Тот вечер пятницы должен был стать началом идеальных выходных. Я только забрала пятилетнюю Алину из садика. Дочь устало жевала яблоко на заднем сиденье, а я, Марина, пробиралась в пробках, мечтая о диване, чашке чая и тишине. Муж, Игорь, обещал освободиться пораньше и заехать за продуктами, чтобы завтра с утра рвануть на дачу. Нашу дачу. Не шикарную, нет, старый домик в садоводстве, но мы вкладывали в него душу все эти пять лет, что он был нашей крепостью и местом силы.
Я уже представляла, как мы с Игорем завтра утром, пока Алина спит, выйдем на крылечко с кофе, будем слушать птиц и договариваться, что будем сажать в этом году. Мелисса, кабачки, может, рискнуть и с розами поэкспериментировать… Эти мысли были моим личным спасением после тяжелой рабочей недели.
Я заехала во двор, помогла Алине выбраться из машины, и мы, взявшись за руки, побрели к подъезду. В кармане куртки завибрировал телефон. Я достала его, не глядя, решив, что это Игорь уточняет список покупок.
— Алло, дорогой, — сказала я, придерживая дверь плечом для дочери.
В трубке повисла пауза, а потом раздался резкий, властный голос, который вмиг высушил всю мою умиротворенность.
— Мы решили к вам на дачу приехать!
Ни «привет», ни «здравствуй». Даже не «Марина». Просто констатация факта, брошенная с таким тоном, будто мы разговаривали пять минут назад, а не две недели назад на дне рождения свекрови, который закончился тихим скандалом из-за её непрошенных советов по воспитанию Алины.
Я замерла посреди подъезда. Алина потянула меня за руку.
— Мам, идём?
Я не находила слов. В трубке было слышно ровное гудение машины. Они были уже в пути.
— Лидия Петровна… — наконец выдавила я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Вы… сейчас? Но мы… мы ещё даже не там. Планы…
— Какие ещё планы? — перебила меня свекровь. — Планы меняются. Мы уже выехали. Через час будем. Встречайте.
И тут на заднем плане я услышала знакомый девичий смех. Смеялась Оксана, младшая сестра Игоря. Этот смех, высокий и немного язвительный, прозвучал как последний аккорд в этом абсурдном телефонном разговоре.
— Ладно, не болтай попусту. Там разберёмся, — бросила Лидия Петровна и положила трубку.
Я стояла, уставившись в тёмный экран телефона, не в силах пошевелиться. Алина снова дёрнула меня за рукав, и это вернуло меня в реальность.
— Мама, ты чего?
— Ничего, солнышко, всё хорошо, — автоматически ответила я, поднимаясь с ней по лестнице, хотя хорошо не было. Совсем.
Как только мы вошли в квартиру, я тут же набрала Игоря. Он снял трубку почти мгновенно.
— Мариш, я уже в магазине, колбасу взял, как ты любишь…
— Игорь, — голос у меня дрогнул, и он это сразу услышал. — Твоя мама только что позвонила.
— И что она сказала? Опять советы давала? — он попытался шутить, но в его голосе тут же появилась настороженность.
— Нет. Она сказала, что они едут к нам на дачу. Прямо сейчас. Уже в пути. Через час будут там.
На той стороне воцарилась тишина. Я представила, как он стоит у витрины с сырами, с телефоном в руке, и его обычное спокойное лицо искажается гримасой недоумения и… страха? Нет, не страха. Предчувствия.
— Это… шутка? — наконец произнёс он.
— Вовсе нет. Со мной так не шутят. С ней была Оксана. Я слышала, как она смеялась в трубку.
— Но… почему? Зачем? Никакого предупреждения! — Игорь засопел, я знала этот его признак начинающейся паники. — Ладно, сейчас позвоню ей, всё выясню. Не переживай.
Он бросил трубку. Я опустилась на стул на кухне. Алина уже включила мультики в зале. Я смотрела в окно на зажигающиеся в сумерках окна соседних домов, но не видела ничего. Только леденящее ощущение катастрофы. Это было не просто нарушение границ. Это было вторжение. Стремительное, наглое, без объявления войны.
Через пять минут перезвонил Игорь. Голос у него был севший, безжизненный.
— Она не отвечает. Позвонил Оксане — та сказала, чтобы мы не волновались и ехали на дачу, всё обсудим на месте.
— Обсудим что? — у меня перехватило дыхание. — Какие планы можно обсуждать, когда к тебе в дом ломятся без приглашения?
— Я не знаю, Марина! — взорвался он. — Я не знаю, что у неё в голове! Поезжай домой, собери вещи. Я сейчас, заеду за вами. Надо ехать. Надо встретить их. Разобраться.
