— Куда ты в пятьдесят семь?
Дочь смотрела на Ларису так, будто та объявила о полёте на Марс.
— Мам, ну что за блажь! Вахтовиком, понимаешь ли!
Лариса застёгивала старый чемодан — тот самый, что двадцать лет назад возила на Азов. Тогда ещё втроём ездили. Сергей ещё не огрызался по вечерам, дети ещё просились на руки.
— Месяц там, месяц здесь, — спокойно ответила она. — Пятьдесят тысяч за вахту. Это мои деньги.
Сын прислал голосовое из Москвы: «Ма, ты точно в порядке? Может, к врачу?»
Она улыбнулась телефону. К врачу. Да она впервые за тридцать пять лет в порядке.
Дочь села на диван, обхватила голову руками:
— Папа что скажет?
— Твой отец последний раз спрашивал, как у меня дела, года четыре назад. Не переживай, он не заметит.
А Сергей правда почти не заметил. Вернулся с рейса через три дня, когда Ларисы уже собиралась.
— Ларка, где ты? Есть нечего.
— В холодильнике суп. Разогрей.
— Куда ты собралась?
— На работу. Вернусь через месяц.
Он ответил грубо ушел на кухню.
Когда молчание становится привычкой
Телефон мужа всегда звонил не вовремя. В два ночи: «Приезжаю через час. Поесть приготовь». Она вставала, включила плиту. К трём он появлялся, ел молча, падал спать. Утром она уходила на работу — кассиром в магазин у дома. Он спал до обеда.
Зарплата двадцать две тысячи. Продукты съедали семнадцать. Остальное — на проездной, телефон, мелочи.
Сергей деньги давал, но как милостыню:
— На, купи себе что-нибудь.
Она брала молча. Покупала носки, майки. Себе? На себя денег не было уже лет десять.
Когда он был дома, требовал тишины:
— Ларка, телевизор мешает смотреть. Уйди.
Или:
— Опять не так приготовила. Сколько можно объяснять?
Дети выросли, разъехались. Старший сын в Москве, программист. Дочь в Казани, замужем. Внуки есть, но приезжают раз в полгода. У них своя жизнь.
Лариса однажды подумала: «Зачем я здесь? Что меня держит?»
Квартира была оформлена на Сергея — родители его подарили когда-то, ещё до свадьбы. Муж дома раз в месяц. Когда дома — лежит на диване, смотрит телевизор. Если она проходит мимо — раздражённо:
— Не маячь.
Она перестала маячить. Ходила тихо, готовила когда он спал, разговаривала шёпотом по телефону.
Дети говорили: «Мам, потерпи. Через два года на пенсию выйдешь, легче будет».
Но пенсия — четырнадцать тысяч. С этим не разгуляешься.
Цифра, которая всё изменила
Разговор в магазине начался случайно. Коллега Надя проговорилась:
— Подруга на вахту уехала. В Челябинск. Уборщицей на завод. Представляешь, пятьдесят тысяч чистыми за месяц!
Лариса тогда отмахнулась:
— Да куда мне. В моём возрасте.
Но цифра засела. Пятьдесят тысяч — это больше двух её зарплат. За месяц.
Ночью не спалось. Она лежала, считала: через два года пенсия. Четырнадцать тысяч. Квартира Сергея. Он не уйдёт — ему удобно. Она будет готовить ему до семидесяти? До восьмидесяти?
Утром спросила у Нади телефон.
Звонила, руки дрожали. Женщина в трубке говорила сухо:
— Возраст?
— Пятьдесят семь.
— Здоровье?
— Нормальное.
— Приезжайте. Договор на месяц. Проживание, питание наше. Пятьдесят тысяч на карту после вахты.
Сергей вернулся домой ровно в тот день, когда Лариса уезжала. Она уже была в прихожей с чемоданом. Он открыл холодильник, захлопнул:
— Ларка! Там пусто!
— Суп в холодильнике. Разогреешь.
— Куда это ты собралась?
— На вахту. В Челябинск.
Он посмотрел на неё как на сумасшедшую:
— На вахту? В твои годы? Ты чего, совсем?
— Пятьдесят тысяч в месяц. Вполне нормальные деньги.
— У тебя здесь работа!
— И там будет. Месяц там, месяц здесь.
Он схватил пульт от телевизора, швырнул на диван:
— Я тебе запрещаю!
Она спокойно взяла чемодан:
— Запрещаешь? А деньги на продукты дашь? На коммунальные? На одежду?
Он замолчал.
— Вот и я молчу, — сказала она и вышла.
Открытие тишины
Первые дни были тяжёлыми. Комната на четверых — женщины разного возраста, из разных городов. Работа физическая: мыть полы, коридоры, лестницы. Спина ныла, ноги гудели.
Но вечером — тишина.
Лариса сидела на кровати с книгой. Просто сидела. Никто не говорил: «Уйди, телевизор мешаешь смотреть». Никто не требовал поесть в десять вечера. Можно было просто быть.
Соседка по комнате, Вера, спросила:
— Первый раз на вахте?
— Первый.
