Как муха на мед, как шмель на сочный одуванчик, устремляюсь я к книжке, стоит только прочесть на корешке: «Тургенев И.С.»; не иначе, как старческая чувствительность одолела на склоне лет.
Длинных романов он, гений томных наслаждений, впрочем, и не сочинял, не испытывал в том нужды. Волновали и по-настоящему трогали его темы личные, камерные… Нравы, типы, характеры людские; любовь, конечно. Любовь – обязательно. Еще пейзажи. И простые русские лесостепные, прямо его родные, орловско-мценские, спасско-лутовиновские, неяркие, скромные, но трогательные, созвучные русскому сердцу; и картинные заграничные, яро живописные, с горами, водопадами, променадами, с каким-нибудь курящимся вулканом на заднике.
К вопросам политическим и социальным, волнующим «передовую общественность», отношение у него было служебное: требуется по сюжету подпустить политики, он подпустит, и подпустит зло, сочно, со знанием вопроса; не потребуется – и Бог с нею, с этой политикой, не очень-то ему и хотелось.
Любовь же в длинных историях не нуждается. Это стало нам известно еще когда мы к любви и близко не подошли в силу возраста, а просто прочитали втайне от родителей хорошее античное произведение «Дафнис и Хлоя». Довольно-таки компактное. И в числе прочих заключений и выводов сделали еще и вот какой: если история любви не умещается в сто пятьдесят, много двести, страниц, то это уже не любовь, а сериал.
Предвижу возражения фанатов Толстого Л. Н. по поводу сериала и заранее отвечаю: то произведение, о котором вы сейчас подумали, есть панорама и энциклопедия русской жизни, в которой история любви, и даже не одной, имеет место, и значительное, но там есть и многое другое; раздумья героев о смысле собственного существования, их свадьбы-женитьбы, войны, сражения, геройские поступки простых русских людей, и рядом – дуэли, пирушки и рискованные забавы золотой гвардейской молодежи, богоискательство без краев, вплоть до масонства, крестьянские волнения по поводу воли, опрометчиво обещанной Наполеоном русскому народу, «непротивление злу насилием» (вспомните Платона Каратаева), или, например, … (тут можете сами вставить что-нибудь, если вспомните).
Никакая из перечисленных тем не вызывала у Ивана Сергеевича ни малейшего интереса, поэтому и размахнуться на роман страниц этак в девятьсот у него не было ни вдохновения, ни желания.
Открывается роман, как и положено порядочному сочинению, первой главой, которая полностью посвящена изощренному издевательству над нашим родным российским и достаточно разночинным бомондом (какового смешения никак не могло случится в нашем строго слоистом обществе на родине, например, в чиновном Петербурге), проникшим разными способами в модный немецкий курорт Баден-Баден; так сказать, «на воды». Издевательству более или менее остроумному, ибо оценить его в полной мере мы не в состоянии: кто такие граф X, барон Z, князь T, господин Р.Р., щеголеватый помещик из Тамбова, графиня Ш., княгиня Babette, княгиня Anette, княгиня Pachette, княжна Зизи и княжна Зозо, о которых точит свою сатиру автор с надеждой на читательский успех, подобно тому, как злой чечен точит свой кинжал о гранитные скалы Кавказа с надеждой на добычу, мы, в отличие от его современников, не знаем.
Но все равно смешно. И при этом как-то неловко: мы-то сейчас совсем другие, не правда ли? Или все же что-то есть в нас от этих забавных персонажей? Не спешите говорить «нет», дочитайте роман или хотя бы мою «критику» до конца.
Есть в глубине романа еще несколько подобных эпизодов.
Например, пикник с дамами, туалеты коих отличались изысканным щегольством, устроенный компанией молодых и не очень, но одинаково перспективных, статских генералов, наших соотечественников, «превосходно вымытых, выбритых, продушенных насквозь каким-то истинно дворянским и гвардейским запахом, смесью отличнейшего сигарного дыма и удивительнейшего пачули», на лоне роскошной гористой и по-немецки аккуратной природы, украшенной источником пресной воды. При виде случайно затесавшегося в их стройные приятно-однообразные ряды постороннего штатского, между прочим, нашего главного героя, военные дамы «сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на лице»; генералы, глядя на дам, насупились.
Или, в высшей степени светского тона, несмотря на курортный расслабон, прием у четы Ратмировых, или «раут» по выражению очень русской тетушки Капитолины Марковны Шестовой, слегка потерявшей голову от обилия на курорте знаменитостей, иностранной выделки и доморощенных, здесь и там идущих, сидящих на скамейках, молчащих или разговаривающих, играющих в рулетку, дымящих сигарами, катающихся верхом или в колясках, и т.д. и т.п., то есть предающихся ровно тем же простым занятиям, коим предаются по обыкновению и самые незначительные из нашей братии.
Что-то, кажется, и еще было из подобного; и везде желчный автор находит поводы позабавиться над этой светской суетой, и над нашими слабостями, до этой суеты относящимися.
Надо сказать, автор не ограничился в своих язвительных комментариях лишь частью, так сказать, аристократической: как истый гражданин и объективный исследователь общественной и частной жизни, коснулся он и другого ломтика нашего «социума», который и по сей день принято называть прогрессивной общественностью, вынужденного, то ли в силу преследований со стороны царских сатрапов, то ли просто по причине собственного воодушевления, скрываться на заграничном курорте. И оттуда уже критиковать наши домостроевские порядки.
Между строк. Надо сказать, что эта традиция, сложившаяся во оны времена, и по сей день имеет место среди сливок нашего народонаселения.
Продолжение следует.