Разобраться. Это слово повисло в воздухе, такое же тяжёлое и безнадёжное, как и всё происходящее. Я отключилась. На автопилоте начала собирать сумки, думая не об идеальных выходных с кофе на крылечке, а о том, какой кошмар ждёт нас впереди. И главный вопрос, который стучал в висках: зачем? Что им нужно от нас на нашей же даче? Просто так, без причины, такое не делается. Значит, причина есть. И эта неизвестность пугала больше всего.
Дорога на дачу, обычно такая приятная и полная предвкушения, в этот раз показалась дорогой на казнь. Мы ехали в гробовом молчании. Я сидела на пассажирском сиденье, сжав кулаки, и смотрела в темнеющее окно. Алина, уловив наше напряжение, не капризничала, а тихо играла с игрушкой на заднем сиденье.
Игорь молчал, вцепившись в руль. Его пальцы были белыми от напряжения. Он пытался дозвониться матери ещё два раза, но трубку никто не брал.
— Может, передумали? Свернули? — робко предположила я, уже сама не веря в эту сказку.
Игорь лишь мрачно покачал головой.
—Ты же знаешь маму. Если она что-то сказала, она это сделает.
Мы подъехали к калитке нашего участка, и моё сердце упало. За нашим скромным, но аккуратным забором из сетки-рабицы стоял чужой, пыльный внедорожник. Он был припаркован криво, одним колесом на моей любимой клумбе с незабудками, которые я так лелеяла. Цветы были примяты, земля разворочена.
Из машины мы вышли медленно, будто на пороге дома нас ждало нечто ужасное. Я взяла за руку Алину, которая спряталась за мою спину.
Калитка была не заперта. Мы вошли.
Картина, открывшаяся нам, вогнала в ступор. Наш ухоженный участок, над которым мы так трудились, превратился в проходной двор. На стульях из беседки сидела Оксана, щёлкала семечки и бросала шелуху прямо на газон. Её дети, семилетний близнецы Ваня и Витя, с дикими воплями носились по грядкам с только что взошедшей зеленью, вытаптывая молодые побеги моркови и укропа. Муж Оксаны, Сергей, сидя на крыльце, курил, положив ноги на недавно покрашенные перила.
И в центре этого хаоса, словно генерал, осматривающий захваченные территории, стояла Лидия Петровна. Она медленно оборачивалась, окидывая нас с Игорем холодным оценивающим взглядом.
— Наконец-то приехали, — произнесла она, не удостоив нас приветствием. — А мы уж думали, вы ночевать здесь останетесь.
Я не могла вымолвить ни слова. Горло сжал ком. Я видела, как дрожит рука Игоря, когда он опустил сумку на землю.
— Мама, что происходит? — его голос прозвучал хрипло. — Что вы здесь делаете?
— А что, нельзя наведаться к родному сыну? — брови Лидии Петровны поползли вверх в удивлении. — Дети внучку повидать хотят. Да и самим отдохнуть в деревне не помешает.
Она лениво прошлась по участку, её взгляд скользнул по яблоням, по аккуратно подстриженному кусту смородины.
— Ну и заросли тут у вас, конечно, — заключила она, тыкая тростью в сторону моих пионов. — Всё это под корень. Картошку будем сажать. Настоящую, а не эти ваши цветочки.
В этот момент Оксана поднялась с кресла и, не спеша, направилась к дому.
— А диванчик в гостиной неплохой, — сказала она, проходя мимо нас, и бросила в мою сторону оценивающий взгляд. — В нашу новую гостиную отлично впишется.
У меня перехватило дыхание. «В нашу гостиную?» Я посмотрела на Игоря. Он был бледен как полотно.
— Что… что она имеет в виду? — прошептала я.
В это время Сергей, оторвавшись от телефона, лениво спросил:
—А ключ от сарая где? Там у вас, кажется, газонокосилка старая есть. Посмотреть надо.
Они вели себя так, будто это их дом. Их участок. Их вещи. Они не просили, они констатировали. Они уже всё здесь перемерили и прикинули, что куда переставить и что выбросить.
Алина крепче вцепилась в мою руку.
—Мама, я боюсь, — тихо сказала она.
Эти слова будто разбудили меня. Я обняла дочь и, глядя на свекровь, произнесла, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Лидия Петровна, мы не были готовы к гостям. Мы не планировали…
— Вот и отлично, — перебила она меня, подходя к крыльцу. — Мы сами всё планируем. Не беспокойся. Сейчас разложим вещи, ужин приготовим. Вы не против, если мы займём большую спальню? Нам с Оксаной и детьми там будет просторнее.
Она сказала это не как просьбу, а как приказ. И, не дожидаясь ответа, повернулась и зашла в дом. За ней, толкаясь, пронеслись её внуки.
Мы с Игорем остались стоять посреди своего участка, среди растоптанных цветов и разбросанных вещей, словно чужие на своей же земле. Воздух был наполнен чужими голосами, чужим смехом, запахом чужой сигареты. Наша тихая гавань была захвачена. И сомнений не оставалось — это было только начало.
