Илья очнулся на мягкой перине. Долго не понимал, где находится — воздух стоял сладковатый, пахло воском, сандалом и чем-то вроде вина. Мысли путались, тело казалось чужим. Последнее, что он помнил, — как кожа плавилась под огнём и как языки пламени жгли его, превращая всё вокруг в белый гул боли.
— Господи… я ведь просто инженер, заводчанин… — пробормотал он, глядя в потолок, затянутый дорогим, чуть пожелтевшим шёлком.
Потолок — резной, по углам венцы золочёные, в стенах — панели из красного дерева. Тяжёлые шторы с кистями приглушали дневной свет, а где-то за окном ворковали голуби. На полу, у изножья кровати, лежали комнатные туфли с вышивкой и серебряная пряжка. Всё вокруг выглядело не просто богато — старинно, как музейный зал, где время застыло.
Он сел, ощутил под руками тонкое бельё, расшитое монограммой, и усмехнулся:
— Значит, очередное перемещение… Опять новое тело. Господи, когда же это закончится? — он говорил вслух, словно проверяя, слышит ли кто-нибудь. — Хочу обратно. В нормальное, своё время.
Но сразу понял — «своего времени» не существует. Да, где-то в Самаре, на заводе «Прогресс», может, и сейчас гудят станки, и ребята из его смены так же встают в шесть утра, курят у проходной, матерятся из-за премий. Год…
Там всё идёт своим чередом: многоквартирные дома, автобусы, шум улиц.
Но — разве то время более настоящее, чем все, куда его уже бросало? Что делает одно время реальным, а другое — нет?
Он провёл рукой по лицу и ощутил гладкую кожу — но пальцы задели что-то странное. Поднялся, босиком дошёл до зеркала в золочёной раме и чуть не рассмеялся.
— Ну надо же… — сказал он. — Парик.
Из отражения на него смотрел мужчина лет тридцати пяти, с живыми глазами и правильными чертами. На голове — белый парик, слегка взъерошенный; видно, ночной, для сна. На плечах — лёгкая шёлковая рубашка, на шее кружевной ворот. Щёки чисто выбриты, подбородок аккуратный.
— Мда… теперь, похоже, семнадцатый век, — сказал он вслух и криво усмехнулся. — Вот только где именно и кто я теперь?..
Он оглянулся по сторонам: на комоде лежали перья, песочница, раскрытая книга латинской грамматики. На стуле — сюртук, расшитый золотом, рядом — трость с набалдашником.
— Дворянин, значит, — произнёс Илья. — Ну что ж, господин инженер, добро пожаловать в новую реальность.
****************************
Двери с грохотом распахнулись, и в комнату вошла женщина. Она была в шали, волосы распались на плечи, часть выбилась из сложенной причёски. На ней — длинное платье из тёмно-синего шелка, чуть помятое, с кружевным лифом и тяжёлой юбкой; ворот распахнут, так что виден тонкий крестик и ключицы. Щёки пылали, глаза блестели — испуг и злость перемешались в них, и дыхание рвалось сбивчиво.
— Государь мой, — выдохнула она, едва остановившись, — вы, должно быть, и не ведаете, что творится! Моему роду грозит погибель, всей крови нашей, по милости собственной!
Она говорила быстро, порывисто, забывая о том, что Илья полугол, сидит на кровати в ночной рубашке.
— В уездном городке Ключино, — продолжала она, — губернатор уже собрал суд, и вся наша семья названа изменниками, предавшими вас, милостивый! Их поведут нынче на площадь! Гонец прибыл на рассвете: сам губернатор просит вас явиться и благословить казнь, либо дозволить ему исполнить приговор без вас.
Илья поднялся, с трудом натянул халат, огляделся, будто искал, куда деться от всего этого.
— Осадите коней, — сказал он неуверенно, — осадите, прошу… Я… вина вчера пил, — он кивнул на бутылку на столе. — Настой какой-то заморский, с травами. Странное зелье, жуткое. С тех пор всё путается, мысли мешаются, порой имя своё не помню.
Он усмехнулся криво и добавил:
— Так что, сударыня, если не затруднит, начните с простого. Кто я? Что за семьи? Кто вы… и где мы, собственно?
Повисла неловкая тишина. Женщина стояла неподвижно, как будто не верила своим ушам. Потом лицо её чуть смягчилось, и голос стал осторожным:
— Вы — князь Алексей Львович Уваров, господин мой, владелец этих земель и ещё двух волостей по правую сторону от Волги. Я — Варвара Дмитриевна, племянница вашего покойного соратника, графа Мезенцева. Вы обещали покровительство нашему дому.
Она сделала шаг ближе, глядя в глаза Илье.
— Мы в поместье Уваровском, близ Ключина. До города — полдня верхом. А теперь, государь… скажите, прикажете ли ехать на казнь? Губернатор ждёт вашего слова.
