— Военные. Чистые, аккуратные. Как на параде. Забрали его, двух заложников из «Свободы» и ящик с какими-то ампулами. Говорили что-то про «лабораторию Х-8».
Лаборатория Х-8. Старое заброшенное здание научного института на окраине Янтаря. Идеальное место для того, что я искал. Перевалочный пункт. Бойня.
— Лучше уезжай отсюда, — посоветовал Бандерас, закурил и выдохнул горький дым. В его глазах застыло чувство вины, словно застывшие капли дождя. — Спасти хотел Вадика, а вон оно как вышло.
— Мне бояться нечего, — ответил я, наверное, слишком резко, чувствуя, как внутри закипает гнев.
Бандерас бросил окурок в бурую траву и задавил грязным ботинком, оставив на земле тёмный след.
— Все чего-нибудь боятся. Не каждый хочет признаться в своём страхе. Если что, номер мой знаешь. Ещё свидимся.
Он ушёл, растворившись в сером тумане, как призрак, оставив после себя лишь запах дыма и сырости. Я был уверен, что это последняя командировка в Зону.
Собрал образцы — холодные, скользкие пробирки, сделал фотографии, опросил, кого смог. Свидетели, находившиеся рядом, «ничего не слышали и ничего не видели». Пустые глаза, испуганные лица, худые тела, обтянутые грязной одеждой. Лишь потом узнал, что местные выживали благодаря подачкам тех, кто контролировал это место. Поэтому и молчали.
Лишь один старик осмелился подойти ко мне. Озирался по сторонам, его костлявые пальцы дрожали, и он проскрипел хрипло:
— Мне терять нечего. А ты ещё молодой. Уезжай отсюда и не копайся в этом деле. И себя погубишь, и нас подставишь под удар. Нам ведь идти некуда. Мы молчим, потому что сдохнуть никто не хочет.
Я вынул из кармана помятую фотографию Левченко — пожелтевшую, с загнутыми краями.
— Видели его? Мне не нужны подробности. Просто ответьте.
Старик пристально смотрел на фото, где Вадим улыбался. Я вдруг решил, что он пытается вспомнить, потому что Левченко приехал сюда запуганный, и вряд ли он запомнился жителям посёлка таким, как на снимке.
— Да, был, — внезапно выдавил старик. Снова повертел головой. Здесь никого, чего же он так боялся. — Прятался, но… Они… Это военные из лаборатории Янтаря. Торговцы… Людьми.
— Понял, — выдохнул я. Не хотелось мучить и без того решившего помочь человека. Я и сам уже был уверен, что Левченко держали именно здесь.
Собрал в чемоданчик пробирки, образцы, папку с отчётами и на перекладных добрался до Дитяток. Вернулся в город. Надеялся, что вот теперь я схвачу за горло всех причастных.
И тут пришёл мой персональный приговор. Приказ о прекращении дела «за отсутствием состава преступления». Я возмущался, написал рапорт, а тут и подоспело, как горячие пирожки, моё собственное дело о «превышении должностных полномочий». Сфабрикованное, грязное. И над всем этим — улыбка начальника, главы ведомства, генерала Кротова. Того самого, чью подпись я случайно увидел на документах, которые не должны попасть в поле зрения рядового следователя.
Стало многое понятно. Вадим не просто звено. Он курьер в системе, которую выстроил Кротов. Систему, где взятки и откаты — это лишь ширма. Настоящий товар — люди. Их органы, их жизни, исчезающие в аномалиях Зоны без следа. И я, со своим расследованием, стал угрозой.
А ведь раньше всё казалось другим. Наши отношения с Виктором Ивановичем Кротовым не были простыми. Они стали историей о разочаровании и предательстве, растянутом на годы.
Генерал Крот (тогда — полковник Виктор Кротов) для меня — молодого капитана Александра Коршунова — настоящая живая легенда. Следователь с железными принципами, прошедший Афганистан, человек, чьё имя заставляло нервничать даже самых высокопоставленных штабных воришек. Для тогдашнего идеалиста Коршунова Крот стал эталоном служения Закону, невзирая на чины и последствия. Я видел в нём Учителя — человека, чьи принципы казались незыблемыми, как скала.
