— Ты опять всё утаила, Ира? — голос Светланы Викторовны в трубке резал слух, будто царапающий металл.
Ирина, стоявшая на террасе с кружкой чая, даже не вздрогнула. Лишь тихо выдохнула и опустилась в кресло.
— Что именно я утаила, Светлана Викторовна? — спросила она ровно.
— Дачу. Эту… свою дачу. — Свекровь произнесла «свою» с такой ядовитой интонацией, словно это было ругательство. — Ты хоть мужу сообщила, прежде чем покупать?
Ирина сделала небольшую паузу, понимая, что любое слово сейчас может стать искрой.
— Дмитрий был в курсе, — ответила она наконец. — Я показывала ему бумаги, просто не видела необходимости обсуждать это со всеми.
— Со всеми? — язвительно переспросила Светлана Викторовна. — А Олечка, между прочим, тоже родня. Вчера рыдала. Говорит, даже не подозревала, что вы покупаете дом.
Ирина поставила кружку. Внутри всё похолодело. Рыдала? Оля? Та, что вечно жила за чужой счёт и постоянно требовала к себе внимания?
— Светлана Викторовна, — проговорила Ирина, тщательно подбирая выражения, — я не обязана отчитываться перед Олей о каждой своей покупке.
— Ну, разумеется, — протянула свекровь с ледяной усмешкой. — У тебя всегда свои порядки, Ирочка. Только потом не удивляйся, что в семье нет единства.
Связь прервалась, и Ирина осталась в тишине. Над озером клубился утренний туман, пахло хвоей и влажной землёй. Казалось бы, вот он — покой, свой угол, своя земля. А внутри — всё та же знакомая тяжесть.
Она знала, что это не конец.
Дмитрий позвонил вечером. Голос его был напряжённым.
— Ир, мама говорит, ты против, чтобы Оля к нам на выходные приехала?
— Против? — Ирина укрепила телефон в руке. — Я говорила, что дом не обустроен. Идёт ремонт, нет мебели, вещи не разобраны.
— Но это же ненадолго. — Он говорил устало. — Они с детьми просто хотят подышать воздухом.
— Дмитрий, — перебила она. — Дом только куплен. Мне нужно время, чтобы всё обустроить.
— Ира, — вздохнул он, — это же моя сестра. Мы одна семья.
Ирина почувствовала, как внутри у неё что-то надломилось — не злость, а истощение. Сколько раз она слышала эти слова — они всегда означали одно: ты должна уступить.
— Послушай, — сказала она спокойно, — когда Оля с очередной драмой просит у тебя денег на "детям нужно", это тоже семья?
— Не надо, — тихо попросил он.
— Я не начинаю, я заканчиваю, — ответила Ирина и положила трубку.
На следующий день позвонила сама Ольга. Голос — слащавый, притворно-весёлый.
— Ир, привет! Слышала про дачу! Молодчина! Где нашла такое сокровище?
Ирина знала эту манеру — слащавую и показную, всегда предвещавшую просьбу.
— За озером, в сторону Фёдоровки, — сдержанно ответила она.
— О! Там же прекрасно! — захлопала в ладоши Ольга. — А участок большой? Комнат много? Детям где разместим?
Ирина замерла.
— Мы?
— Ну да, — рассмеялась Ольга. — Я, Витя, дети. Ты же не возражаешь? Нам бы пару деньков. В городе — духота, невыносимо!
— Оля, — Ирина старалась говорить мягко, — дом пока не готов. Нет нормальной мебели, условий.
— Да ерунда! Мы не привередливые! — фыркнула золовка. — Мангал привезём, всё сами организуем. Не волнуйся!
— Думаю, лучше подождать, — сказала Ирина. — Может, к осени…
— К осени? — Ольга перестала смеяться. — Ира, ты серьёзно? Мы же родные! Или мы для тебя чужие?
Ирина ощутила, как поднимается знакомое раздражение.
— Оля, — тихо сказала она, — я просто хочу немного побыть одна. Это не лично против тебя.
— Да брось ты, не заносись! — отрезала та. — Дом большой, всем хватит. Не жадничай, Ирочка.
Ирина разъединила вызов. Телефон глухо стукнул о стол.
В субботу у калитки заурчал двигатель.
Ирина выглянула в окно — и сердце упало. Серая «Тойота», из которой проворно выпрыгнула Ольга с детьми, а за ней — Светлана Викторовна, в пёстром платье, с контейнерами в руках.