*****************
Площадь была широка, щедро залита пылью и помётом лошадей, с одной стороны её замыкал деревянный собор, с другой — ряд торговых лавок. Посреди — эшафот: низкая тёплая от солнца площадка из обтёсанных бревен, с несколькими ступенями и простым бруском для отсечения головы; рядом — стол, на котором лежали железные кандалы и верёвки, и столб для привязки. Краем площадки стояли цепи солдат, колья, факельные ящики. Людей было много — крестьяне, купцы, пара богато одетых дворян и куча городской мелочи, которая пришла посмотреть, как решается чужая судьба.
Илья спустился с коня в сопровождении охраны — у него оказалось больше стражников, чем он ожидал; рядом — Варвара, бледная от волнения, и доктор из усадьбы, который держал сумку с лекарствами. На площадке уже лежали тела: сложенные в груды трупы, туго переплетённые верёвками, одежда местами стерта, лица побелевшие. В воздухе висла тягостная смесь крови, копоти и пота.
— Господи, что это?.. — вырвалось у Ильи. — Неужто уже казнили?
Варвара наклонилась над одним из тел, врач присел рядом и взялся за пульс, ощупал горло, пальцами пробежал телам. Потом тихо выдохнул:
— Слава богу, среди павших нет никого из рода госпожи, — произнёс он; голос его был сух.
В ту же минуту к ним подбежал стражник с площади, лицо его было бледным от напряжения:
— Ваше сиятельство! — закашлялся он. — Тут готовили на вас покушение; видимо, знали, что вы прибудете на казнь. Но мы заметили странное поведение и усмирили их в последний момент.
Илья и Варвара снова подошли к грудам тел. Варвара осматривала на глазах у всех содержимое камранов, врач что-то записывал в блокнот, а один из слуг нашел под обгоревшей рубахой трупа бумажку. Илья наклонился и, держа лист на вытянутой руке, прочитал вслух, вдумываясьв каждое слово:
«Как только князь будет вами повержен, бегите из города воспользовавшись суматохой.С деньгами за эту работу разберемся позже Н. А. Мезенцев»
На площади заволновались голоса; в этот момент из толпы вышел мужчина в дорогом камзоле — цветная парча, меховые манжеты, шляпа с пером. Он поднял руку, уродливо улыбнувшись, и крикнул:
— Вот! Видите? Ещё одно подтверждение — Мезенцевы! Не зря наш дед губернатор их приговорил!
Шум поднялся: кто-то закричал «правильно!», кто-то начал призывать казнь без промедления. Илья с досадой повернулся к Варваре:
— Что это за безумец? — прошипел он.
Она наклонилась и прошептала у его уха, голосом скользким от усталости и гнева:
— Это не наш человек, это дом Корчевских — барон Сергей Корчевский. Они давним враждуют с нами; Корчевские — торгово-дворянская ветвь, сытые и злобные. Их купцы зарабатывают на беспорядках, им выгодно, чтобы соседские роды ослабели. Не думайте, что я клевещу — просто слушать таких стоит в пол-уха: они бы одними из первых хотели свести счёты с Мезенцевыми и присвоить их барыши.
Илья посмотрел на человека в перьях, потом на Варвару, и понял: площадь сейчас — не место правды, а сцена для чьих-то интриг. Губернатор, поправляя расшитый камзол, расхаживал у эшафота и оглядывал народ, как дирижёр оркестр. Люди смотрели; кто-то выкрикивал обидняки, кто-то по страху своему же опустил глаза.
— Значит, — пробормотал Илья, — у нас и суд, и шантаж, и попытка покушения в одном флаконе. Надо разобраться спокойно, но...
Варвара кивнула, губы её побелели:
— Губернатор требует ответа. Он хочет, чтобы вы или дали слово, что предатели будут осуждены вами, или позволили ему действовать. Но если в городе уже готовили покушение — тогда и вам опасно оставаться.
По площади прокатился новый гул — сплетни, догадки, свист. Эшафот стоял, как немой свидетель, и в этом шуме рваная нить интриг тянулась к каждому окну и к каждому закоулку уездного Ключина.
**********************
Илья вышел на эшафот и, обернувшись ко всему сборищу, поднял руку так, чтобы его было видно с любого края площади. Голос у него был ровный, без театральных интонаций — тот голос, который годами говоришь в цеху, когда объясняешь людям, что и как делать.
— Дорогие господа и люди, — начал он, — знайте: не в первый раз я оказываюсь не там, где хотел бы быть, и принимаю решения, которых не желал. Я бы предпочёл не вмешиваться в пышность сего действа и не устраивать показательных расправ.