— Привыкнешь. Я уже третий год езжу. Дома невозможно стало. Здесь хоть спокойно.
Лариса кивнула. Поняла: она не одна такая.
Через неделю тело привыкло. Через две — она уже знала всех по именам. Женщины рассказывали истории — каждая приехала от чего-то. От токсичных мужей, от безденежья, от одиночества. Но все говорили одно:
— Здесь хоть дышится.
Первые свои деньги
Первая зарплата пришла на карту ровно через месяц. Лариса стояла возле банкомата, смотрела на цифры: 50 000.
Это её деньги. Не «он дал». Не «попросила». Её.
Она зашла в магазин одежды. Обычный магазин, не распродажа. Увидела пальто. Серое, шерстяное. Примерила.
Продавщица сказала:
— Вам очень идёт.
Лариса посмотрела в зеркало. Давно не смотрела так — не на размер, не на ценник. На себя посмотрела. В новом пальто она выглядела иначе. Не уставшей. Живой.
Купила.
Вернулась домой между вахтами. Сергей сидел на диване, смотрел новости:
— Ну что, нагулялась?
Она повесила пальто в шкаф. Молчала.
Он даже не посмотрел в её сторону:
— Теперь сиди дома. Хватит дурью маяться.
Дочь позвонила вечером:
— Мам, папа говорит, ты опять собираешься уезжать?
— Через неделю.
— Мама! — голос дочери сорвался. — Ну что это такое? Люди смеяться будут! Женщина в возрасте, на вахту...
— Какие люди, Лен?
— Ну как какие? Соседи, знакомые...
— А они мне деньги дадут? Или, может, твой отец начнёт уважительно разговаривать?
Дочь замолчала.
— Вот и я молчу, — Лариса положила трубку.
Через неделю она снова собрала чемодан. Сергей на этот раз даже не встал с дивана:
— Езжай, езжай. Посмотрим, насколько тебя хватит.
Когда дом — не стены
На второй вахте в столовой за соседним столом сидел мужчина. Виктор, как представился. Лет шестидесяти, седой, с добрыми глазами.
Разговорились случайно — про погоду, про работу. Он из Воронежа. Остался один три года назад. Дети взрослые, живут своей жизнью.
— Сидел дома, думал — зачем? — сказал он. — Решил: поеду на вахту. Деньги нужны, да и от тишины квартирной спасает.
Лариса кивнула. Поняла без слов.
Они стали встречаться в столовой регулярно. Потом гуляли по территории завода вечерами. Говорили о жизни — не жаловались, просто говорили. Он слушал, не перебивал. Спрашивал: «Как день прошёл?» — и правда слушал ответ.
Лариса ловила себя на мысли: когда Сергей последний раз спрашивал, как у неё дела? Года четыре назад? Или пять?
Однажды Виктор сказал:
— Знаешь, Лариса, а мне с тобой хорошо. Спокойно. Как будто дома.
Она засмеялась:
— Дома у меня муж. Он требует тишины, когда телевизор смотрит. Это не дом.
Он покачал головой:
— Квартира — это стены. Дом — это где тебе хорошо.
Эти слова она запомнила.
Разговор на кухне
Третья вахта. Четвёртая. Лариса уже не считала. Между вахтами она возвращалась в Нижний — но всё меньше хотелось. Квартира казалась чужой. Сергей — чужим.
Однажды вернулась, он сидел на кухне, пил чай. Посмотрел на неё внимательно:
— Ты похудела.
— Работа физическая.
— Нормально выглядишь. — Он помолчал. — Может, хватит уже? Дома оставайся.
— Зачем?
Он растерялся:
— Как зачем? Жена должна дома быть.
— Должна? — она села напротив. — А ты мне должен?
— Что я должен?
— Спрашивать, как у меня дела. Благодарить за ужин. Замечать новое пальто. Помнить, когда у меня день рождения.
Он нахмурился:
— Ты о чём?
— Я о том, что ты последний раз интересовался мной лет семь назад. Может, восемь. Я для тебя — кухарка и уборщица. И то, когда дома.
Сергей встал, налил себе ещё чаю:
— Лариса, не придумывай. Нормально всё.
— Для тебя — нормально.
Она вышла из кухни. Села в комнате, долго смотрела в окно. Думала.
Вечером набрала номер дочери:
— Лен, я подам на развод.
Крик в трубке:
— Что?! Мама, ты совсем?!
— Совсем в порядке. Впервые за долгое время.
— Я приеду! Завтра же приеду!
— Приезжай.
Право жить для себя
Дочь приехала с мужем. Сели на кухне втроём — Лариса, дочь, зять. Сергей демонстративно ушёл в комнату, захлопнул дверь.
Дочь говорила час. Про семью, про стыд, про то, что люди скажут. Зять молчал, но кивал в поддержку жены.
Лариса слушала. Потом спокойно сказала:
— Лен, ты живёшь со своим мужем?
— Конечно.
— Он тебе хамит?
— Нет.
— Орёт, когда телевизор смотрит?
— Мам, при чём здесь...
— При том, что твой отец последний раз нормально со мной разговаривал, когда ты в школу ходила. Может, раньше. Ты хочешь, чтобы я так до конца жила?
