроссворд. Первое же слово заставило вздрогнуть: «Озеро на Алтае». Что за наваждение! Отодвинул газету и, подняв глаза, встретил пристальный взгляд женщины - не молодой, не старой, под пятьдесят, не меньше. Взгляд сильный и одновременно добрый, сочувствующий. Не цыганка, нг славянка, словом, особа загадочная.
- Слушаю вас, - сказал я, стараясь придать голосу холодный оттенок, хотя знал, что это у меня плохо получалось. Ко мне всегда приставали гадалки, обычно я не поддавался соблазну, откупаясь двумя-тремя монетами.
- Хочу предупредить, молодой человек: не простые испытания ожидают тебя в поездке, а после и вовсе жизнь изменится. Ничего страшного, однако остерегайся... - Женщина запнулась, подбирая выражение: - Остерегайся цыганки!
На мою снисходительную ухмылку она не среагировала, лишь сделала прощальный жест, приложив руку к груди, засеменила к выходу.
За три года работы на телевидении мне приходилось летать на самолетах многих типов, на Ил-18 летел впервые. Четыре турбовинтовых двигателя работали ровно, в салоне было тихо, напрягать голос не приходилось, как бывало на первых реактивных Ту-104. Мощное ускорение при разгоне вжало в спинку кресла, вскоре тряска прекратилась, самолет уверенно набирал высоту. По привычке закрыл глаза и, расслабившись, отдался, как писали классики, во власть Морфея. Однако часики, встроенные природой в мою черепушку, продолжали тикать, и ровно через два часа будильник сработал. Открывая глаза, был уверен, что увижу нежные краски сибирского рассвета, но за бортом пугающе простиралась темнота. И тут внизу засветились огни, сначала робко и редко, затем сильнее, шире и ярче, образуя рисунок большого города. Не соображая спросонок, почему все еще ночь, я непроизвольно ощутил на загривке легкий холодок опасности. Самолет снижался... Москва! Конечно, Москва! Значит, произошло что-то серьезное, чтобы вернуться в аэропорт вылета. Из размышлений вывел голос командира корабля: спокойно и деловито он сообщил о вынужденной посадке в аэропорту Домодедово по техническим причинам, просил пристегнуться ремнями безопасности и пригнуться, как можно ниже. Появились стюардессы, проверяя исполнение «просьбы» командира, заодно успокаивая и предлагая помощь нуждавшимся. Таких было немало.
Как бы я не хорохорился, напряжение не отпускало, пока самолет не вырулил на стоянку. ЧП произошло еще на стадии взлета: отказал один из двигателей. А я и не почувствовал... В то время, как мы безмятежно спали, команда готовила самолет к аварийной посадке, накручивая круги вокруг Москвы, сжигая топливо. Ах, как мне хотелось взять микрофон и по горячим следам расспросить командира и весь экипаж о происшествии, представить их героями! Не надо заказывать съемочную группу - она рядом со мной. Но я даже не пошевелился, зная, что такой материал на телевидении непроходной. Хотя попробовать можно было, но я уже не раз обжигался на более безвинных сюжетах.
Позднее, сопоставив все факты за и против, я пришел к заключению, что этот аварийный случай надо воспринимать как жесткое предупреждение «свыше» не ездить на Алтай. Если это Ангел-хранитель, низкий поклон ему... Если же не он, тогда кто так властно отправил-таки меня в дорогу, а главное - зачем?
Вместо раннего прохладного утра, в Барнаул прибыли жарким полднем. Нам сочувствовали, предлагали отдохнуть, а на озеро выехать завтра по холодку. Нет и нет! Потерять еще сутки я не мог. Поездка на озеро - авантюра внеплановая. Какой бы замечательный очерк о Телецком озере я не сотворил, мне не простили бы срыв основного редакционного задания. Времени в обрез, уборка заканчивалась. Значит, надо спешить, если возжелал рыбку поймать и не замочиться.
В те далекие времена, о которых я пишу, издержки, связанные с отсутствием хороших дорог восполнялось ямщицкой или шоферской лихостью. Я жил одно время на Иркутском тракте и не понаслышке знаю, из каких вводных складывалась формула скорости на старинном большаке, когда семьдесят километров от нашего села до Томска на ЗИС-5 или на ГАЗ-51 весной и осенью преодолевали за четыре часа. И даже радовались, что вообще доезжали.
- Ну, что ж, тогда по коням! - распорядился Андрей Иванович, приняв мои доводы. В его прямом подчинении находились краевые заповедные территории. А познакомился я с ним на совещании в Москве, на котором в очередной раз решались судьбы советского божелесья. Выступление Андрея Ивановича, тогда еще инспектора, прозвучало настолько громко, что из Москвы он уезжал в чине высокого начальника. Вскоре по горячим следам в одной из центральных газет вышла разгромная статья писателей, для которых судьба русского леса стала делом творчества. По иронии судьбы, министр, подписавший приказ о назначении Андрея Ивановича, был назван главным браконьером и отправлен в почетную ссылку в братскую страну.
Андрей Иванович попал на Алтай не случайно: после войны он, майор «Смерша», занимался зачисткой западных районов Украины и Белоруссии от «лесных братьев». Работал настолько эффективно, что братва устроила на него тотальную охоту. Им удалось подорвать штабной «виллис». Майору повезло: он получил сотрясение мозга и легкие осколочные ранения. Водителю и «оруженосцу» Никите совсем не подфартило: осколком раздробило коленный сустав, ногу ампутировали. Майор понимал, что принятым решением командование спасало его, ибо на приговоренного однажды, «братья» охоту не прекращали. После госпиталя Андрей Иванович, имевший диплом землеустроителя, был демобилизован и отправлен на родину, в Алтайский край. Сирота Никита, ставший инвалидом, со слезами провожал командира. «Поправишься, приезжай, что-нибудь придумаем, - обнадежил Андрей Иванович.