Он коротко окинул взглядом губернатора, гостей и толпу. — Но кое-что известно мне стопроцентно. В нашем времени… — он сделал паузу, чтобы все поняли, что говорит серьёзно, — в нашем времени человек не может быть обвинён и казнён просто так, по прихоти или слухам.
Губернатор, пухлый в расшитом камзоле, бросил на него тёмный взгляд и поспешил перебить:
— Ваша светлость, — сказал он вычурно, — и я не посмел бы бездоказательно посягать на уважаемый род. Но у меня есть неопровержимые доказательства: эти люди, недавно поставленные на должности по вашей милости, пренебрегали обязанностями, подводили безопасность града и, возможно, ставили под угрозу вашу жизнь.
Илья слушал, не моргая. Он не хотел устраивать ссору словесную, но и терпеть явную логику «виноват по факту» не собирался.
— Дражайший, господин губернатор, — сказал он спокойно. — Я за свои слова отвечаю. Но поймите простую вещь: вот эта записка, найденная при покойниках…
Он достал лист и показал всем. — Кто оставит своё имя у адреса для убийц? Это глупо. Псевдоним — ещё куда ни шло, но прямо так — с подписью инициалами? Нет: либо это кто-то подставляет семью Мезенцевых, либо тот, кто оставил записку, сам не умен. И то, и другое требует расследования, а не поспешной казни.
Губернатор поправил камзол, лицо у него стало серьёзным, но в голосе всё ещё слышался вызов:
— Вы правы, ваше сиятельство. Вы вполне вольны лишить меня жизни одним приказом. Но важнее не наказание любого встречного, а найти истинных виновных и дать городу покой.
Илья кивнул. Решение родилось просто, как инженерное решение на чертеже:
— Хорошо. Все останутся на площади. Отправьте за подкреплением, оцепите выходы. Никому — ни в дом, ни с площади — не выходить. Я хочу поговорить с представителями всех домов, чьи имена могут быть причастны к случившемуся. Пусть придут сюда: старейшины, староста, купцы, те, кто держит склады, и те, кто мнил себя знатными.
Варвара подошла и, притулившись к уху, прошептала:
— Ваше сиятельство, дозволите ли устроить временную резиденцию в одном из близких домов? Так будет удобнее: не придется носиться по площади, к вам смогут прийти те, кого вы вызовете, и разговор пройдёт чинно.
Илья задумался на секунду, посмотрел на губернатора, затем на толпу, на эшафот с его рублеными ступенями и на груды тел вблизи. Решение показалось ему логичным и спокойным — то, чем он обычно руководился.
— Пусть будет так, — сказала она наконец вместо него. — Разместимся у дома Корчевских — он у самой церкви и достаточно велик для приёма. Охраняйте подъезды, выставьте караул, и пусть никто не покидает город до окончания разбирательства.
Губернатор кивнул, изобразив улыбку, но в его глазах промелькнула тревога: теперь придётся действовать по правилам, а не по желанию. Люди вокруг шептались, обменивались взглядом; кто-то недоверчиво смотрел на Илью, кто-то — на Варвару. На площади запахло пылью, кровью и горечью разочарования — и в этом запахе зародилось ощущение, что расследование только начинается.
*****************
Дом, в котором они разместились, принадлежал старому купеческому роду. Каменное здание с красной черепицей и резными наличниками по окнам — богато, но без излишней роскоши. Внутри пахло воском, старым деревом и дорогим табаком. На стенах — картины с охотничьими сценами, парчовые портьеры, ковры. В углу стоял глобус, потемневший от времени.
Илью усадили в большое кресло с красной обивкой и позолоченными подлокотниками — явно не для скромных людей. Он снял наконец парик и потер лоб, чувствуя, как стекает пот. Варвара сидела чуть в стороне, за ней — два стражника и писарь, готовый заносить каждое слово. В окна било солнце, делая воздух густым и ленивым.
Первой пришла чета Корчевских. Муж — барон Сергей Артемьевич — сухощав, с острым лицом, в камзоле цвета вороньего крыла; глаза колючие, говорящий взгляд снизу вверх, словно всё время примеряет, где больнее укусить. Жена его, Агриппина Павловна, плотная, надушенная до рези в носу, с лицом, полным важности и неприязни. Они вошли не кланяясь — скорее, как в дом равного, чем господина.
Илья, видя их манеру, жестом указал на стулья:
— Садитесь. Мы не на исповеди.
— Исповедь, ваша светлость, как раз не повредит, — с усмешкой сказал Корчевский. — Слухи ведь нынче разносятся быстрее ветра.
— Вот потому вы здесь, — ответил Илья спокойно. — Чтобы перестать шептаться, а говорить прямо. Что вы знаете о письме, найденном при покойниках? И, наконец, что вам известно о семье Мезенцевых?