— Ирочка! — закричала свекровь, сияя. — Мы тут рядом проезжали! Решили заглянуть, посмотреть, как ты устроилась!
Ирина медленно вышла к калитке. Рядом — за сто километров от города, конечно.
— Светлана Викторовна, Оля... — начала она, но Ольга уже проскользнула мимо, словно хозяйка.
— Ну вот и отлично! — воскликнула она. — Покажешь нам дом! Мы так ждали!
Ирина молча распахнула дверь. Внутри пахло свежей краской и деревом, и ей было больно — будто в её святыню вломились с грязными ногами.
Ольга ходила по комнатам, комментируя всё подряд:
— Ого, какие окна!
— Тут идеально встанут детские кровати!
— А на террасе можно мангал поставить, правда, мам?
Свекровь одобрительно кивала:
— Да, место — загляденье! Прямо для большой семьи.
Ирина стояла в дверях, глядя, как Ольга уже фотографирует гостиную.
— Оля, — тихо сказала она, — я не планировала пока никого принимать.
— Да что тут такого? — отмахнулась та. — Мы же свои. Пустяки.
Вечером Ирина позвонила мужу.
— Дима, — голос её дрожал, — твои мама и сестра здесь. Без приглашения.
— Правда? — он замялся. — Ну, может, ничего страшного? Они же ненадолго…
— Дмитрий, — перебила она, — это мой дом. Я покупала его не для того, чтобы здесь был общий лагерь.
— Ир, не злись, — начал он успокаивающе. — Мама просто хотела посмотреть.
— А Оля с детьми, сумками и провизией — тоже просто посмотреть?
Он промолчал.
Ирина прошлась по террасе, чувствуя, как телефон вот-вот выскочит из потных рук.
— Я устала, Дмитрий. От этого вечного "семья должна", от твоего нейтралитета, от их бесцеремонности.
— Они не со зла, — пробормотал он.
— А я — не каменная, — ответила она и положила трубку.
Ночью она не спала. Лежала, уставившись в потолок. За стеной храпела Светлана Викторовна, ворочалась Ольга, всхлипывали во сне дети.
В своём доме Ирина чувствовала себя чужой.
Под утро она вышла на террасу. Озеро серебрилось в первых лучах, воздух был чист и прозрачен. И вдруг стало до боли ясно: если она сейчас не очертит границы, то потеряет всё.
В том числе — самоуважение.
За завтраком Ирина была спокойна и решительна.
— Оля, нам нужно поговорить, — сказала она твёрдо.
— Ир, давай позже, — отмахнулась та. — Детям кашу разливаю.
— Сейчас, — повторила Ирина.
Ольга обернулась, недовольно скривив губы.
— О чём?
Ирина посмотрела на неё прямо.
— О том, что этот дом — мой. И решаю, кто здесь бывает, только я.
— Ну ты и… — начала Ольга, но Светлана Викторовна вступила:
— Ирочка, что за тон? Мы же родные!
— Родство — не пропуск в чужое пространство, — холодно произнесла Ирина. — Я никому ничего не должна.
Воздух наэлектризовало. Ольга фальшиво рассмеялась, но в глазах плескалась злоба.
— Ну и живи тут в гордом одиночестве, — бросила она. — Только потом не жалуйся, что все забыли.
Они уехали быстро, не прощаясь.
Машина скрылась за поворотом, оставив после себя запах выхлопа и гнетущую пустоту.
— Ты переборщила, Ира. — Голос Дмитрия звучал неуверенно.
Ирина стояла у стола, сжимая кружку. Слышала каждое его нерешительное дыхание.
— Переборщила? — повторила она ровно, хотя внутри всё закипало. — Интересно, в чём именно?
— Ну… выгнала их так… резко. Мама теперь не разговаривает. Оля обижена.
Ирина поставила кружку. Стук прозвучал отчётливо.
— А ты чего ожидал, Дим? Что я буду их обслуживать и делать вид, что всё в порядке?
Он не ответил, лишь вертел в руках телефон.
Ирина смотрела на мужа — уставшего, ссутулившегося, с глубокими морщинами у глаз. Ему было за сорок, но выглядел он старше. Постоянные уступки и жизнь «между двух огней» истощили его.
— Понимаешь, — наконец произнёс он, — они же не со зла. Мама просто привыкла, что всё общее.
— Общее? — горько усмехнулась Ирина. — А когда я сутками работала, строила бизнес, вкладывала деньги, кто мне помогал? Они?
Дмитрий поднял глаза, хотел что-то сказать — и замолк.