Тишина, длившаяся, наверное, всего минуту, показалась вечностью. Мы с Игорем стояли, не в силах сдвинуться с места, парализованные этой наглой оккупацией. Из открытых окон доносились громкие голоса, топот детских ног по нашему чистому полу и хлопанья дверей.
— Пап, — тихо позвала Алина, пряча лицо в моей куртке. — Они что, будут с нами жить?
Этот простой детский вопрос заставил меня вздрогнуть. Я обняла её крепче.
— Нет, солнышко, не будут, — прошептала я, сама не веря в свои слова.
Игорь наконец пошевелился. Он сделал глубокий вдох, выпрямил плечи, и по его лицу пробежала тень решимости. Он молча направился к дому. Я, держа за руку Алину, пошла за ним.
Внутри царил хаос. На вешалке висели чужие куртки, в прихожей стояли большие спортивные сумки. Из гостиной доносились взрывы смеха из телевизора, где дети смотрели мультфильмы на максимальной громкости.
Мы прошли на кухню. Лидия Петровна хозяйничала у плиты, грея что-то в нашей кастрюле. Оксана сидела за столом и листала мой кулинарный журнал, лениво отрывая уголки у страниц. Сергея не было видно, вероятно, он всё ещё осматривал хозяйственные постройки.
— Мама, нам нужно поговорить, — твёрдо начал Игорь, останавливаясь посреди кухни.
Лидия Петровна не обернулась, помешивая содержимое кастрюли.
— Говори, сынок, я не глухая. Только покороче, ужин стынет.
— Вы не можете вот так просто приехать без предупреждения и занимать наш дом! — голос Игоря дрогнул от сдерживаемых эмоций. — У нас свои планы. Это неуважение!
Оксана фыркнула, не отрываясь от журнала.
— Ой, Игорь, развелся на планы. У мамы планы поважнее будут.
Лидия Петровна наконец повернулась к нам. Её лицо было спокойным, но в глазах горели холодные огоньки.
— А ты не кричи, — сказала она сыну снисходительным тоном. — Мы приехали не в гости. Мы приехали на постоянку.
В воздухе повисла тягостная пауза. Казалось, даже мультики в зале на мгновение стихли.
— Как… на постоянку? — я выдавила из себя, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги.
— А так, — развела руками свекровь. — В городе нам тесно. Квартира у Оксаны малюсенькая, детям не развернуться. А мне одной скучно. А тут воздух, простор. Вот и будем жить. Все вместе.
— Вы с ума сошли? — вырвалось у меня. Я больше не могла молчать. — Это наша дача! Мы её покупали! Мы здесь всё своими руками делали!
Лидия Петровна медленно подошла ко мне. Её взгляд стал тяжёлым, испытующим.
— Покупали? — она сладко улыбнулась. — На какие деньги, милая? Помнишь, сынок, я тебе давала денег на первый взнос? Немаленькую сумму. Так вот, — она перевела взгляд на Игоря, — это был не подарок. Это был заём. А за долги, милые вы мои, надо платить.
Игорь остолбенел. Он смотрел на мать с таким выражением лица, будто видел её впервые.
— Какие долги? Какой заём? Мама, ты сказала, что это помощь!
— Всякая помощь имеет свою цену, — парировала Оксана, откинувшись на спинку стула. — Вы тут пять лет в своё удовольствие жили, а мама в тесной однушке ютилась. Непорядок.
Я чувствовала, как по моим рукам бегут мурашки. Это был не просто скандал. Это была ловушка, которую готовили годами.
В этот момент в кухню вошёл Сергей. Он вытер руки о штаны и бросил на нас беглый взгляд.
— Ну что, ругаетесь уже? — усмехнулся он. — Зря время тратите. Лучше документы поищите на дом. А то ведь он, если покопаться в истории, мог ещё дедушке, папе Лидии Петровны, записываться. Тогда выходит, что он вам и не принадлежит вовсе. Может, вы тут просто жильцы незаконные?
Его слова прозвучали как приговор. Они были произнесены с такой небрежной уверенностью, что не оставалось сомнений — эта мысль была обдумана и озвучена не впервые.
Игорь отступил на шаг. Его решимость куда-то испарилась, сменившись растерянностью и страхом. Он смотрел то на мать, то на сестру, ища в их глазах хоть намёк на шутку, но видел лишь холодную, железную уверенность.
Я обняла себя за плечи, пытаясь согреться, но внутри всё застыло. Это был не просто семейный конфликт. Это была война за дом. И враг был уже в крепости.
Последующие часы слились в одно сплошное пятно унижения и бессильной ярости. Наши «гости» устроились как у себя дома. Они заняли наши спальни, разложили свои вещи, громко смеялись и разговаривали, совершенно не обращая на нас внимания. Мы с Игорем и Алиной оказались заложниками в собственном доме, вытесненными в маленькую комнату, которую мы использовали как кабинет.