И Крот благоволил, как он говорил, к талантливому и неподкупному капитану. Он приблизил меня к себе, давал самые сложные и важные дела. Называл лучшим скальпелем — острым, стерильным и точным. Он гордился мной, как гордятся оружейным мастерством уникального клинка. Или верным псом, готовым выполнить любой приказ?
Но со временем я начал замечать странности. Некоторые мои расследования, упиравшиеся в очень влиятельных людей, внезапно закрывались «в интересах государственной безопасности». Документы исчезали, свидетели меняли показания. Кротов объяснял это суровой необходимостью, его голос становился холодным, как металл.
— Ты думаешь, правда всегда должна быть на виду, Саша? — говорил он, куря у окна своего кабинета. Сизый дым клубился в воздухе, словно тайны, которые он хранил. — Иногда она, как радиация. В малых дозах — лекарство, в больших — смерть. Наша задача — дозировать.
Дурак, я верил ему. Списывал это на высшую мудрость и сложность игры, в которую сам не был посвящён. Долгое время я видел в Кроте того самого принципиального следователя, просто вынужденного идти на компромиссы у самого подножия власти.
Пропажа коммерсанта Вадима Левченко изначально казалась рядовым делом. Но чем глубже я копал, тем тревожнее становилось. Следы вели в закрытые медицинские лаборатории, на склады Минобороны, а финансовые потоки упирались в счета, контролируемые людьми из ближайшего окружения Крота.
Когда я принёс ему первые находки, генерал не стал отрицать. Он устало откинулся в кресле, его лицо стало серым, как пепел.
— Саша, ты нашёл не дело о пропаже. Ты нашёл кончик клубня, который питает всю нашу систему. Тырнёшь за него — рухнет всё.
— Система, построенная на торговле людьми? На органах? — я не верил своим ушам, мой голос дрогнул. — Это не система, Виктор Иванович. Это преступный синдикат. И вы… вы…
Замолчал под тяжёлым взглядом генерала. Его глаза, когда-то полные огня и справедливости, теперь стали холодными и расчётливыми, как сталь автомата. В них читалось нечто, от чего у меня по спине пробежал ледяной пот.
Крот посмотрел на меня не как на ученика, а как на наивного ребёнка, который перерос свои штанишки. Его глаза, когда-то полные мудрости и справедливости, теперь излучали лишь холодный расчёт.
— Я его хранитель. И тот, кто не даёт этому клубню разрастись и поглотить всё. Я контролирую процесс, минимизирую жертвы, направляю ресурсы туда, где они приносят максимальную пользу государству.
— Какое государство покупает себе жизнь ценой жизней своих же граждан?! — мой голос дрожал от негодования, а в горле пересохло.
— То, которое хочет выжить! — резко оборвал меня Крот. Его голос звучал жёстко, как удар хлыста. — Любой ценой. И ты, Саша, сейчас стал той ценой, которую я не готов платить.
Предательство. Металлический привкус предательства наполнил рот.
Мне всё стало ясно в тот же миг. Учителя, которого я боготворил, не существовало. Его место занял холодный, циничный паук, десятилетиями плетущий свою паутину под прикрытием погон и риторики о «высших интересах». Мой идеализм стал для Крота лишь удобным прикрытием.
А через несколько часов на меня уже завели дело о взятках и превышении полномочий. Доказательства, конечно же, липовые, но безупречные с формальной точки зрения. Работала та самая система, которую я так ревностно и яростно защищал.
Наш последний разговор состоялся по телефону. Уже зная, что за мной выехала группа задержания, я набрал номер Крота.
— Почему? — прозвучал единственный вопрос.
Голос в трубке спокоен и почти отечески жалостливый:
— Ты выбрал правду, Саша. А я выбрал реальность. Реальность всегда побеждает. Прощай.
Щелчок.
В тот день майор Александр Коршунов умер. А из пепла его принципов и разбитых иллюзий родился Коршун — охотник, чья единственная цель — раздавить голову змее, которая когда-то научила его ползать.
Переехал к своей невесте Маргарите. Пришлось отправиться в пригород Киева, где она жила в старой «хрущёвке» на четвёртом этаже. Никого не посвящал в наши отношения и план на будущее, поэтому был уверен — не найдут.
Маргарита отговаривала от опрометчивых шагов.