Услышав его команду, мои телеспутники дружно юркнули в чрево «буханки», я последовал было за ними, но меня остановил шофер Федор, крепкий малый лет тридцати, по совместительству - старший инспектор рыбоохраны.
- Дорога тряская, каменистая, вы уж потерпите, за городом набьём соломы, будете ехать, как на перине.
- Спасибо, Федя. - И тут меня осенило: - Говоришь, часов шесть трястись?
- Да, не меньше.
- А если... - Я перешел на шепот: - Попробуй показать класс, сэкономишь час-полтора, получишь приз - бутылку «старки».
- Ладно, попробую, - усмехнулся Федор, - только поберегите ее, асфальт еще не положили, обидно будет. Если не довезете.
- А как же «перина»?
- «Старочка» - сама по себе - штучка крепкая, но упаковка ее хрупкая, стеклянная.
Люблю людей прямых, бесхитростных и с юмором. Ударили по рукам. Я и так подарил бы ему пузырёк, знаю, что такое - полдня за баранкой по щебёнке...
Федор сдержал слово, за городом загрузились пшеничной соломой и, несмотря на ухабы, проспали почти всю дорогу. Лишь однажды остановились неподалеку от озера. Что случилось, не понял, выходить из машины не стал. Андрей Иванович и Федор вполголоса обсуждали не то происшествие, не то недоразумение. Расслышал только, как Федор оправдывался: «Я не сразу сообразил, что он инвалид... сетку ему отдал, а рыбу конфисковал... вот... поймает еще. Ругался, грозил, говорил, что он сам инспектор...» - «Ладно, садись, поехали... Не гони так, людей везешь»...- «Я не гоню, «уазик» сам бежит», - выкрутился Федя.
- Как доехали? - поинтересовался Андрей Иванович, когда мы, заспанные, в полове с головы до пят, выбрались из машины. - Федя сегодня, видно, решил показать перед москвичами класс вождения... Вот оно, Телецкое озеро, любуйтесь, а мы пока делами займемся...
Нас ждали немногочисленные сотрудники биосферного пункта. Кто есть кто, нам не представили, и так было ясно: к Андрею Ивановичу подошла самая видная из них, подала руку; он не ограничился дежурным пожатием, а откровенно расцеловал в обе щеки. В какой-то момент наши взгляды пересеклись. Физически почувствовав силу контакта, я потерял способность к сопротивлению. Так вспышка короткого замыкания становится причиной большого пожара.
Было тепло и тихо, наредкость безветренно, что не характерно для местной погоды, однако озеро рябило мелкой зыбью. В конце августа здесь нередкость суховеи. Вода же не прогревается выше 16-17 градусов, даже на отмели. В глуби вообще ледяная, поэтому утопленники не всплывают, находят крайне редко, придонные течения уносят их неизвестно куда.
Прошу извинить за эти подробности, они так же неотделимы от жизни поселка, как и природная красота, которая воспринимается жителями привычной, без телячьего восторга заезжих.
- Желающие могут освежиться в душевой, - предложила хозяйка, - а наиболее смелые - в озере. Через полчаса приглашаю на ужин.
Вот так просто она освободилась от гостей и сослуживцев, чтобы - я уверен! - ближе познакомиться со мной. Для вида я занялся установкой треноги под фотоаппарат.
- Здесь собьют, - резонно заметила она. - Лучше поставить под яблоню, обычно оттуда снимают озеро.
Не успел я одернуть ее за вмешательство в мои дела, как она протянула руку и представилась:
- Я - Марина, а как вас зовут? Хотите отгадаю?
- Хочу, еще как хочу!
Марина взяла мою левую руку и напряглась, глядя в глаза, подобно женщине на Павелецком.
- Алеша... или Саша, - произнесла она через несколько секунд.
- Признайся, ты знала? - «Тыкнул» я непроизвольно, но исправлять оговорку не стал.
- Что ты! - воскликнула она. - Если бы знала, - не спрашивала бы. И сейчас не знаю, Алеша или Саша?
- Алексей, по батюшке - Александрович.
- О как! - удивилась Марина.
Договорить ей не дали: позвали в контору на беседу с глазу на глаз с начальником, которая плавно перешла в общее собрание. Длилось оно недолго. О проблемах все и так знали хорошо, о перспективах Андрей Иванович рассказал скупо, без больших посулов, чтобы не вызвать упрека в случае провала его программы.
Стол, поставленный у лестничного спуска к озеру, ждал гостей стопой тарелок и кучкой ложек и вилок. Отдельной стайкой толпились гранёные стаканы и стопки. Неподалеку еще тлели угли мангала. Не надо обладать особым предчувствием, чтобы представить, каким будет ужин. Но то, что мы увидели, как говорится, превзошло все ожидания. Поэтому прошу читателей не судить меня слишком строго за скромность зарисовок, а напрячь собственное воображение.
У меня и сейчас текут слюнки от аромата стерляжей ухи по-алтайски. Подняли первую рюмку - за здоровье гостей, и тут, как по заказу, над озером взошла луна, необычайно большая и красная. Всё преобразилось волшебным образом - и стол, подсвеченный ненужной теперь лампочкой, и яблони с уникальными по вкусу плодами, и горы, по-богатырски бережно держащие пригоршню живой воды с золотым отливом. Вот почему местные жители называют озеро золотым - Алтын-кёль.
Марина бдительно следила за ситуацией за столом. Как ее представить? Да как ни представляй, все описания будут не полны и бедны. Ограничусь привычным набором эпитетов: молодая, стройная, среднего роста, необыкновенно привлекательная блондинка примерно одного возраста со мной. А мне в ту пору еще не перевалило за тридцать.