Алина, напуганная и подавленная, наконец уснула на раскладном диване, укрытая моим кардиганом. Я сидела рядом, гладила её по волосам и смотрела в окно, за которым уже давно стемнело. В саду горел свет из гостиной, и тени наших непрошеных родственников мелькали за шторами.
Игорь не находил себе места. Он ходил по крошечному пространству комнаты из угла в угол, его шаги были тяжёлыми и бесцельными.
— Не могу поверить, — он раз за разом бормотал себе под нос. — Не могу поверить, что это происходит. Собственная мать…
— Игорь, — тихо позвала я его. — Прекрати. Сядь. Надо думать.
Он остановился, упёршись руками в стол. Его плечи тряслись.
— О чём думать, Марина? Ты слышала, что они сказали? Про долг! Про документы!
— Я слышала. И теперь я хочу услышать от тебя всю правду. Какой долг? Какие деньги? — я старалась говорить спокойно, но внутри всё закипало.
Игорь сгорбился, словно с него сняли всю броню.
— Это было семь лет назад, — начал он глухо, не глядя на меня. — Когда мы только присмотрели этот участок. Денег на полную стоимость не хватало. Я сказал об этом маме… просто поделился, не более того. А она… она сама предложила помочь. Дала наличными. Говорила: «Бери, сынок, на доброе дело. Когда-нибудь вернёшь, если сможешь».
— И ты взял? Без расписки? — у меня похолодело внутри.
— Марина, это была моя мать! — он с силой выдохнул, обернувшись ко мне. В его глазах стояли слёзы злости и отчаяния. — Я думал, она просто помогает! Как можно было подумать, что это… ловушка?
— А ты вернул эти деньги? — спросила я, уже зная ответ.
— Конечно, вернул! — он всплеснул руками. — Через полгода, как только получил премию. Отдал ей всё до копейки. Ты же помнишь, мы тогда даже в отпуск не поехали!
— Но расписку она не дала? Факт возврата не подтвердила?
Игорь молча покачал головой, и в его взгляде читалось осознание всей глубины своей наивности.
— Я просто отдал ей конверт с деньгами. Она взяла, поблагодарила. Какие тут расписки? Я же не с ростовщиком имел дело, а с родной матерью!
Теперь всё вставало на свои места. У нас не было ни одной бумажки, подтверждающей, что мы рассчитались. А у них было «доказательство» — сам факт передачи денег когда-то давно. И они намерены были использовать его по полной.
— А что насчёт документов на дом? — перешла я к следующему страшному пункту. — Там действительно была какая-то путаница с дедом?
Игорь тяжело опустился на стул рядом со мной.
— Был небольшой нюанс, — прошептал он. — Первым владельцем участка был действительно дед. Потом он оформил его на маму, а она, когда мы вышли на сделку, стала оформлять его на нас. Но один документ, какое-то старое свидетельство, оставался у неё. Она говорила, что оно утратило силу. А теперь… теперь, выходит, просто ждала своего часа.
Мы сидели в полной тишине, слушая, как за стеной хохочет Оксана. Этот весёлый, беззаботный смех звучал как насмешка над нашим горем. Они там пили наш чай, ели нашу еду, строили планы по переустройству нашего дома, а мы сидели здесь, в темноте, и пытались понять, как мы оказались в такой безвыходной ситуации.
— Значит, так, — подвела я безрадостный итог. — У нас нет расписки о возврате долга. А у них есть старый документ, который они могут попытаться использовать против нас. Они уверены, что правы. Они приехали нас выживать.
Игорь закрыл лицо руками.
— Прости меня, Марина, — его голос дрожал. — Я так слепо верил… Я подвёл нас.
Я посмотрела на спящую дочь, на сломленного мужа, и ощутила странный, холодный прилив сил. Страх начал медленно превращаться в ярость. Чистую, беспощадную ярость загнанного в угол зверя.
— Хватит извиняться, — сказала я твёрдо. — Теперь не время. Теперь надо думать, как с этим бороться. Они играют грязно. Значит, и мы должны найти свой козырь.
— Какой? — с надеждой посмотрел на меня Игорь.
— Пока не знаю. Но он должен где-то быть. Надо искать. Вспоминать всё. Каждую бумажку, каждое слово.
Я встала и подошла к старому шкафу, где годами хранились все семейные архивы, папки с квитанциями и прочий, казалось бы, ненужный хлам. Теперь этот хлам мог стать нашим единственным оружием. Начиналась настоящая война, и полем боя была наша собственная жизнь.