Дочь замолчала. Посмотрела на мужа. Он отвёл глаза.
Лариса продолжала:
— Я тридцать пять лет жила для всех. Для вас, для него, для дома. Сейчас мне пятьдесят восемь. У меня, может, ещё лет двадцать есть. Я хочу прожить их для себя.
— Но мама... Развод... В твоём возрасте...
— В моём возрасте я наконец могу себе это позволить.
Зять неожиданно сказал:
— Лена, а может, она права?
Дочь посмотрела на него с возмущением:
— Ты на чьей стороне?!
— На стороне здравого смысла. Твой отец правда... ну, ты сама знаешь.
Дочь встала, схватила сумку:
— Всё. Я умываю руки. Делай что хочешь!
Хлопнула дверью.
Лариса осталась сидеть на кухне. Подумала: «Вот и хорошо. Теперь никто не мешает».
Через два месяца
Развод оформили через два месяца. Сергей не сопротивлялся — видимо, устал. Квартира осталась ему, она не возражала. Не её квартира, не её стены.
Сняла комнату через знакомую — девять тысяч в месяц. Крошечная. Но можно сидеть с книгой в тишине. Можно лечь спать когда хочется. Можно просто быть.
На пятой вахте Виктор предложил:
— Лариса, давай снимем квартиру вместе? В Челябинске. Работа рядом, не надо каждый месяц мотаться.
Она долго думала. Несколько дней ходила молча, обдумывала.
Виктор не торопил. Однажды сказал:
— Я не тороплю. Просто предложил. Как удобно — так и будет.
Это решило. Не торопит. Не требует. Предлагает.
— Давай, — сказала она.
Сняли однушку недалеко от завода. Двадцать две тысячи в месяц. Пополам — одиннадцать на человека. Терпимо.
Живут просто. Он работает на заводе, она — уборщицей. Вечерами готовят вместе — он чистит картошку, она режет овощи. Смотрят фильмы. По выходным гуляют по городу.
Лариса иногда ловит себя на мысли: это и есть нормальная жизнь. Не скандалы, не хамство. Просто жизнь вдвоём, где можно разговаривать.
Примирение
Дочь не звонила три месяца. Потом всё-таки позвонила:
— Мам, как ты?
— Нормально. Работаю, живу.
— Ты правда в Челябинске осталась?
— Правда.
Пауза.
— С тем мужчиной?
— С Виктором. Да.
— Но вы же не расписаны...
— И не распишемся. Зачем? Мы вместе, потому что хотим. Не потому что штамп в паспорте велит.
Дочь вздохнула:
— Мам, я... я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я счастлива, Лен. Впервые за очень долгое время.
Лариса иногда думает: что было бы, если б не решилась? Сидела бы в той квартире, готовила Сергею, ждала пенсию в четырнадцать тысяч. А потом что? Одиночество в чужих стенах?
Сейчас ей пятьдесят восемь. Она работает уборщицей на заводе. Живёт в съёмной однушке с мужчиной, которого знает полгода. У неё нет квартиры, машины, накоплений.
Но у неё есть тишина. Уважение. Возможность говорить и быть услышанной.
Виктор вчера сказал:
— Знаешь, я тут подумал. Может, в отпуск съездим? На Байкал, например. Или в Карелию.
Лариса улыбнулась:
— Никогда там не была.
— Вот и съездим. Посмотрим на озёра, на леса. Красиво там, говорят.
Она посмотрела в окно. Челябинск. Чужой город, который стал домом. Странно, как жизнь складывается.
Коллега Вера недавно спросила:
— Лариса, а ты не жалеешь? Что всё бросила, сюда приехала?
Она подумала. Покачала головой:
— Знаешь, Вер, я ничего не бросила. Я нашла.
В пятьдесят семь она думала: всё, поздно что-то менять. Дети выросли, жизнь прожита, осталось дотянуть до пенсии и доживать.
В пятьдесят восемь поняла: никогда не поздно начать жить. Не существовать, не терпеть — жить.
Вчера дочь прислала фотографию внуков. Написала: «Мама, мы соскучились. Может, приедешь на праздники?»
Лариса ответила: «Приеду. Обязательно».
Виктор заглянул через плечо:
— К дочери поедешь?
— На Новый год. Ты не против?
— Почему я должен быть против? Это же твоя семья.
Она посмотрела на него. Подумала: «Твоя семья». Сергей всегда говорил: «Поезжай к своим». Как будто они ему чужие.
— Может, со мной? — неожиданно для себя спросила она.
Виктор удивился:
— Ты уверена?
— Уверена.
Он улыбнулся:
— Тогда поеду. Познакомлюсь с внуками.
Лариса подумала: да, вот так и бывает. Не сразу, не с фанфарами. Просто однажды понимаешь — ты дома. Не там, где стены. Там, где тебе хорошо.
А остальное — неважно.
Если что-то дрогнуло внутри — подписывайтесь.
Здесь будут истории о женщинах, которые решились. В 50, в 55, в 60. Которые выбрали себя, когда все говорили поздно.