Неожиданно промелькнуло вчерашнее предупреждение: «Остерегайся цыганки!». Марина - цыганка? Это исключено! Хохлушка или полька. Я поставил бы на польку. Жена моего старшего брата польских кровей. Порода видна без паспорта. Не даром Бальзак предпочел родной француженке Эвелину Ганскую - польскую помещицу и русскую подданную. Поляки, находясь в составе России, постоянно бунтовали, за что их пачками ссылали в Сибирь остудить пыл и разбавить татарскую кровь аборигенов европейской.
- Интересно, я не знала, - удивилась Марина. Она раньше всех покинула совещание и принялась накрывать стол. - Помню, бабушка что-то говорила, а я пропустила мимо ушей. Представляешь, мой родственник - Оноре де Бальзак!
- Или сам Бонапарт, - поддержал я.
- Нет, Наполеон не подходит, он - коротышка. Эта реплика - лично для меня, как здорово у нее получилось польстить мне!
- Откуда знаешь?
- «Войну и мир» читала, еще в детстве...
- В детстве? Не рановато ли?
- Почему нет? У нас в Ленинграде была большая библиотека, папа помешен был на книгах, жалко, не все удалось вывезти.
- Кто он, твой папа?
- Точно не знаю. Был учёный, работал вместе с Вавиловым. Знаешь такого? - Вопрос явно имел подтекст: мол, вот, какой мой отец.
- Немного. Николая Ивановича недавно реабилитировали...-Почему папа был?
- Отправил нас в Сибирь, сам стал ополченцем и погиб...
Надо было кончать с пикировкой, я побоялся потерпеть фиаско, не зная, кто она и насколько подготовлена. Хотя мою душу грел МГУ, общий культурный уровень, надо признать, был не на высоте.
- Кстати, ты угадала и мое имя и отчество без варианта: Алексей и Александр - почти одно и то же - защитник!
- Значит, ты приехал меня защищать! Я не против, только попрошу быть снисходительным к моим капризам. - Марина поставила передо мной миску со стерляжьей ухой. - От начальника... - Не сердишься, что я на «ты»?
- У-у, как сердит! А ты?
- Мы все здесь на «ты».
- Вот и хорошо. - Я вопросительно посмотрел на нее и перевел взгляд на уху.
- Андрей Иванович угощает, - уточнила она. - «С ней можно общаться на уровне подсознания», - отметил я. - В Телецком стерлядь не водится, поэтому он привозит в подарок.. А это - от местных ... браконьеров, - с легкой запинкой сказала она, указав на большую сковороду с жареным разнорыбьем.
- Спасибо! Охраннику, извини, защитнику, добавка полагается? Рыбу в любом виде обожаю.
- Конечно, только намекни...
Теперь до меня дошло: рыба, что так аппетитно глядела из сковородки,была конфискована у браконьера-инвалида шофером Федором по пути на озеро.
Ужин прошел довольно сдержанно, все проголодались и не скрывали этого. И я обошелся без намёка на добавку. Ели, как говорится, от пуза. Выпивку согласно ограничили тремя тостами с подъемом скромных по объёму рюмок. Марина внимательно следила за столом. Заподозрить ее в предпочтении к кому-либо было просто невозможно. Но к моей личности нашла особый подход: подливая ухи, или подкладывая вкусный кусочек, откровенно нажимала грудью на спину. Мои коллеги отужинали быстрее всех, и, не дожидаясь конца застолья, отправились набоковую, восполняя недосып прошлой ночи. Хозяева, хоть и соблюдали известные приличия гостеприимства, тоже были не прочь отдохнуть.
Вскоре мы с Мариной остались вдвоем. Я занимался перемоткой отснятой фотопленки, как почувствовал неизбежность грядущего момента. Она подошла сзади тихо по-кошачьи и, возложив на меня когтистые лапки, дурашливо промяукала:
- Попался, защитничек! Не дергайся, не выпущу. Однако я не думал сдаваться и, перехватив инициативу, посадил ее на стол, не ощутив сопротивления. На ней уже был фланелевый халатик. Когда успела переодеться? Мне казалось, что она вовсе не отлучалась. Халатик распахнулся сам по себе, освобождая меня даже от таких малейших усилий, как расстегивание пуговиц.
- Не спеши, столкнешь в озеро...
- Не бойсь, не утонем. Зато поплаваем.
- Двоих стол не выдержит... - Она шутила с радостной легкостью , перехватывала мои руки и настойчиво отводила их от зон притяжения, целовала, не давая что-либо сказать. - Давай сначала спустимся к озеру и освежимся...
Значит, будет продолжение! Она читала мои желания, как по писаному.
- Минутку, возьму полотенце и фотоаппарат уберу...
- Не беспокойся, всё приготовлено, - указала Марина на хозяйственную сумку. - Клади камеру сюда. - Ни фига себе! Да, попался и нечего дергаться.
Прогулку пришлось экстренно отложить, из-за островка вылетела моторка и, описав шикарный полукруг, пристала к причалу.
- Кого это черти несут на ночь глядя? - недовольно проговорила Марина. Конечно, она догадывалась, кому не спится «в ночь глухую», и когда по ступеням лестницы застучала деревянная культя, она уже была готова к встрече.
- Опоздал ты, Никита, вот и стол убрала... А ты чего с ружьем? В гости с двухстволкой не ходят.
- Помолчи!, - негромко скомандовал он. Холодок пробежал у меня по загривку. - Зови сюда... этого...суку... шофера, я ему...
- Ой, кто там еще? - вскрикнула Марина, глядя мимо Никиты в сторону озера.
Никита попался на уловку: стоило ему на миг повернуть голову, как Марина выхватила ружье.
- Отдай! - заорал Никита, бросился на стол, стараясь достать двухстволку. Я толкнул его, Никита судорожно ухватился за столешницу, стараясь не упасть.
- Это кто тут разбушевался? - послышался властный голос Андрея Ивановича. Он еще не успел уснуть и, поняв, что на берегу происходит что-то неладное, поспешил к нам. Марина передала ему ружье.
- Когда ты так скурвился, Никита, что на женщину наставляешь оружие? Не хорошо... За такое срок назначается...