Ночь была долгой и тревожной. Алина ворочалась и всхлипывала во сне, а мы с Игорем не сомкнули глаз. Сидя на полу возле дивана, мы шепотом перебирали старые папки, вытащенные из шкафа. Пыльные свидетельства о собственности, чеки на покупку стройматериалов, квитанции об оплате налогов — мы искали что угодно, что могло бы стать нашей защитой. Но того, самого главного, доказательства возврата денег, не было.
Под утро мы, изможденные и подавленные, задремали на короткое время. Нас разбудили громкие голоса и топот за дверью.
— Вставайте, рано нежиться! — сквозь дверь прокричала Оксана. — Завтрак на столе!
В её голосе звучала неприкрытая издёвка. Мы с Игорем переглянулись. В его глазах я увидела ту же самую усталую решимость, что была и во мне. Бегство было невозможно. Пришло время встретится лицо к лицу.
Выйдя в коридор, мы увидели, что наш дом неузнаваем. На стенах висели чужие фотографии в безвкусных рамах, в гостиной на полу валялись игрушки племянников, а по всему дому стоял запах дешёвого табака Сергея.
На кухне царило «застолье». Лидия Петровна, Оксана, Сергей и дети ели с нашей посуды, громко разговаривая и смеясь. Для нас мест не было.
— А, проснулись, — бросила на нас взгляд свекровь. — Садитесь, пока каша не остыла. Там на плите.
Мы молча встали у плиты, словно прислуга. Я налила себе и Игорю по чашке чая. Руки дрожали.
— Мама, — тихо начал Игорь, — это не может больше продолжаться. Вы должны уехать. Сегодня же.
Лидия Петровна медленно положила ложку, отодвинула тарелку и обвела всех присутствующих торжествующим взглядом.
— Ну что ж, раз уж все в сборе, объявлю своё решение, — её голос прозвучал громко и чётко, словно она зачитывала указ. — Игорь, Марина, вы возвращаетесь в город. Вы нам тут не нужны.
В кухне наступила мертвая тишина. Даже дети замолчали, почувствовав напряжённость.
— Как… не нужны? — прошептал Игорь, не веря своим ушам.
— А так, — подхватила Оксана, сладко улыбаясь. — Мы сами справимся. Места тут на всех не хватит. А вам в городе лучше — работа, садик у ребёнка.
Я почувствовала, как по спине пробежали ледяные мурашки. Это было уже не просто хамство. Это был план по нашему изгнанию.
— Это мой дом, — выдохнула я, и голос мой прозвучал хрипло и неестественно громко. Все взгляды устремились на меня. — Вы не можете нас просто так выгнать.
— Твой? — Лидия Петровна подняла брови с преувеличенным удивлением. — Это мы ещё посмотрим. А пока что здесь будет жить моя дочь со своей семьёй. Ей с детьми тяжело, а вы молодые, сильные. Ещё наработаетесь. На новую квартиру, например.
Она говорила это с такой спокойной уверенностью, словно обсуждала погоду. В её словах не было ни капли сомнения. Она уже мысленно переписала наш дом на Оксану.
— Вы с ума все посходили! — голос Игоря сорвался на крик. Он сделал шаг вперёд, его скулы побелели. — Это наш дом! Мы его покупали! Мы за него платили! Вы не имеете права!
— Права мы свои ещё докажем, — спокойно парировал Сергей, доедая бутерброд. — Через суд, если надо. А пока советую собрать вещички и не усугублять. А то ведь можно и с пустыми руками остаться.
Я смотрела на их самодовольные лица, на спокойную улыбку Оксаны, на твёрдый взгляд свекрови, и во мне что-то надломилось. Всё, что я могла делать, это сжимать кулаки, чтобы не разрыдаться от бессилия и ярости. Слёзы подступали к горлу, горячие и горькие.
— Это мой дом… — повторила я шёпотом, но теперь это звучало как мольба, а не как утверждение.
Оксана фыркнула.
— Ну вот, опять за своё. Да не расстраивайся ты так. Тебе же в городе лучше.
Лидия Петровна встала из-за стола, подошла ко мне вплотную. Её глаза, холодные и безжалостные, буравили меня насквозь.
— Решение принято. Обсуждению не подлежит. Вещи соберёте и уедете. Сегодня. Понятно?
Я не ответила. Я не могла вымолвить ни слова. Я просто стояла, чувствуя, как по моим щекам катятся предательские слёзы. Они видели моё унижение, и в их глазах читалось удовлетворение.
Игорь пытался что-то сказать, что-то возразить, но его голос тонул в гуле их безразличных разговоров, которые они тут же возобновили, как только свекровь закончила свой ультиматум. Мы снова стали для них невидимками. Призраками в собственном доме, которым просто указали на дверь.
Взяв за руку онемевшего Игоря, я вышла из кухни. Мы побрели обратно в нашу маленькую комнату, где всё ещё спала Алина. За нами притворилась дверь, отсекая мир, который больше нам не принадлежал.