— Я не против твоей семьи, — сказала она тише. — Но если ты не умеешь говорить «нет», это не значит, что я должна молчать.
Он вздохнул, подошёл к окну.
— Просто… не хочу конфликтов.
— А я не хочу, чтобы по мне ходили, — отрезала Ирина.
Следующие недели тянулись медленно. Ольга не звонила, но засыпала Дмитрия сообщениями с подковёрными намёками.
«Мама переживает, навещай почаще.»
«Ира, небось, в своём дворце важничает?»
«Ты помнишь, что ты — старший брат?»
Ирина знала, что он читает и молчит. Порой видела, как он сжимает губы, прячет телефон при её появлении.
Не из-за измены — просто чтобы избежать ссоры.
И это раздражало ещё сильнее.
Как-то вечером Дмитрий пришёл поздно.
Ирина уже лежала, но не спала.
— Где был? — спросила она, не открывая глаз.
— На работе задержался. Потом заехал к маме.
Она открыла глаза.
— К маме? Без предупреждения?
— Ну да. Хотел поговорить, успокоить их.
— И что? — сухо спросила она.
— Они считают, ты была слишком резка. Оля плакала, мама сказала, что ты отдалилась от семьи.
Ирина села.
— Оля плакала? — медленно проговорила. — Опять? Из-за чего на этот раз?
— Говорит, ты их унизила, — тихо произнёс он.
Ирина коротко и жёстко рассмеялась.
— Унизила? Я всего лишь сказала: «Это мой дом». Катастрофа!
Дмитрий не ответил.
Она знала — спорить бесполезно.
Он всегда был посредником, а не защитником.
Спустя несколько дней Ирина заметила неладное.
Во дворе — свежие следы от шин.
Калитка была не заперта.
На террасе — чужие окурки.
Она проверила записи с камер — Ольга.
Стояла с телефоном, делала селфи на фоне дома.
Подпись в соцсети: «Семейное гнездо. Скоро снова все вместе!»
Ирина выключила телефон.
Руки дрожали.
Через час приехал Дмитрий. Увидел её лицо — напрягся.
— Что случилось?
— Твоя сестра была здесь. Без моего ведома.
Он замер.
— Не может быть…
— Может, — перебила она. — Хочешь, покажу запись?
Он вышел на террасу, провёл рукой по перилам.
— Может, просто заехала посмотреть…
— Дмитрий, — сказала она ровно, — если ты сейчас хоть слово скажешь в её оправдание, я подам на развод.
Он резко обернулся.
— Что ты несешь!
— То, что думаю. Я больше не хочу участвовать в этом цирке.
Ночь была тревожной.
Ирина долго сидела на кухне, перелистывая старый альбом.
Она вспомнила, как всё начиналось: молодость, первая съёмная квартира, как они вдвоём собирали мебель, смеялись над пустыми полками.
Тогда у них не было ничего — кроме веры друг в друга.
А теперь — дом, деньги, но внутри — гулкая пустота.
Она взяла телефон и написала Дмитрию:
«Если ты не начнёшь защищать нашу семью — я уйду.»
Отправила.
Ответа не было до утра.
Через неделю он пришёл с видом человека, принявшего решение.
— Я поговорил с ними, — сказал сразу. — Всё, точка. Никто сюда без твоего разрешения не приедет.
Ирина внимательно посмотрела на него.
— И они согласились?
— Нет, — пожал он плечами. — Но я им сказал. И Оле тоже.
Она кивнула.
Сомнения оставались, но хоть что-то сдвинулось.
Осень наступила незаметно.
В доме стало по-настоящему уютно: мягкий свет, аромат кофе, книги на полках.
Ирина снова начала чувствовать вкус тишины.
Но однажды в середине октября телефон взорвался сообщениями.
Первое — от соседки:
«Ир, у тебя во дворе какие-то люди. Машина похожа на Ольгину. Думала, ты сама.»
Ирина сжала руль — она как раз возвращалась из города.
Через двадцать минут была у ворот.
Серая «Тойота» стояла там, где не должна была стоять.
На террасе — смех, музыка, запах жареного мяса.
Она распахнула калитку.
— Что. Это. Значит.
Ольга, в пледе, с бокалом вина, обернулась с натянутой улыбкой.
— Ир! А мы мамин день рождения решили тут отметить! Не кипятись!
Ирина стояла, ощущая, как земля уходит из-под ног.
— В моём доме? Без моего ведома?
