Вот так вроде живёшь-живёшь, и всё нормально. Чай утром вместе пьёте. По вечерам сериалы. Иногда он раздражает. Иногда ты его. Но терпимо.
А потом... Вдруг. Всё резко меняется.
У нас это случилось из-за дачи. Смешно, правда? Из-за каких-то шести соток с покосившимся сарайчиком.
Рома пришёл в пятницу вечером и сказал:
— Мать звонила. Говорит, надо участок продавать.
Я стояла у плиты. Жарила котлеты. Помню, как масло шипело на сковородке, и я подумала — вот так же сейчас зашипит во мне что-то. Но промолчала.
— Слышала? — он подошёл ближе. — Надо продавать.
— Почему? — спросила я тихо.
— Потому что мама старая уже. Не может ездить туда каждые выходные. Спина болит, ноги... Да и нам, честно говоря, эта дача не нужна.
Вот тут я и развернулась. Лопатку с котлетой так и держу.
— Как это — не нужна?
Рома пожал плечами. Знаете, есть такая поза у мужиков? Когда они как будто уже всё решили за тебя, и теперь просто ставят в известность. Плечи приподняты, руки чуть разведены, мол, что тут непонятного?
— Ну не нужна.
— Как это…? — спросила я.
И тут меня накрыло. Просто волной. Не знаю, как объяснить... Будто кто-то взял и выдернул пробку — и всё, что копилось, полилось наружу.
— Мы там жили, Рома! Понимаешь? Жили!
Он отступил на шаг. Видно было, что не ожидал такой реакции.
— Да брось ты... Какое «жили»? Ну, ездили иногда.
«Иногда». Господи, как же мне хотелось в этот момент что-нибудь запустить в него. Котлетой, например.
Но я просто выключила плиту. Села за стол. И начала говорить.
Помнишь, как мы первый раз туда приехали? Твоя мать нам ключи дала, сказала — езжайте, молодые, отдохните. Мы тогда полгода как поженились. Жили в однушке, задыхались там от тесноты и от родителей, которые каждую неделю в гости приходили.
Приехали. Май месяц. Яблони цвели — я такого в жизни не видела. Белые, розовые... как облака, которые на землю спустились. Запах стоял... Ты сказал тогда: «Пахнет раем». Помнишь?
Рома молчал. Смотрел в окно.
— А ночью — продолжила я, — мы не могли уснуть. Соловьи так пели, что хоть затычки в уши. Ты ругался, а я смеялась. Потом мы вышли на крыльцо, и ты обнял меня... Звёзды! Боже, сколько их было. В городе такого не увидишь никогда.
— Лен, это было давно — тихо сказал он.
— Десять лет — кивнула я. — Всего десять. А кажется — целая жизнь.
Встала. Подошла к окну. За окном наш двор — серый, зажатый между пятиэтажками. Машины. Мусорные баки.
— А помнишь, как мы грядки делали? — спросила я, не оборачиваясь. — Ты копал, а я сажала. Огурцы, помидоры, укроп... Мы же понятия не имели, что и как! Твоя мать смеялась, говорила — городские... А мы старались. И выросло всё! Помнишь, сколько огурцов было? Мы их вёдрами собирали, соседям раздавали...
— Ну собирали — пробормотал Рома. — И что?
Я обернулась.
— А то, что это было наше! Понимаешь? Наше с тобой место. Где мы строили что-то вместе. Где не надо было никуда спешить, никому ничего доказывать. Где можно было просто... быть.
Он потёр лицо руками. Устало так.
— Лен, мы… — сказал он. — Люди меняются. Хотелки меняются. Я теперь на выходных хочу в кино сходить. Или в ресторан нормальный. Или просто дома полежать. А не с лопатой по огороду...
— А я не меняюсь? — перебила его. — Думаешь, мне не хочется в ресторан? Или в кино?
— Ну так в чём проблема?!
— Проблема в том — я села обратно, — что дача — это не про огород. Совсем не про это.
Рома закатил глаза.
— Тогда про что?
И вот тут я поняла, что не могу объяснить. Правда не могу. Как рассказать человеку про то, что он сам должен чувствовать? Про то, что дача — это как якорь. Как точка, к которой можно вернуться и вспомнить, какими вы были.
Когда всё только начиналось.
Когда вы смеялись над соловьями. Когда радовались первому огурцу как дети.
Когда он обнимал тебя под звёздами и шептал: «С тобой мне везде хорошо».
— Хорошо. Забудь — сказала я. — Продавай.
Встала и ушла в комнату.
Три дня мы не разговаривали. Рома делал вид, что ничего не произошло. Я — что меня это не волнует. Но ночью я лежала и думала: неужели правда всё так? Неужели мы стали людьми, которым не нужны эти шесть соток?
В понедельник он ушёл на работу рано. Я сидела за завтраком одна, и вдруг мне позвонила его мать.
