Часто высказывается мнение, что Тора, даже если она не является исторической летописью в современном смысле, всё же имеет научную ценность, поскольку отражает «ментальность своей эпохи», подобно другим эпосам — Илиаде или Махабхарате. Однако этот подход сталкивается с глубокими методологическими проблемами:
Сложность и неоднородность текста
Тора не является однородным повествованием, а представляет собой сложное переплетение законов, рассказов, поэзии и символов, созданное с богословской и идентификационной целью. Рассматривать её как «зеркало общества» — значит игнорировать направляющую идеологию текста и принимать точку зрения жреческой элиты, составившей его, за голос всего общества.
Проблема времени
Утверждение, что Тора «отражает ментальность своей эпохи», подразумевает, что мы точно знаем, о какой эпохе идёт речь. На деле же Тора писалась и редактировалась на протяжении веков, и её слои содержат тексты, принадлежащие разным эпохам и идеологиям. Так какой именно «век» имеется в виду — время описываемых событий или время окончательного редактирования?
Современное политическое использование
Идея «отражения ментальности» нередко используется в качестве оправдания современных политических концепций, превращая древний текст из объекта исследования в инструмент современных конфликтов.
Исходя из этого, некоторые исследователи приходят к выводу, что «образ прошлого Израиля, представленный в большинстве в оригинале еврейской книги, — не что иное, как вымышленная история, то есть конструирование прошлого», а сам текст, будучи священным, не является надёжным историческим источником и не обязательно отражает реальность.
Археологические кейсы: между подделкой и предвзятым толкованием
Надпись из Тель-Дана: доказательство, не выдержавшее проверки
При открытии эта надпись стала краеугольным камнем «торанической археологии», поскольку считалась первой внешней записью, упоминающей «дом Давида». Однако строгий научный анализ выявил её слабые места:
· Материальные доказательства:
После непосредственного осмотра надписи в Музее Израиля эпиграфист Фред Краер отметил, что следы зубила проходят от лицевой поверхности к сломанным краям камня, что означает, что надпись была сделана после того, как камень был разбит — то есть является подделкой.
· Лингвистические доказательства:
Джованни Гарбини указал, что состояние камня подозрительно хорошее, а язык надписи содержит слова и конструкции, характерные не для IX века до н.э., а для позднеарамейского периода. Он также заметил подозрительное сходство с надписью Меши, что указывает на возможное заимствование.
Вывод: Надпись не выдержала перекрёстного анализа — физического и лингвистического — и стала ярким примером того, что автор называет «интерпретационной подделкой», то есть попыткой создать археологическое доказательство, соответствующее тораническому нарративу.
Письма из Лахиша: создание места через имя
История поиска местоположения Лахиша показывает сомнительную методологию:
· Переносы раскопок:
Флиндерс Питри начал раскопки в Тель-эль-Хеси (1890), думая, что это Лахиш, но быстро понял ошибку. В 1938 году Лахиш «нашли» в Тель-Дувейре, основываясь на сомнительной лингвистической интерпретации — название соседней арабской деревни Умм эль-Кейс было искажено серией звуковых замен до Лахиша.
· Круговая аргументация:
Археолог Дж. Л. Старки исходил из этой предварительной гипотезы. Когда он нашёл следы пожара, сразу приписал их вавилонянам (587 г. до н.э.), не имея прямых доказательств. При чтении «писем из Лахиша» специалист Гарри Торчинер «достраивал» недостающие буквы, а затем сопоставлял результаты с книгой Иеремии, чтобы подтвердить связь с торанической версией. Позднее У. Ф. Олбрайт добавил в один из текстов слово «Иерусалим», которого не было в оригинале.
Вывод: Эта цепочка предвзятых интерпретаций и произвольных чтений воплощает суть проблемы: превращение религиозного текста в мерило исторической истины и подчинение археологических данных его обслуживанию.
Надпись Меши: неопределённость и споры
Хотя эта надпись хорошо известна, она также вызывает множество сомнений:
· Сохранность текста:
Камень был найден в XIX веке в неблагоприятных условиях, а затем намеренно разбит в ходе конфликта между местными племенами и европейскими экспедициями. Многие части текста утеряны, и современная реконструкция основана на «бумажной копии» — оттиске, с которого и производились все современные чтения. Таким образом, интерпретации основаны не на подлинном артефакте, а на реконструкции, что порождает сомнения в её достоверности.
· Проблема чтения:
Наибольшие споры вызвала строка 31, где якобы упоминается «дом Давида». Однако две буквы между словами утрачены, и «чтение» основано на предположении. Многие учёные отвергают это как археологическое доказательство существования «дома Давида», считая, что религиозно-политическое толкование предшествовало научному анализу.
· Хронологическая и методологическая неопределённость:
В надписи упоминается царство «Дом Омри», однако некоторые исследователи связывают её с периодом Иосафата или Иорама, описанным во Второй книге Царств. Тем не менее хронологическая последовательность остаётся неустановленной, что делает сравнение между надписью и тораническим повествованием скорее предположением, чем доказательством.
· Вопрос подлинности:
Наконец, обсуждается и подлинность самого камня. Некоторые исследователи, особенно представители современной критической школы, полагают, что стела могла подвергаться изменениям или повторной резьбе во время реставрации, либо что она была создана в колониальном контексте, стремившемся «доказать» существование торанических исторических царств в регионе. Этот подход не обязательно отрицает подлинность надписи, но подчёркивает, что археологическое открытие невозможно отделить от идеологических и политических дискурсов, его сопровождающих.
Заключение
Отношения между тораническим повествованием и археологией остаются противоречивыми. Когда Тору сводят к географическо-политическому реестру, она теряет свою литературную и духовную ценность; когда же её навязывают археологии как мерило истины, наука утрачивает достоверность. Истина в том, что прошлое шире текстов и глубже идеологий. Задача исследователя — не подтверждать веру, а разбирать нарративы, превратившие миф в географию и политику в теологию. Только такой подход возвращает науке свободу, а археологии — способность рассказывать свою собственную историю, а не ту, которую ей приписали священные книги.
Ахмед ад-Дабаш, палестинский историк и исследователь.