— Ну мы же не чужие, — вступила Светлана Викторовна, жестикулируя вилкой. — Места всем хватит.
— Вам... — Ирина сглотнула ком в горле. Голос дрожал, но она заставила себя говорить твёрдо. — Немедленно собирайте свои вещи. И уезжайте.
— Да перестань! — засмеялась Ольга, но смех был фальшивым. — Мы же всего на пару часов!
— Сию же минуту! — Ирина сделала шаг вперёд, и её глаза вспыхнули холодным огнём.
Светлана Викторовна побледнела, но медленно поднялась. Ольга сжала губы.
— Ты совсем с катушек съехала, Ира, — прошипела она. — Мы же по-хорошему!
— Вы ведёте себя как захватчики, — отрезала Ирина. — А с захватчиками я по-хорошему не разговариваю.
Уборка заняла у них не больше пятнадцати минут. Они укладывали вещи в гробовом молчании, лишь сердито хлопая дверцами машины. Когда «Тойота» с ревом выехала за ворота, Ирина осталась стоять под начинающимся дождём. Плечи её предательски вздрагивали, но внутри было странное, выстраданное облегчение.
Истерики не случилось. Просто пришло понимание — точка поставлена.
Час спустя зазвонил телефон Дмитрия.
— Что ты натворила? — его голос был хриплым от напряжения. — Мама в истерике, Оля кричит, что ты её оскорбила при всех.
— Я положила конец этому беспределу, — спокойно ответила она. — Или ты снова встанешь между нами?
Молчание. Затяжное, тяжёлое.
Потом, едва слышно:
— Я не знаю, Ир... Мне кажется, ты стала слишком жёсткой.
— Нет, Дима, — тихо сказала она. — Я просто перестала быть тряпкой.
Вещи он забирал через неделю. Без слёз, без скандалов. Сказал, глядя куда-то в сторону:
— Я не могу разрываться между вами.
Ирина кивнула, сжимая в кармане кулаки.
— А я не могу жить в состоянии перманентной войны на своей территории.
***
Прошло три месяца.
Дом, наконец, стал по-настоящему её. Ирина привыкла к ритму уединённой жизни: ранние подъёмы, чашка кофе на террасе, планы на день. Иногда приезжала подруга — посидеть, поболтать о жизни.
Иногда, глядя на своё отражение в тёмном окне, она думала: «Вот и всё. Теперь это мой дом». Не построенный на компромиссах, не купленный ценой унижений — а завоёванный правом быть собой.
И каждый раз, когда мимо проезжала серая «Тойота», она не чувствовала ни злости, ни горечи. Лишь холодную, чистую пустоту — как после бури.
И странное, щемящее чувство свободы.
Однажды раздался звонок. Незнакомый номер.
— Алло? — осторожно сказала Ирина.
— Ирина? Это Сергей, муж Ольги. — Голос был усталым, безразличным. — Можно мне на минутку заехать? Не к тебе. Рядом с участком. Ольга кое-что забыла в прошлый раз.
Она удивилась, но согласилась. Через полчаса у калитки остановилась его машина. Сергей вышел, не глядя на дом, и протянул конверт.
— Это Оля просила передать. Письмо тебе.
Ирина взяла конверт. Он был потрёпанный, без обратного адреса.
— Всё? — спросила она.
— Всё, — он кивнул и уехал, даже не попрощавшись.
Вернувшись в дом, Ирина вскрыла конверт. Внутри лежала единственная исписанная страница. Почерк был неровным, буквы скакали.
*«Ира, я не знаю, зачем пишу. Наверное, потому, что говорить бесполезно. Ты нас ненавидишь, и, кажется, Димка тоже. Он после того раза вообще отгородился. Мама плачет. Говорит, ты разбила семью. А я... я просто хотела, чтобы мы были вместе. Как раньше. Но ты всё испортила. Ты всегда считала себя лучше нас. И свой этот дом... Ты могла бы быть добрее. Но ты выбрала быть одной. Ну и ладно. Оля.»*
Ирина медленно сложила письмо, сунула его обратно в конверт и убрала в дальний ящик комода. Ни злости, ни обиды, ни желания отвечать она не почувствовала. Только лёгкую грусть — как по чему-то давно утерянному, тому, чего, возможно, и не было никогда.
Она вышла на террасу. Шёл первый снег, тихо укутывая оголённые деревья и крышу. Воздух был чист и морозен. Ирина глубоко вдохнула. Впереди была зима — долгая, холодная и совершенно точно её.