— Брось ты это, Саш. Разве не понимаешь, что против системы не пойти. Она раздавит тебя.
— Считаешь, что надо поднять лапки кверху? — мне казалось, что уж Марго должна меня понять. Она и понимала, но боялась. Её руки дрожали, когда она пыталась удержать меня от опрометчивых поступков.
Я же рвался вперёд, писал сначала в различные инстанции, потом, отчаявшись, обратился к знакомому журналисту. Мы с ним говорили долго, я всё ещё надеялся ухватить скользкого спрута за щупальца.
Ехал у окна, разглядывая серые улицы. Думал, что вот живёт человек и ни о чём не догадывается. Устал, помню, почти отчаялся. Выйдя из автобуса, увидел несущуюся мимо пожарную машину. Сердце сжалось. Почувствовало. В горле застыл колючий ком. Я ускорил шаг. Над крышами вился чёрный дым. Предчувствие толкнуло вперёд, и, подбегая к дому Маргариты, я понял, что горит её дом, её квартира.
«Марго на работе? Она же ещё не вернулась?» Надежда хлёстко стегнула по щеке. Я сам себя уговаривал, словно забыв, что Маргарита хотела сегодня прийти пораньше.
Сердце подпрыгнуло и упало. В голове туман и рёв сирены. Запах гари въелся в лёгкие, а я, пошатываясь, опустился на бордюр. Смотрел, как струи воды бьют в окна квартиры. Потом вдруг вскочил, побежал к подъезду. Меня хватали руки, чужие люди пытались остановить, а я кричал её имя.
— Марго! Она там! Она… Вы ещё можете спасти её! — мой голос срывался, а слёзы застилали глаза.
Не спасли.
Шок прошёл, оставив после себя лишь холодную пустоту. Пришло понимание, что мне дали понять жёстко и даже жестоко, отняв самое дорогое. Любимую девушку. Убийцам разницы нет, что Марго совершенно не причём. Это просто рычаг давления, чтобы заткнуть мне рот.
Квартира сгорела дотла. Всё, что было внутри, превратилось в пепел и золу. Констатировали неисправность электропроводки. Но исчезло не всё. Мои враги не смогли задушить желание не просто расправиться с ними по справедливости, но отомстить за смерть Маргариты. Всё, что мне нужно, сохранено на жёстком диске ноутбука, и он был со мной в тот роковой вечер. Холодный пластик его корпуса стала моим единственным утешением.
Зона стала моим единственным выходом. Не чтобы спрятаться. Чтобы нанести удар. Исчезнуть на время из поля зрения Крота и его палачей и методично, по кирпичику, развалить его адскую машину.
Пришлось пробираться в гиблое место неофициально. Через людей того самого Бандераса. Зону контролируют военные, создавшие внутри определённых, как правило, приграничных секторов, собственные группировки.
— Вернулся? — хмуро спросил Бандерас, не поздоровавшись. В его голосе слышалась сталь и усталость.
— Они думают, что Зона скроет их грехи, — тихо сказал я, проверяя обойму своего «Вепря». Холодный металл оружия успокаивал.
— Зона никого не прощает, — парировал Бандерас. — Она либо убивает, либо меняет. Ты кто такой, сталкер? Мститель?
Глянул на него с усмешкой. В глазах мужчины читалась та же усталость от войны с невидимым врагом, что была и во мне.
— Я — Коршун. И здесь для хладнокровного расчёта.
Бандерас кивнул. Наши дорожки вились в одной колее, под тем же ветром и дождём из свинца и крови.
— Добро пожаловать в филиал чистилища, — усмехнулся сталкер, его голос эхом отразился от серых стен.
Дорога до Янтаря стала адом. Аномалии рвали плоть, словно голодные псы, выжиги из обхода пытались снять скальп, но это ещё ничто по сравнению с холодом внутри. Металл оружия казался единственным теплом в этом ледяном мире.
Я шёл по следам системы Крота. Каждый шаг давался с трудом, словно ноги увязали в болоте. Отыскал одного из «заготовителей» — бывшего санитара, который за пачку долларов поставлял «материал» из лагеря новичков. Его руки дрожали, когда он считал деньги, а в глазах читался животный страх.
Продолжение следует...
Понравилась история, ставь пальцы вверх и подписывайся на канал!