Степан вернулся от психолога сам не свой. За свои шестьдесят пять лет у психолога он ни разу не был, но тут, нате вам, сподобился, посетил.
Потому что дочка его заставила. Уговорила, уболтала, опять же - с подачи жены Веры. Та дочке намекнула о том, что отец в последнее время сам не свой, постоянно хмурый и мрачный ходит, вот Наташка и нашла быстро какого-то очкарика, который начитался умных книжек по психологии, диплом получил, и решил, что он - знаток жизни.
Сначала этот психолог долго пытался выудить из Степана его биографию. Затем, зачем-то, начал расспрашивать про родителей. Потом принялся туманно говорить про изначально неправильную установку, которая в Степане сформировалась в результате строгого воспитания, и однобокого восприятия действительности.
А потом, вообще, выдал:
- Вы, Степан Григорьевич, разлюбили жизнь потому, что не любите и не цените в этой жизни самого себя.
Степана после этих слов, даже, передёрнуло.
- Конечно, я себя не люблю! - нервно воскликнул он. - Я, что, баба, чтобы себя любить?
- Каждый, человек должен в первую очередь полюбить себя. И неважно кто это, мужчина или женщина, - продолжал стоять на своём психолог. – И я вас научу, как себя полюбить. Сначала, найдите в себе положительные качества, которые нравятся другим, и...
- Да иди ты со своей учёбой!.. - не выдержал Степан, и, не дослушав психолога, ушёл из кабинета, хлопнув при этом дверью.
И сейчас он сидел дома, и думал о том, что жизнь в последнее время полностью потеряла для него смысл.
Ведь раньше-то он жил ради чего? Ради Родины и ради детей. А теперь - что? Родина сказала ему спасибо, и отправила на заслуженную пенсию. А дети выросли, и уже своих детей нарожали. Можно было бы, конечно, Степану своих внуков начать поучать, делиться с ними богатым опытом, воспитывать в том же духе, в каком он был воспитан. Но нет. Внукам жизнь по прежним меркам неинтересна. Им чего-то другого хочется. Глупостей каких-то, и неестественных эмоций. Виртуальных, короче говоря. А реальность сама по себе им не нравится.
Правильно, а кому она понравится, такая реальность, когда кругом процветают не дружба и братство, а конкуренция и бескомпромиссная битва за лидерство? Как говорили латиняне – «хомо хомини люпус», то есть - человек человеку волк.
В общем, люди теперь другими стали, а вместе с ними, и жизнь, естественно, настала другая. И как такую жизнь любить? А себя в этой жизни за что любить? Ведь любить просто так можно только жену, и опять же - Родину. А себя мужик любить может только уважать, и то - за конкретные дела, которые он делает в настоящее время.
Степан все думал и думал, и на душе становилось всё мрачнее и мрачнее.
В это время в квартиру позвонили, и на пороге появился шестнадцатилетний внук Вася.
- Здорово, дедуля! - взмахнул он приветливо рукой, и полез обниматься с бабушкой. - Бабуля, дай чего-нибудь поесть. Я страшно голодный.
Бабушка Вера сразу оживилась, расцвела, запела:
- Пойдём, сокол мой ясный, на кухню. Сейчас я тебя накормлю.
- Да... Сокол ясный… - пробормотал недовольно Степан. - Интересно, а знают наши внуки, что сокол - птица очень серьёзная, и летает всегда высоко?
- Дедуля, у тебя, что, опять настроения нет? - уже из кухни, весело спросил внук.
- Не обращай на дедушку внимания, - торопливо воскликнула бабушка. - Это у него старческое.
- Точно, - опять пробормотал Степан, и тоже пошёл на кухню. – Старческое у меня это... - Он сел за стол напротив внука, и стал задумчиво смотреть на него.
А внук уже готовился уплетать любимый бабушкин борщ.
- Тебе наложить? - спросила у Степана супруга.
- Не надо. Я хочу просто с Васей посидеть. Спросить у него хочу, как он считает, дед у него хороший, или так себе?
- Дедуля, ты чего это? - внук даже растерялся.
- Да, вот, у психолога я сегодня был, старый дурак. И он мне сказал, что у меня на душе у меня тоскливо оттого, что я себя совсем не люблю. Вот я и думаю, а есть ли во мне что-то такое, за что меня можно было бы полюбить? Ну, что ты скажешь Вася про нас, несовременных стариканов? Что я за тип такой, с твоей точки зрения?
- Дай внуку поесть! - тут же строго осадила его Вера. - От твоих странных вопросов он подавиться может!