Никита не знал, что сказать.
- Да я, командир, только хотел спросить того... инспектора... как он посмел назвать меня, фронтовика, браконьером? Негодяй! Не было со мной тогда ружья, показал бы ему...
- Ай-я-яй, как плохо ты оправдываешься! - повысил голос Андрей Иванович. - Пожалел он тебя, а надо было штраф выписать... Ловишь рыбу незаконно и продаешь, постыдился бы!
- А на что жить, Иваныч! - закричал Никита. - От меня бабы уходят - жрать нечего! - В голосе Никиты чувствовались слезы. Андрей Иванович тоже утерял козыри в игре.
- Не будем, Никита, ссориться, - твердо сказал он, - отправляйся домой, проспись и приезжай завтра, поговорим, как нам жить. Культя болит?
- Побаливает, но ничего, терпимо...
Никита оттаял, повинился перед Мариной, на меня старался не смотреть. Он уже повернулся, чтобы спуститься к пирсу, как я остановил его.
- Ты здорово заруливаешь, Никита, - польстил я, - сделай вираж по заливу, попробую заснять.
- Подаришь карточку?
- Конечно, пришлю.
Я знал, что снимок скорее всего не получится, но на всякий случай щёлкнул пару раз затвором, когда Никита сделал отчаянно дерзкий разворот. До сих пор у меня перед глазами Никита и его коронный маневр.
После случившегося, думал я, купание не состоится, однако как только растаял след моторки и Андрей Иванович пожелал нам доброй ночи, Марина жестом пригласила на спуск. Со стороны плотик с метеорологическими приборами казался хлипким, однако на наше присутствие среагировал лишь небрежным покачиванием. «Вот на нем лучше, чем на столе, отправиться в романтический круиз по озеру». Представив эту картину, я не сдержал улыбки. Марина приняла ее на свой счет. Она уже сбросила халатик и стояла во всей красе, облитая лунным светом.
- Что-то не так? - произнесла она и кокетливо наклонила голову, как бы осматривая себя со стороны.
- Марина, неужели ты не знаешь, что...
- Что я должна знать? - подхватила она игру, не зная, куда меня занесет.
- Ты - нимфа!
- А почему не богиня?
- Тебе мешают одежды земной женщины.
- Всего-то! - процедила она и, секунду спустя, стояла, приняв позу Афродиты. Наверняка не обошлось без тренинга перед зеркалом в недавнем девичестве. - Ну и как?
- Нет слов, - только и выговорил я.
- Тогда догоняй! - азартно крикнула богиня и, заправив волосы под шапочку, без брызг ушла под воду.
Я так и стоял - истукан истуканом - пока не послышалось за спиной:
- Что случилось? Заклинило или струсил?
- Представляешь, не захватил плавки, купание при луне в мои планы не входило.
- А зачем тебе они? Меня раздел, а сам застеснялся?
- Смелость, известно, города берет, но я не слышал, чтобы она шла на штурм голой ...
Действительно, в воде Телецкого озера долго не порезвишься, даже рядом с божеством. По-прежнему, чувствуя неловкость, я старался скрывать свою наготу, по крайней мере, не бравировать, а поскорее натянуть трусы.
- Стань-ка, как полагается смертному перед богиней. - Марине явно нравилась прописанная ей роль.
- Перед богиней стоят на коленях.
- Стоящего на коленях неудобно обтирать.
Марина, понимала, как мне приятна ее забота, обращалась со мной бережно, даже по-матерински ласково. Сначала протерла голову и напялила лыжную шапочку: легкий бриз мог, по ее выражению, застудить умную головушку. Растирая торс, поинтересовалась, явно стараясь польстить:
- Натренированная фигурка, чем занимаешься?
- Занимался... всем понемногу, лет с десяти сено заготовлял, дрова пилил и колол, в военном училище толкал штангу, боксировал немного... - Знал, что сказать, работящих мужчин женщины любят, особенно деревенские. - А у тебя откуда такой опыт?
- Не удивляйся, я почти три года была замужем, - сказала она. - А ты, я вижу, в интимном деле всё еще Митрофанушка... Или я ошибаюсь?
Посчитав, что процесс восстановления моего мужского достоинства завешен, ни комментировать ее ответ, ни продолжать разговор не стал, а просто-напросто отнял полотенце и насухо, докрасна протер ее тело - до пальчиков ног, не поддаваясь вульгарному соблазну.
- Надень, если есть, что потеплее твоего халатика, - сказал я участливо, в самом деле боясь за ее здоровье.
- А ты очень сильный... - Я не знал, какой смысл она вложила в сказанное. Но уточнять не стал. - Щас примем по капельке «живой воды», согреемся - и хоть в космический полет.
Марина подала толстый и длинный свитер, сама надела лыжный костюм нежно-розового цвета. Из серебряной статуэтки она снова стала золотой. На ящике с научным инструментарием вдруг оказалась льняная салфетка, два стаканчика и стеклянная фляжка с этикеткой болгарского коньяка «Плиска».
«Что за прелесть моя Маринка! - возликовал я. - Всё предусмотрела... моя...». - Много ли надо человеку? - Чуть пригрела - и вот уже «моя». Да не моя, это я, потеряв суверенитет, стал ее собственностью, готовый, как кур в ощип, и не подумал даже, каково было бы обитать с ней в райских кущах.
- Ну что смотришь? Займись мужским делом - наливай.
Из бутылки пахнуло чем-то приятным, но только не коньяком.
- За тебя! - Я постарался придать тосту теплую окраску.
- И за тебя, мой дорогой защитничек! - кокетливо улыбнулась Марина. Фраза в ее исполнении прозвучала именно так, как сам хотел услышать свою.