— Леночка — сказала она, — Рома говорил с тобой про дачу?
— Говорил — ответила я.
— И что ты думаешь?
Я замолчала. А что я думаю?
— Знаешь — продолжила свекровь, — я вчера ночью не спала. Всё думала... Может, не надо продавать? Может, это я со страху? Что старая стала, что не справлюсь...
У меня ёкнуло сердце.
— А вы хотите оставить?
— Не знаю — вздохнула она. — Вот думаю — продам, получу деньги. И что? Положу в банк? Квартиру не улучшишь на эти деньги... А дача — она же живая. Там недалеко кладбище есть —отец мой похоронен. Яблони — он сажал. Дом и сарай — он строил...
Я слушала, и мне становилось не по себе. Потому что поняла: и она про то же. Про якорь.
— Вера Петровна — сказала я твёрдо, — не продавайте. Правда. Мы... мы будем ездить. Я буду. Обещаю.
Она помолчала:
— А Рома?
— Рома... — я запнулась. — Рома тоже будет. Я с ним поговорю.
Когда вечером муж пришёл, я была готова.
— Садись — сказала я. — Нам надо поговорить. По-настоящему.
Он поставил сумку, скинул куртку. Посмотрел на меня настороженно — наверное, ждал продолжения скандала. Но я была спокойна. Странно спокойна.
— Слушай — начала я, — твоя мать звонила.
Рома кивнул, присаживаясь на край дивана.
— Я знаю. Она мне тоже звонила. Сказала, что передумала продавать.
— И ты что ответил?
Он пожал плечами:
— Сказал, что это её выбор. Её дача — пусть решает сама.
Я налила ему чай. Себе тоже. Села напротив:
— Рома, помнишь, как мы познакомились?
Он удивлённо поднял брови.
— При чём тут это?
— Просто вспомни. Ну же.
Он усмехнулся:
— На остановке. Ты книжку читала. Я подошёл спросить, сколько времени, а ты даже не подняла голову. Сказала: «На телефоне посмотрите». Я подумал — вредина. А потом ты засмеялась и показала на мой телефон в руке. А телефон у меня разряжен был. Поэтому про время спрашивал…
Я улыбнулась. Да, было такое.
— А дальше что?
— Дальше я сел рядом. Спросил, что читаешь. Ты показала — «Сто лет одиночества». Я соврал, что тоже читал. На самом деле не читал до сих пор, — он усмехнулся. — Потом твой автобус пришёл. Ты встала... и я подумал, что всё, больше никогда не увижу. Но ты вдруг обернулась и сказала: «Если хотите поговорить о книге, которую не читали, — вот мой номер».
— Наглая была — хмыкнула я.
— Смелая — поправил он тихо. — Ты была смелая. А я... я влюбился тогда. Сразу. Как идиот.
Повисла пауза. Мы смотрели друг на друга, и я вдруг увидела того парня с остановки. Растерянного. Влюблённого. Который боялся упустить свой шанс.
— Куда он делся? — спросила я. — Тот Рома?
Он отвёл взгляд.
— Не знаю. Постарел, наверное. Устал. Работа, кредиты, эта вечная гонка... Иногда чувствую себя белкой в колесе. Крутишься-крутишься, а смысл? Зачем?
— А дача? — тихо спросила я. — Она тоже в этом колесе?
Рома замолчал. Долго молчал. Потом встал, подошёл к окну. Постоял.
— Понимаешь — сказал он, не оборачиваясь, — мне страшно туда ехать.
Я не ожидала такого ответа.
— Страшно? Почему?
Он обернулся. И я увидела что-то в его глазах... Боль? Тоску?
— Потому что там всё напоминает о том, какими мы были. Счастливыми. Лёгкими. А сейчас... Сейчас мы как чужие. Ты в одной комнате, я в другой. Ты в телефоне, я в телефоне. Когда последний раз мы нормально разговаривали? Не про счета, не про ремонт, а просто... о чём-то?
Я встала. Подошла к нему.
— И ты думал, что если продать дачу, то и воспоминания уйдут? Станет легче?
Он кивнул.
— Глупо, да?
— Очень — согласилась я. — Потому что воспоминания — это всё, что у нас есть. Они напоминают, зачем мы вообще вместе. Зачем десять лет назад связали свои жизни.
Рома обнял меня. Крепко так. По-настоящему. Не формально, а так, что я почувствовала — он ещё здесь. Тот самый мой Рома.
— Прости — прошептал он в мои волосы. — Я идиот.
— Ты не идиот — ответила я. — Ты просто устал. Мы оба устали.
Мы стояли так, обнявшись, посреди комнаты. За окном стемнело. Город зажигал огни.
— Знаешь, что предлагаю? — сказала я, отстраняясь. — Давай в субботу поедем туда. На дачу. Просто посмотреть. Без обязательств. Без грядок и лопат. Просто... посидим на крыльце. Выпьем чаю. Вспомним.