Дверь в нашу маленькую комнату закрылась, отсекая оглушающие звуки чужого быта. Я прислонилась лбом к прохладной поверхности двери, пытаясь заглушить гул в ушах и сдержать подступающие рыдания. За спиной я слышала тяжелое, прерывистое дыхание Игоря.
— Всё… Всё кончено, — прошептал он с надрывом. — Они вышвырнули нас, как старую мебель.
Я обернулась. Он стоял посреди комнаты, опустошенный, с пустым взглядом, устремленным в одну точку. Алина на диване тихо постанывала во сне, её детское личико было искажено тревогой. Видеть её такой было невыносимо больнее, чем слышать все оскорбления свекрови.
И в этот миг отчаяния, глядя на свою дочь, я почувствовала не ярость, а холодную, стальную решимость. Нет. Я не позволю им отобрать у неё этот дом. Я не позволю им сделать нас бездомными. Не позволю своему ребёнку расти с чувством, что его выгнали из собственного гнезда.
— Нет, — сказала я тихо, но так, что Игорь вздрогнул и поднял на меня взгляд. — Ничего не кончено. Они сказали, что будут доказывать свои права через суд. Значит, и мы будем бороться. Но для этого нужно оружие.
— Какое оружие? — с горькой усмешкой спросил он. — У нас ничего нет.
— Значит, надо искать лучше! — я резко подошла к заваленному папками шкафу. — Мы искали доказательства возврата денег. А надо искать их слабое место. Вспомни, Игорь! Твой дед, он же был человеком основательным, педантичным. Он всё записывал. Ты сам рассказывал!
Игорь смотрел на меня, словно не понимая.
— Его амбарные книги… старые тетради… Где они? Ты же говорил, что мама всё сюда перевезла, когда разбирала их старый дом после его смерти.
Эта мысль, словно искра, пронзила туман отчаяния. Игорь медленно кивнул.
— Да… Вроде бы… где-то на антресолях, в самой дальней коробке…
Мы принялись за работу с новой энергией, отчаянной и сосредоточенной. Сняли с верхней полки несколько пыльных картонных коробок, доверху набитых старыми бумагами. Мы вывалили их содержимое на пол, создав хаотичный архив. Здесь были старые письма, открытки, школьные тетради Оксаны, какие-то технические паспорта на давно сломанную технику.
Пыль стояла столбом, щекотала в носу. Мы с Игорем, сидя на коленях друг напротив друга, молча перебирали кипы бумаг, листок за листком. Минуты растягивались в часы. Надежда снова начала угасать, уступая место усталости.
И вот мои пальцы наткнулись на толстую, в коленкоровом переплете, потрепанную тетрадь в клеточку. На обложке корявым, но твердым почерком было выведено: «Учет. 1998-2005».
— Игорь, смотри, — прошептала я.
Мы раскрыли её. Страницы были исписаны тем же почерком. Скрупулезно, до копейки, дед записывал все доходы и расходы своего небольшого хозяйства: «Продажа картофеля — 500 руб.», «Купил краски для забора — 150 руб.». Мы листали страницу за страницей, и сердце бешено колотилось в груди.
И тогда, почти в самом конце тетради, среди записей за 2005 год, мой взгляд упал на аккуратно обведенную рамку запись. Она была выведена с особой тщательностью.
«Пятнадцатого мая 2005 года. Выдал дочери своей, Лидии Ивановой, сумму в размере 350 000 (триста пятьдесят тысяч) рублей на приобретение ею квартиры в городе. Свидетель при передаче — сосед Петров Н.С. Прошу считать указанную сумму полной и окончательной выплатой её наследственной доли. Претензий к моему дальнейшему имуществу, включая земельный участок и домовладение, дочь Лидия не имеет.»
Ниже стояли две подписи: размашистая, уверенная — деда, и другая, более мелкая, которую я узнала, — подпись Лидии Петровны.
Я не могла дышать. Я перечитала эти строки еще раз, потом еще, не веря своим глазам.
— Игорь… — мой голос был тихим, хриплым шепотом. Я протянула ему тетрадь, тыча пальцем в ту самую запись. — Смотри…
Он взял тетрадь, его глаза пробежали по строчкам. Сначала с непониманием, потом с изумлением, и, наконец, с таким облегчением, что всё его тело обмякло. Он поднял на меня взгляд, полный слёз.
— Она… она уже получила своё наследство, — прошептал он, вдавливая слова. — И сама это подтвердила. Своей подписью.
Мы сидели на полу, среди разбросанных бумаг, и смотрели друг на друга. Всё ещё не смея поверить в эту находку. Эта простая, исписанная клетчатая тетрадь была тяжелее любого слитка золота. Она была нашим щитом и нашим мечом. Она была правдой, которую так тщательно пытались скрыть.
Игорь осторожно, как драгоценную реликвию, взял мою руку.