Напиток был крепкий, приятный на вкус. Смакуя, не спешил проглотить. Некоторые нотки были знакомы, но кто и когда их мне озвучил? Конечно же, мотив сибирский. Это сейчас я знаю вкус женьшеня, элеутерококка, пантокрина, маральего корня и прочих настоев, а тогда обходились более доступными - из душицы, малины, смородины, черемухи.
- Хорош букет! Ключница настаивала? - Марина усмехнулась, но не поддержала, видно, литературные новинки сюда еще не дошли.
- Какая ключница! Сама. Это старый рецепт алтайских охотников. Без него на охоту не выходили...
- Как и мы, - продолжил я с ухмылкой. - Рассказать анекдот?
- Если не пошлый.
- Идут обнявшись молодые со стороны леса, довольные жизнью. «Где были, что видели?» - спрашивает любопытствующий дедок. - «Были на охоте, - отвечает парень». - «Что-то никакой снасти не вижу». - «Да мы и так славно поохотились, дедушка: мне было охота и ей было охота, вот и славно поохотились».
Марина своеобразно отреагировала на анекдот, усмехнувшись:
- Мне жалко животных, - сказала она, - поэтому я за твой вид охоты, он гуманный.
Ее бальзам начинал действовать, тепло разливалось по телу. Марина поднялась и нарочито суетливо стала прибирать в ящик улики трапезы.
- Да, хватит терять время, - сказала Марина, словно услышала мои наменрения.
- Может добавим? - по компанейскому обыкновению предложил я.
- Себе капни, а я не буду, до утра не усну.
- Ну и славненько - такая ночь! Грешно тратить на сон. Давай отвяжем плот и отправимся по озеру. - Я чувствовал, что у нее наготове что-то необыкновенное, поэтому попробовал спровоцировать ее приоткрыть секрет. Марина не проговорилась.
- Зачем же трогать научное имущество, когда есть специальное плавсредство?
Вместительная лодка была пришвартована к плоту, но я почему-то не обратил на нее внимание. Вернее, думал, что купанием прогулка на озеро ограничится, и мы уединимся в ином месте. У Марины была квартирка в соседнем с конторой доме. Теперь понимаю: она не могла опуститься до бытового примитива, любовь для нее была не кратким физиологическим актом, а частью жизни, которую хотела найти в заповедном месте, потому и отправилась сюда за мужем-неудачником . Задуманное экспромтом не назовешь, ибо все ее действия были последовательны и казались привычными. Просто прокатиться на моторке ночью, думаю, ей было мало, она хотела испытать меня как мужчину, на которого можно было бы опереться в любой жизненной коллизии. Хотя в подобной ситуации я оказался впервые, старался не сплоховать, подыгрывая в осуществлении замысла.
Марина велела занять банку посередине лодки и держаться за поручни. Сама же расположилась на корме. «Прям, как в старинной песне» - отметил я. Мотор завелся с первого рывка стартера, после недолгого прогрева Марина вывела лодку из бухточки и ударила по газам. Лодка, как застоявшаяся кобылица, задрала нос и помчалась навстречу сияющей луне. Я не удивился бы, если бы вскоре взлетели.
Мы сидели лицом к лицу. Марина даже в несуразной шапочке выглядела изумительно красивой, плакатно мужественной спортсменкой-красавицей, летящей по волнам. О цели полета я не имел понятия, поэтому можно было по ходу придумать любую версию - вплоть до кровавого замысла любовницы. И никто не узнал бы, «где могилка моя». Эх, затянуть бы русскую народную про то, как любовники гребли в открытое море, «где волны бушуют у скал», но у нас ситуация была несравнимо динамичнее, задаваемая невидимой упряжкой лошадей из пятидесяти под управлением опытной амазонки или... «Да хватит тебе ерундой заниматься, - оборвал я себя. - Круиз по озеру, затеянный Мариной, наполнен большого, важного для нас обоих смысла. В чем он, не знаю, а хотелось бы. Узнав его, возможно, прояснился бы и сакральный смысл моей командировки сюда, ясно, что это вводные одной сверхзадачи.
Гористые берега все сильнее сжимали ложе озера, предчувствие чего-то грозного тревожило и вдохновляло. Я вовремя стиснул поручни: моторка так неожиданно вошла в поворот, что едва не зачерпнула воды. Завершив разворот, Марина заглушила двигатель. Тот нервно дрогнул, кашлянул сгустком сизого дыма, и лодка, сбросив скорость, стала у каменистой косы. Вместо ожидаемой тишины на нас навалился мощный рёв падающей исподнебесья воды. Спрыгнув на берег и повернувшись на шум, я был парализован увиденным: лавина воды; подсвеченная луной, смотрелась рекой расплавленного металла. Расшибаясь на гигантских камнях, гроздья ртути, серебра и других драгметаллов, фейерверком взлетали вверх, образуя радужное сияние. Ноги, стряхнув паралич, понесли меня к подножию водопада, но, услышав пронзительный крик Марины, пришлось притормозить. Оказывается, там могли «рыбачить» медведи, а они ой как не терпят конкурентов.
За сотни лет, а скорее всего за тысячи, водопад оградил свою территорию каменным валом от акватории озера. Спасибо, милая Марина, твоя экскурсия на ночной водопад, да и вся прогулка дорогого стоит, за что буду до скончания дней благодарить тебя и Провидение. Я вздрогнул, ощутив нежное прикосновение к плечам, будто оно само отозвалось на мое благодарение...
- Пора, мой друг, нас ждут великие дела! - Как хорошо слышать сквозь яростный рёв воды высокие слова, которые в иных условиях звучали бы совсем не к месту.
Можете меня осудить или пожалеть, как мы сочувствуем Дон-Кихоту за его любовную «близорукость», но и я тогда выглядел не лучше, когда с осознанием некой ответственности принял участие во взаимном раздевании и прочих сопутствующих любовным делам истязаниям.