- Да ладно, бабуля, мне даже интересно, - усмехнулся внук. - По-моему, дедуль, ты у нас классный.
- Классный? - Степан от этого нелюбимого слова даже поморщился. - А по-моему, я - так себе... Ну, работал всю жизнь... Ну, детей нарожал... А ведь были моменты, когда я в этой жизни трусил.
- Чего? - Внук замер. - Какие моменты?
- Да вот, были... Когда-то, давным-давно, ещё в армии, я только из-за боязни зубных врачей, не стал военным вертолетчиком.
- Как это? – Вася даже на время забыл про еду.
- А так. Однажды к нам, в роту к ракетчикам, пришли офицеры из вертолётного полка, и спросили - кто хочет за три месяца стать пилотом вертолета? Военного, естественно. Тогда наши в Афгане выполняли свой долг, и очень нужны были пилоты. Я сразу же записался. А потом узнал, что, оказывается, нужно будет заново проходить медицинскую комиссию. А в то время у меня с зубами была страшная проблема. И поэтому, стоматологов я боялся как огня. Ничего не боялся, а их... Прямо, в обморок падал от звука ихней бормашинки. В общем, только из-за этих врачей струсил я, и отказался от своих планов стать вертолётчиком. Потом, конечно, проклинал себя, но... Было поздно. А ты говоришь - классный я...
- Вот и хорошо, что ты тогда испугался! - тут же воскликнула бабушка Вера. - А то бы давно уж лежал на кладбище, под холмиком со звездой. Не в Афгане, так на северном кавказе тебя бы догнала смерть. Я ведь помню, какие страсти там в девяностых творились. А так - сегодня ты живой, и с нами на кухне сидишь.
- Тьфу ты! - воскликнул Степан. - Вот в вас, у женщин, мозги только об одном думают - лишь бы мужик живым на кухне сидел!
- А как ещё нам думать? - возмутилась Вера.
- А думать нужно так, что мужик в первую очередь - защитник отечества, а уж потом - муж и отец. А я из-за какой-то боязни зубных врачей...
- Дедуль, а я ведь, тоже, того... – вдруг тихонько сказал Вася.
- Чего - того? - замер Степан.
- Зубных врачей я боюсь страшно, вот чего. До ужаса боюсь.
- Так теперь-то чего их бояться? - удивился дед. - Сейчас же они такое обезболивающее делают, что ничего не чувствуешь. Я недавно зуб удалил, знаю. А раньше, помню, вроде, вколют тебе лекарство, а оно почти не действует. А теперь зубных врачей грех бояться.
- А я, всё равно, боюсь... - поморщился внук. - Как увижу кресло стоматолога, так меня сразу всего трясёт. Хоть и знаю, что не больно будет, но ничего с собой поделать не могу.
- Интересно... - Степан уже веселей посмотрел на внука. - Если ты такой же, как я, то кем же ты хочешь быть после школы?
- После школы? - Вася покосился на бабушку. - Я тебе потом скажу.
- Почему это - потом? – сразу сделала обиженное лицо бабушка. - У вас, что, секреты, что ли, от меня?
- Не от тебя... Просто... - Вася пожала плечами. - Я не хочу, чтобы родители раньше времени узнали.
- Что узнали? Ну, говори. Не бойся, я буду молчать как рыба.
- Я хочу лётчиком быть. Военным. Так что, сразу после школы, стану поступать в лëтное. А если не поступлю - пойду в армию, и потом, всё равно, поступлю.
- Да ты что, Вася, с ума сошел?! - ахнула бабушка Вера. - Лётчики, они же сейчас, тоже, по-настоящему воюют!
- Ну и что? Я же мужик.
- Какой ты мужик? Ты... - Бабушка хотела сказать что-то, но увидев глаза внука, осеклась. - Батюшки мои... Неужели ты повзрослел, Васенька?
Внук молча кивнул, потом улыбнулся, подмигнул деду, и начал быстро поглощать пищу.
А бабушка с дедушкой стали смотреть на внука уже совсем другими глазами.
Когда Вася ушёл, Степан вздохнул, и задумчиво сказал:
- Да, мать... Выходит, зря я себя накручиваю... Выходит, жизнь-то не меняется. И сегодняшние дети, они хоть и другие, но те же самые... Точно такие, какие и мы были. И значит, жизнь эту любить пока что-то можно. Но вот себя любить... Если, только, уважать, за то, что нормальный внук у меня есть. Настоящий... Нашенский...
Всем моим дорогим читателям - радости и душевного тепла! Давайте вместе делать этот мир добрее!
Обнимаю. Ваш А. Анисимов