— Они играли с нами, не показывая все карты, — сказал он, и в его голосе впервые за двое суток зазвучала не растерянность, а твердость. — А теперь карты легли на стол. И все козыри — у нас.
Мы сидели на полу еще несколько минут, не в силах разомкнуть объятий. Тетрадь лежала между нами, как священный артефакт. Теперь нельзя было действовать сгоряча. Наш следующий шаг должен был быть безошибочным.
— Нам нужен специалист, — тихо сказала я, осторожно перелистывая хрупкие страницы. — Нужно понять, насколько это действительно серьезно.
Игорь кивнул, его взгляд стал собранным и ясным.
—У меня есть однокурсник, Андрей. Он как раз занимается имущественными спорами. Я позвоню.
Он вышел в коридор, чтобы поговорить без лишних ушей. Я осталась с Алиной, которая наконец проснулась. Пришлось успокаивать её тихими словами, обещать, что скоро всё наладится. Глядя в её испуганные глаза, я понимала, что отступать некуда.
Игорь вернулся через пятнадцать минут. На его лице играла улыбка, которой я не видела с того злополучного звонка.
—Андрей сказал, что это бомба. Эта расписка, особенно вместе с нашими чеками на все коммунальные платежи и улучшения за последние пять лет, — железное доказательство. Она подтверждает, что мама уже получила свою долю и добровольно отказалась от прав на остальное имущество. Их угрозы — пустой звук.
Мы переглянулись. Пришло время.
— Значит, идём на решающий разговор, — я встала, отряхивая с колен пыль прошлого. — Но мы не будем кричать. Мы дадим им высказаться. Пусть почувствуют себя уверенно.
Мы вышли из комнаты, ведя за руку Алину. В гостиной царил разгром. Сергей смотрел телевизор, развалившись на нашем диване. Оксана красила ногти, распространяя едкий запах лака. Лидия Петровна что-то вязала, восседая в кресле у окна.
— А, изгнанники выползли, — усмехнулся Сергей, не отрывая взгляда от экрана.
— Нам нужно обсудить ваше предложение, — твёрдо начал Игорь. Он подошёл к центру комнаты, и его поза, прямая и уверенная, заставила даже Оксану отложить лак.
Лидия Петровна медленно подняла на него глаза.
—Какое ещё обсуждение? Решение принято.
— Решение о том, чтобы мы добровольно отдали вам наш дом? — вступила я. — Обоснуйте, пожалуйста, ещё раз. На каком основании?
Оксана фыркнула.
—Опять за своё! Мама уже всё объяснила. Долг есть долг. И документы на дом не совсем чистые.
— То есть, вы утверждаете, что имеете право на эту дачу, потому что когда-то дали нам денег, которые мы уже вернули, и потому что у вас есть какая-то старая бумажка от деда? — я специально говорила медленно, подводя их к краю.
— Именно так! — Лидия Петровна отложила вязание, её голос зазвенел. — Я мать! Я имею право на долю! А вы неблагодарные, забыли, кто вам помог встать на ноги!
— Я всё помню, мама, — тихо сказал Игорь. Он вынул из-за пазухи амбарную книгу. — Помню и про деньги на квартиру. Ты получила их. Ровно триста пятьдесят тысяч. Пятнадцатого мая две тысячи пятого года.
Эффект был ошеломляющим. Лидия Петровна резко встала, её лицо побелело, как мел. Глаза вышли из орбит, уставившись на знакомую тетрадь. Оксана замерла с кисточкой лака в воздухе. Сергей выключил телевизор пультом.
— Что… что ты несешь? — прошипела свекровь.
— Я несу правду, — Игорь раскрыл тетрадь на закладке и протянул её ей. — Вот она, твоя подпись. Подтверждающая, что ты получила своё наследство и не имеешь претензий к имуществу отца. К этому дому. К этому участку.
Оксана рванулась с места, пытаясь выхватить тетрадь.
—Это подделка! Какая-то мазня!
— Не трогай! — мой голос прозвучал как удар хлыста. Я шагнула вперёд. — Это подлинник. Почерк деда и её подпись легко проверит почерковедческая экспертиза. Хотите подать в суд? Пожалуйста. Мы с нетерпением ждём этого. Мы предъявим эту расписку, все наши чеки за пять лет и заявим о попытке мошенничества с вашей стороны.
Лидия Петровна молчала, не в силах оторвать взгляд от своей собственной подписи, поставленной много лет назад. Всё её величие, вся её уверенность испарились, оставив лишь испуганную, постаревшую женщину.
— Ты… ты подвёл мать? — её голос дрожал. — Собственную мать?
— Нет, мама, — Игорь смотрел на неё без тени сомнения. — Это ты попыталась обманом отобрать дом у собственного сына и внучки. Ты сама всё для этого подготовила. Мы просто нашли правду.