Пишу, изощряюсь в словоблудии, однако, честно признаюсь, я не хотел бы быть уличенным в пошлом смаковании происходившего на нашем суденышке. То, что устроила Марина и то, что испытал я,с ее точной подачи - сексуальный Митрофанушка, не забывается и не осуждается. Разве это не любовь? Тогда что есть любовь? Вздохи на скамейке? Прогулки при луне?
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас обоих», - вспомнились слова признания булгаковской героини. Любовь - убийца! Точнее и сильнее трудно сказать...
Моторка подыгрывала нам, распространяя по глади озера зыбкие волны, как поплавок, почувствовавший поклевку. Мы изнемогали от удовольствия, как совсем не к месту и необъяснимо почему, я четко осознал, что счастье любви на этом кончится, повтора уже никогда не будет, тем более - счастливого будущего. Откуда этот пессимизм, когда счастье, казалось, будет продолжаться вечно? Невероятно, но факт: совсем недавно я был готов на всё, даже в ощип. Что за наваждение? Неужто само божественное Провидение, сделав свое дело, вернуло меня в руки Судьбы. Если бы знать смысл их заговора!
Лодка покорно скользила с выключенным мотором в сторону поселка, сопровождаемая легким ветерком. «Поклевка» кончилась. Перевернувшись на спину, мы, не пытаясь сдерживать дыхание, смотрели в темное безоблачное небо; по привычке я выискивал созвездия, пытался рассказывать что-то умное, почерпнутое из легенд и древних мифов. Марина не выпускала меня из объятий, казалось, она внимательно вслушивается в мои байки, однако скоро понял, что эти сказки ее совершенно не трогают. Мысли ее витали где-то далеко от нашей лодки, в местах, недоступных моему воображению. Она очнулась, когда метеорит, стальным ланцетом раскроил небо со всеми его зверями и божественными уродцами, и угас, едва не коснувшись поверхности озера.
- Загадала? Поделись... Если не скажешь, не сбудется. - Я еще раньше хотел узнать, о чем она думает, глядя вглубь мироздания, но спросить напрямую не посмел, и вот повод подвернулся.
- Нет, дорогой мой, мне и так всё ясно.
- А мне хочется, чтобы сбылось...
- Не тешь себя понапрасну, не сбудется.
- Откуда такая уверенность? Кто успел нашептать?
- Так ведь я... цыганка...
- Не придумывай, тебе не идёт обманывать, у тебя глаза честные.
- Мой отец - цыган. Не стопроцентный, но всё равно цыган. А мама наполовину украинка, наполовину - полька. Я же - точная копия матери.
Вот те раз! Попробуй разберись, кто есть кто? В России все - братья и сестры, все родственники. Все друзья и все недруги.
Ее мама работала в местной филармонии, пела. И тут каким-то ветром занесло красавца-цыгана с сумасшедшим по силе и красоте голосом. Страстная любовь и скорый развод...
- А ты - несчастный плод любви.
Марина согласно кивнула. Но тут же возразила:
- Нет-нет! Тогда они были счастливы. И вовсе я не Марина, а Марица. Когда-то, где-то отец пел в оперетте Кальмана.
Сделав паузу, она продолжила печальную повесть. В результате их разрыва филармония потеряла двух солистов, а Марина, унаследовав от родителей хорошие голосовые задатки, прошла мимо сцены. Мать вместе с дочкой переехала в райцентр к отцу. Дед к тому времени уже овдовел, жил один, поэтому был безмерно рад дочке и внучке. До выхода на пенсию он работал в районном сельхозуправлении, был прирожденным садоводом и замечательным педагогом.
- Я очень благодарна деду... за всё, - раздумчиво начала Марина, - однажды, в юные годы, чуть было не покончила с собой. Спасибо дедуле, спас и убедил впредь не делать таких... глупостей. - Признание давалось ей не легко, она явно переживала происшествие, словно произошло оно совсем недавно.
- Поделись, что он тебе сказал? - не сдержался я. - Впрочем, можешь не говорить...
- Ничего особенного... «Нам не дано знать, по чьей воле и с какой целью мы приходим на землю, - как-то так говорил он, - поэтому каждый из нас должен пройти отмеренное свыше до конца, до последнего дыхания». И нашу встречу считаю не случайной. Воспринимай, как хочешь, только это не глупость: увидев тебя, тотчас почувствовала, будто во мне включился скрытый таймер, и начался параллельный отсчет времени...
«...Только в обратную сторону... - продолжил я про себя ее фразу. - А вдруг счетчик сейчас отключится, и мы... Нет-нет, это уж слишком, известно, как бог наказывает провинившегося: он лишает его разума. У нас пока с этим всё в порядке... Я повернулся к Марине, спросил на полном серьезе:
- Когда же таймер отключится, не знаешь?
- По-моему, он уже остановился, как только погас метеор...
Какое-то время лежали молча, каждый по-своему переживал крутизну минувших часов. Признаюсь, и я, увидев Марину, уже не мог отмахнуться от мысли, что именно она, вплоть до физической конкретики, была в фокусе моих мечтаний, именно ее должен был встретить и сблизиться с ней до полного восторга радости, любви и... И вот, еще не успели мы расцепить объятия, как кто-то потерял к нам интерес и потребовал от нас завершать игру, причем, без каких бы то ни было иллюзий на продолжение. Боги рациональны, это мы, люди верующие, приписали им соучастие в наших делах и муках. Правда, последняя мысль пришла ко мне позднее, когда Марины уже не было.
«Всё, всё, всё! - приказал я себе. - Ни слова больше! Давно надо было понять, что пустые разговоры, уточнения и прочие журналистские штучки в нашем случае не работают, они лишь способны испортить фантастически яркую, но, к сожалению, первую и последнюю нашу ночь.