Рома задумался.
— На улице октябрь. Там холодно.
— Затопим печку — улыбнулась я. — Дров же полно в сарае.
— А если крыша протекает?
— Ром — я взяла его за руки, — ты придумываешь отговорки. Боишься?
Он посмотрел на меня. Долго. Потом медленно кивнул.
— Боюсь. Что если мы приедем и поймём... что больше ничего не чувствуем? Что всё, кино закончилось? Что тогда?
Я сжала его ладони.
— А если наоборот? Если поймём, что чувствуем? Что всё ещё можем зажечь ту искру?
В субботу утром мы сидели в машине. Рома за рулём, я рядом. Термос с кофе в багажнике. Пакет с продуктами. Тёплые куртки.
Ехали молча. Но это была другая тишина. Не напряжённая. Мягкая.
Город остался позади. Появились поля, перелески. Небо стало выше, воздух — чище. Я опустила стекло, и ветер ворвался в салон, взъерошив волосы.
— Помнишь, как мы однажды заблудились? — спросила я.
Рома усмехнулся:
— Как не помнить. Ты сказала, что знаешь короткую дорогу. И мы три часа по лесу петляли.
— Зато грибов набрали!
— Набрали… — рассмеялся он. — Хорошо, что мать вовремя решила проверить. Несколько несъедобных грибов выкинула... «Тоже мне грибники» — сказала.
Мы рассмеялись. Вместе. И это было... легко. Так легко, будто и не было этих трёх тяжёлых дней молчания.
Свернули с трассы. Знакомая дорога. Разбитая, вся в ямах. Дачи справа и слева — кто-то приезжал, кто-то нет. Участки заросли или, наоборот, аккуратно ухожены.
А вот и наша калитка. Рома заглушил мотор. Мы сидели, молчали.
— Ну что? — спросила я. — Пошли?
Он кивнул. Вышли из машины. Я толкнула калитку — она скрипнула, но открылась. Дорожка заросла травой. Яблони постарели, ветки стали кривее. Сарай действительно покосился — но стоял. А дом... Дом встретил нас тишиной.
Рома достал ключи. Открыл дверь. Пахнуло чем-то забытым. Временем.
Мы вошли. Старая мебель. Выцветшие занавески. Стол, за которым мы когда-то играли в карты до утра. Печка, у которой грелись холодными вечерами.
— Господи — прошептал Рома. — Как будто вчера уехали.
Я подошла к окну. Сквозь стёкла видно: участок, старые грядки, заросшие травой. А дальше — лес. Тот самый, где мы собирали грибы.
— Ром, смотри — позвала я.
Он подошёл. Обнял меня. Точно так же, как десять лет назад.
— Видишь? — показала я на дальний угол. — Наша скамейка. Помнишь, ты её сам сколотил? Говорил, что будет самая красивая...
— Кривая получилась — хмыкнул он.
— Зато наша.
Мы стояли так, молча. И вдруг Рома сказал:
— Давай останемся на ночь.
Я обернулась.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Затопим печку. Сварим какао. Как раньше. — Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела того самого парня с остановки. — Хочу... хочу попробовать вернуться. К нам. К тем временам.
Я улыбнулась.
— Идёт.
Вечером мы сидели на крыльце. Закутанные в старые пледы. С чашками горячего какао. Печка потрескивала внутри. Звёзды высыпали на небо — миллионы, миллиарды.
Рома обнял меня.
— Знаешь, о чём я подумал?
— О чём?
— Что мы идиоты. Чуть не потеряли это место. Чуть не потеряли друг друга.
Я прижалась к его плечу.
— Но не потеряли же.
— Не потеряли — согласился он. — И не потеряем. Обещаю.
Где-то в лесу ухнула сова. Ветер шелестел листвой. Я закрыла глаза и подумала: вот оно. Счастье. Не в ресторанах, не в кино, не в путешествиях.
А здесь. На покосившемся крыльце старой дачи. Рядом с человеком, которого я когда-то встретила на остановке.
И который до сих пор — мой.
— Что будем делать с участком? — спросил Рома.
— Приезжать — ответила я. — Как раньше. Посадим что-нибудь весной. Починим сарай. Покрасим забор.
— И соседям раздавать огурцы?
— Да… — засмеялась я.
Он поцеловал меня.
— Ты права была. Дача — это не про огород. Это про нас.
Мы сидели ещё долго. До самой полуночи. Говорили о всяком. О работе, о мечтах, о том, куда съездить летом. Строили планы. Как когда-то. Десять лет назад. Под теми же звёздами. На той же земле.
Которая помнила нас — молодых, смеющихся, влюблённых. И которая, как оказалось, хранила эти воспоминания. Бережно. Терпеливо.
Ожидая, когда мы вернёмся.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