Сергей первым сориентировался в ситуации. Он тяжело поднялся с дивана.
—Ладно, семейные разборки. Мы в этом не участвуем. Дети, собирайте вещи!
Его слова стали сигналом к полному развалу их планов. Оксана засуетилась, сметая свои баночки в сумку. Лидия Петровна всё ещё стояла, как громом поражённая, глядя на тетрадь в руках сына, которая в одно мгновение разрушила все её расчёты.
Она проиграла. И она это понимала.
Наступила тишина. Та самая, желанная тишина, которую они уничтожили своим вторжением. Но теперь она была наполнена не миром, а грохотом рушащихся планов и шипением змеиной злобы.
Лидия Петровна неподвижно стояла, уставившись в ту самую страницу. Казалось, она пыталась сжечь её взглядом, стереть с бумаги свои собственные чернила. Вся её напускная властность, всё величие испарились, оставив лишь жалкую, сморщенную старуху, пойманную на собственной лжи.
— Ты… ты сохранил это? — её голос был беззвучным шёпотом, полным невероятной обиды.
— Это спасло нас от тебя, мама, — холодно ответил Игорь. Он больше не оправдывался, не искал виноватых. Он просто констатировал факт.
В этот момент Оксана, опомнившись от шока, с визгом бросилась к Игорю, пытаясь вырвать тетрадь.
— Дай сюда! Это наше! Это мамино!
Я была начеку. Я шагнула между ними, и моя рука перехватила её запястье. Я сжала его не сильно, но достаточно, чтобы она остановилась.
— Не трогай, — сказала я тихо, глядя ей прямо в глаза. — Это наше доказательство. И если вы не уедете в течение часа, его копии вместе с заявлением о попытке мошенничества будут не только у нашего адвоката, но и в полиции. Вы хотели суда? Вы его получите. Со всеми вытекающими.
Сергей, прагматичный и трусливый, всё уже понял. Игра была проиграна. Он грубо схватил Оксану за плечо и оттащил её.
— Хватит! — рявкнул он. — Всё ясно. Собираем вещи и уезжаем. Быстро!
Он был первым, кто бросился упаковывать свои пожитки, сметая их в сумки с таким видом, будто в доме начался пожар. Его паника оказалась заразительной. Оксана, бормоча ругательства и плача от злости, начала хватать разбросанные по дому детские вещи.
Лидия Петровна всё ещё не двигалась. Она смотрела на Игоря, и в её глазах плелась паутина старой ненависти и нового, жгучего стыда.
— Я… я твоя мать… — это была её последняя, жалкая попытка надавить.
— Была, — тихо ответил Игорь. В этом слове прозвучал такой окончательный приговор, что она вздрогнула и, наконец, отвернулась.
Они метались по дому, как тараканы, застигнутые внезапным светом. Собирали свои вещи, срывали с вешалок куртки, хватали недоеденные продукты с нашего стола. Мы с Игорем и Алиной стояли в дверях гостиной и молча наблюдали за этим позорным бегством. Мы не помогали и не мешали. Мы просто были свидетелями их краха.
Через сорок пять минут их машина, багажник которой был набит до отказа, стояла у калитки. Сергей завёл мотор. Оксана, не глядя на нас, втолкнула детей на заднее сиденье.
Лидия Петровна шла последней. Она медленно вышла из дома, неся свою дорогую сумку. Она прошла мимо нас, глядя прямо перед собой, высоко подняв голову, но каждый видел, что это жалкая бутафория.
На пороге она остановилась и обернулась. Её взгляд скользнул по мне, по Игорю, по притихшей Алине, которая крепко держалась за мою руку.
— Я вас проклинаю, — прошипела она. — Не будет вам ни счастья, ни покоя.
Я сделала шаг вперёд. Всё напряжение, весь страх и вся боль этих двух дней вылились в одну-единственную, кристально ясную фразу. Я сказала её спокойно, без злобы, но так, чтобы каждое слово врезалось в память навсегда.
— И запомните, это мой дом. Сюда вам дороги нет. Никогда.
Она не нашлась что ответить. Рывком повернулась и, пошатываясь, направилась к машине. Дверца захлопнулась. Внедорожник дёрнулся с места, резко развернулся, снова задев колесом мою клумбу, и с ревом умчался в сторону города, оставляя за собой облако пыли.
Мы стояли у калитки и смотрели вслед исчезающим огням. Воздух был наполнен запахом бензина и пыли, но для нас он пах свободой.
Игорь тяжело вздохнул и положил руку мне на плечо. Его пальцы дрожали.
— Прощай, мама, — прошептал он в пустоту, и в этих словах было столько боли, облегчения и окончательности, что слёзы наконец вырвались наружу. Он плакал тихо, беззвучно, а я прижалась к его плечу, и мы стояли так, пока последний звук мотора не растворился в вечерней тишине.