Не просто, однако, вовремя остановить начатый монолог, а хотел я донести подруге совсем очевидную мысль: тебя преследует судьба матери, и ты боишься, что нечто подобное настигнет и тебя. Нам хорошо сейчас, мы будем пока купаться в последних лучах закатного счастья. Но луна, наша сводня и разлучница, уже тускнеет, скоро ее сменит солнце, и все станет буднично скучным нам, вернувшимся к печам, станкам и пеленкам. А пока мы не повязаны путами обязательств,будем любить, радоваться, страдать и ... надеяться.
Наш «поплавок» снова исправно выполнял свою роль до самого метеоплотика, распространяя последние волны любви. Небо на востоке начинало светлеть... Я проводил Марину до ее дома, сам прокрался к своей лежанке, однако Андрея Ивановича, лежащего на соседнем топчане, обвести вокруг пальца не удалось: он кашлянул и повернулся на другой бок. Утром, хитро прищурившись, поинтересовался: как охота? - Грешно жаловаться, - ответил я, соображая, кто же рассказал ему мой анекдот?
После завтрака был запланирован выезд на туристическом теплоходе «Пионер Алтая» к водопаду, который мы навещали минувшей ночью. Не побывав у его подножия, считай, ты не был на озере. Мне было бы интересно сравнить водопад при свете солнца с картиной при лунном свете, но я решил к водопаду отправить съемочную группу, а самому провести последние часы с Мариной. Мне казалось, нам есть о чем поговорить на прощанье. Наивны и пусты ожидания влюбленного, которому уже нечего ждать. Обидно, конечно, получить отставку, еще практически не проявив себя. Надо смириться и поблагодарить женщину за часы обоюдного удовольствия. Она стопудово права: однажды пустить пыль в глаза несложно, всю совместную жизнь пускать пыль не удастся, либо придется смириться и заливать свою душу горькими упреками, делая жизнь себе и близким невыносимой.
Даже очевидное не сразу раскрывает свою нехитрую сущность. Понадобилось не менее двух лет, чтобы раскрылась перед Мариной подлинная натура мужа-нарцисса. Былинный красавец, мастер разговорного жанра, а по сути дела - пустышка, эгоист, однако он сумел увести Марину из пединститута, когда его турнули по результатам второго курса. Марина еще не распознала его, надеялась на лучшее. В школе, куда он устроился по протекции папиного друга, сначала приняли на ура, но когда одна за другой стали увольняться по беременности молоденькие учительницы, ему пришлось оставить должность преподавателя литературы и географии и довольствоваться крохами с оклада жены. Но восхищаться собой не перестал, нарциссу мало глядеться в озерные отражения, ему нужны реальные обожательницы. Одна из них жила неподалеку. Марина не могла не видеть взаимных симпатий мужа и соседки. Более того, для их сближения она сама приложила немало усилий. Постоянно заводила разговор с мужем о поиске иного места обитания, даже просила съездить в Ташкент, где жили его институтские приятели. Идея грела и развивалась, обрастая фактами, которые можно было выдать за подлинные. И вот момент истины настал. Жора исчез. Отправился, якобы, на охоту и не вернулся. Поиски не принесли положительного результата, зато успокоили Марину: снова свободна! Оставалась, правда, одна настораживающая случайность: в то же время исчезла жена соседа, он тоже не убивался, как и Марина.
Минул год, она почему-то не спешила покинуть озеро. Сама не могла понять почему. Мне показалось, что она лукавит. Ее мама также решительно и почти с радостью рассталась с мужем. Однако стоило ему подать сигнал бедствия, даже фиктивного, как она, бросив ребенка, умчалась на зов. Овдовевший сосед по-своему расценил ее нерешительность и в один чудный вечер сделал ей предложение. Марина отказала, но не стала рубить с плеча, взяла паузу. А вдруг ее Жора подаст клич?
Эту историю Марина рассказала, когда «Пионер Алтая» отвез нашу телегруппу и немногочисленных туристов к водопаду. В компании оставшихся на берегу был и Андрей Иванович. Он не мог уехать, так как ожидал вчерашнего ночного гостя, чтобы поговорить с ним, бывшим сослуживцем, начистоту. Вместо него примчался на мотоцикле милиционер с вестью, которая взбудоражила всех нас и остаток местного населения: Никита, по всей вероятности, утонул, возвращаясь домой после устроенного им переполоха. Вместе с милиционером приехал молоденький следователь. Андрей Иванович подробно рассказал ему о вчерашнем происшествии. Следователь, понимая, что ведет дознание с большим краевым начальником, старался выглядеть солидно, и это ему удавалось. Парень мне нравился, я немного старше его, но выглядел также, пыжившись произвести впечатление зрелого журналиста. Мне польстило принятие следователем моего превосходства, все же - репортер Центрального телевидения, общаюсь с важными партийными и хозяйственными деятелями, и совсем зауважал, когда он откровенно попросил меня высказаться не под протокол относительно его наблюдений о странных случаях отъезда, а то и вовсе исчезновения вполне нормальных людей. Что я мог сказать, опираясь на свой пока еще скудный опыт? Однако высказался, причем с чувством человека, которому дано право судить чуть ли не на государственном уровне.
- Здесь сказочно красиво, но здесь трудно жить, особенно молодым, им трудно создать семью и обеспечить сносную жизнь, рождение детей переносится на будущее... - Меня понесло, как известного литературного персонажа. Неподалеку сидела Марина, внимала каждому слову, что подстегивало моё красноречие. - Нескоро, но жизнь здесь нормализуется, Андрей Иванович приехал не ради прогулки, у него, скажу по секрету, есть свой план развития заповедных мест.
Этот монолог - пересказ части выступления Андрея Ивановича на упомянутом совещании в Москве.
- Хорошо-хорошо... - раздумчиво произнес мой собеседник, - после ваших слов я еще больше убеждаюсь в своей догадке, что люди не пропадают, скажем, унесенные НЛО, а просто умело сбегают.
Краем глаза я заметил, как Марина сжала руки и опустила глаза. Волновалась...
- Буду рад, если Никита найдется живым, - сказал я. - Он хоть и на одной ноге, но, говорят, еще тот ходок, мог заночевать вне дома. Как тот ветеран из анекдота, который хвастал : «Потихоньку, помаленьку перелюбил всю деревеньку».
- Сожалею, есть убедительные факты, что он утонул, - важно произнес наш дознаватель, намекая, что он знает больше, чем может поделиться. - Заложил лихой галс, потерял равновесие и выпал из лодки. К тому же был изрядно пьян.
Не знаю, что рассказала следователю Марина, ее показания длились дольше моих. Я не хотел присутствовать при разговоре, полагая, что буду смущать ее своим присутствием, вышел на улицу. На скамье возле стола сидел, сгорбившись, Андрей Иванович, на столе лежала двухстволка.
- Вот и ружье осиротело, - сказал я, присаживаясь рядом.
- Мой подарок Никите, когда отправлял его сюда инспектором, - с грустью в голосе отозвался Андрей Иванович. - Думал, сегодня поговорю с ним откровенно, надо было давно перевести его в другое место, здесь он потерялся, браконьерством занялся. Хотя понять можно, не от хорошей жизни нарушают люди порядок. Запрещай не запрещай, а кушать все равно хочется. На войне мы хорошо ладили, без лишних слов понимали друг друга... Оказывается, на гражданке все не так легко и просто.
Андрей Иванович передал следователю под расписку ружье, тот предупредил, что, возможно,ему придется еще побеспокоить, хотя и так, к сожалению, все ясно.
Подошла Марина, Андрей Иванович деликатно оставил нас вдвоем. Казалось, она взяла себя в руки, однако уже первые слова выдали ее непростое состояние.
- Не могу больше, напишу заявление и уеду.
- Куда?
- Куда глаза глядят - в Барнаул, в Ленинград, там у меня родственники, в Бийске дедушка один, совсем старый...
Конечно же, эти слова о намерениях она высказала для меня, не помышляя вовсе об отъезде в неизвестность.
Не знаю, что заставило меня сказать, но слово, известно, - не птичка:
- Прости, хочу попросить тебя вот о чем: ты девушка эмоциональная, впечатлительная, не повтори то, что сделала твоя мама, царствие ей небесное.
- Что ты! Что ты! - запричитала она, прижала меня к груди, припечатала в щеку поцелуй и, заливаясь краской, проговорила горячим шепотом: - Если наша ночь пошлет мне ребеночка, знай, я его сохраню и назову Алешей. Я так решила...
- Давно решила? - не сдержался я.
- Сразу же, как только отчалили от водопада.
«Могла бы и меня спросить», - пронеслось в сознании. Хорошо, что не возмутился вслух, сейчас полвека спустя, не могу представить, что произошло бы на той скамейке на берегу Телецкого озера. Пытаюсь представить реакцию Марины, и мне становится не по себе.
- Спасибо, моя хорошая, - прошептал я в ответ. Надо было сказать еще что-то, пообещать, но что? Все казалось мелким и ненужным. Обещать я не мог, сам был на птичьих правах... Мои терзания она приняла по-своему:
- Не мучайся, - я не буду тебя преследовать, сейчас мы распрощаемся, постарайся найти свое счастье, ты этого достоин. И я постараюсь взять себя в руки, вот и будем оба счастливы. Прости, мне надо по делам...
Марина не пришла проводить нас.
Вернувшись, отчитался по командировке, снял комнату и, слава Богу не расслабился, как раздался звонок из газеты, приглашали, если есть желание, пройти двухмесячный испытательный срок. Когда он кончился, я получил внушительное удостоверение специального корреспондента и соответствующий оклад, позволяющий покончить с холостяцкой жизнью. Беда не ходит одна, но я хочу добавить к поговорке вторую, оптимистическую часть: а если удача попрет, - держи голову, чтоб не снесло! Вскоре в редакционном хозяйстве высвободилась жилая комната в десяти минутах от редакции.
Нет, я не потерял голову, против природы не попрёшь, не по ошибке же она выбрала двухполую модель развития. Признаюсь, после Марины у меня были небольшие романы - некоторые прочитывались за одну ночь, содержание других увлекало дольше. В самый решительный момент, когда готов был сделать предложение, вдруг возникала Марина и всё менялось, возвращаясь на круги своя. Прошло немало времени, прежде чем я отважился позвонить в контору заповедника.
Связь была на удивление безупречная. Мне показалось, что женщина, которая взяла трубку, обрадовалась звонку, но тут же услышал всхлипы и слова, которых не только не боялся услышать, они вообще не приходили в голову: Марина умерла во время родов. Информация, которую сообщила женщина, была достаточно объёмная, подробная, но для меня совсем бесполезная. Марина не уехала, как обещала, возможно Андрей Иванович уговорил ее повременить, пока не подберут ей замену. Роды были трудные, проходили в районном роддоме. Двойню, мальчика и девочку, спасли, сделав кесарево сечение. Детей спасли, а Марину не удалось. Похоронили на поселковом кладбище. Детей забрала бездетная тетка из Новосибирска или Красноярска. По просьбе Марины девочку назвали Мариной, мальчика - Алешей. Иных данных нет. Я попросил позвонить мне, если появится дополнительная информация, хотя был уверен, что ничего нового не узнаю. Как и не узнаю, почему вдруг на склоне лет увидел необыкновенно яркий сон, в котором почти шаг в шаг повторились моменты того, что пришлось пережить и что забыл с годами, а также с добавлением эпизодов, которые могли быть, но не произошли. Возможно, их просто не зафиксировал в сознании.
Итак, точка поставлена. Теперь можно поискать ответ на вопрос: кто и зачем заставил меня в преклонном возрасте написать рассказ, все ли необходимые мысли и факты сумел донести до «заказчика»?
...Задал вопрос и задумался. А надо было сделать в обратной последовательности, ибо прекрасно знал, что на него нет ответа: пути Господни неисповедимы.