Корчевский откинулся на спинку, сцепил пальцы и с ленивой наглостью произнёс:
— Знать могу многое, но кто поручится, что завтра вы не объявите меня заодно с ними? У вас, князь, нравы… необычные. Не по нашему двору. Может, я сам бы и написал то письмо, — он усмехнулся, — ведь вы видите: я и сейчас говорю с вами резко, без реверансов. И хотя вы вольны велеть меня казнить, я вас не боюсь.
Жена кивнула, громко вздохнув:
— Всё, что происходит, позор и смута. Люди шепчутся — мол, князь сам из иных земель, без рода и имени.
— Может быть, кто-то и шепчется, — сказал Илья ровно. — Но я ищу не слухи, а истину.
Корчевский повёл плечом:
— Тогда ищите и среди своих. Даже губернатор мог бы быть замешан. Ведь это его сын первым «обнаружил измену» и принес все эти бумаги. С чего бы такая прыть, если не из желания прославиться или избавиться от соперников?
Илья махнул рукой:
— Довольно. Вы свободны.
Корчевские поднялись, не поклонившись, и вышли, шурша платьем и каблуками. В комнате стало легче дышать.
— Зовите губернатора, — сказал Илья. — И сына его тоже.
Вошёл губернатор — пузатый, потный, с лицом, блестящим от жары. За ним — сын, лет двадцати пяти, худощавый, с аккуратными усиками и бледным, почти нервным лицом. За обоими — два лакея и офицер свиты.
— Ваше сиятельство, — произнёс губернатор с учтивым поклоном, — мы готовы разъяснить всё, что нужно.
Илья кивнул сыну:
— Говорите вы. Как узнали об измене?
Молодой человек выступил вперёд, держа руки за спиной:
— Я проверял бумаги о поставках — хлеб, железо, оружие. Среди них оказались подложные счета на обоз с зерном, прибывший из уезда. Пшено оказалось испорченным, а бумаги — подделаны. След привёл к одному из кузенов госпожи Варвары. Когда стали разбираться, всплыло другое: в городе распространяются слухи, будто бы князь — самозванец, а истинный князь, троюродный брат его, скрывается в таёжных лесах, якшаясь с разбойниками.
Он сделал паузу, глядя на Илью, потом добавил твёрже:
— Это, ваша светлость, настоящая хула. Но кто пустил эти слухи — мы пока не узнали. Есть лишь догадки, что за всем стоит некий «союз родов», действующий против вас. Возможно, и покушение — их рук дело.
В комнате повисла тишина. Варвара побледнела, Илья смотрел на сына губернатора с интересом, не как на чиновника — как на человека, который случайно сказал правду.
— Союз родов, говорите? — тихо произнёс Илья. — Ну что ж. Тогда сегодня вечером мы узнаем, кто в этом союзе главный.
Он поднялся из кресла. Красная обивка тихо скрипнула, когда он отошёл к окну. С площади доносились крики, звон колокола и шум толпы. День начинал сгущаться в тревожный вечер.
****************
Илья резко повернулся на каблуках, шагнул к креслу и громко, почти язвительно заговорил :
— Скажите мне на милость, дружки мои сердечные, чего это вы так трясётесь? — он медленно обошёл стол и остановился лицом к губернатору и его сыну. — Нет, я понимаю: дело щепетильное. Вы, видимо, и не ожидали, что я приеду сам и начну вопросы задавать. Казнили бы людей — и всё. Но — нет. Я вижу: вы что-то недоговариваете.
Губернатор покосился на сына, стал лепетать что-то в защиту, голос у него дрожал:
— Ваша светлость… сын мой впервые в таких делах… он… он просто…
— Хватит, — перебил Илья коротко и посмотрел на Варвару. — Что ты думаешь?
Варвара подошла, взяла за руку сына губернатора. Парень побледнел ещё больше; руки у него задрожали, губы шевельнулись. Он не выдержал и прямо, на глазах у всех, сорвался:
— Господа, — голос сорвался на тонком месте, — прошу вас… Я не могу больше лгать. Отец… хватит лжи. Слишком далеко зашло. Ошибка была моя. Этот обоз прошёл по моей вине — я разрешил. Я устал, не досыпаю, не вникаю — я напутал документы.
Губернатор зашатался, лицо его посерело:
— Сынок! — зашипел он, пытаясь взять власть словом обратно. — Ты говоришь ерунду. Ты назвал Мезенцевых — ведь это они!
Но сын закричал теперь уже не от страха, а от паники:
— Я испугался! Когда узнал, что люди отравились, я стал метаться, пытался замести следы. И тут подошёл человек — незнакомец, предложил подставить Мезенцевых: мол раздуете этот скандал, а мы поможем с документами. Я испугался, согласился… Я не хотел смерти для людей! — Он стал задыхаться, глаза выпучились, лоб покрыли капли пота.
В зале повисло молчание, тяжёлое, как свинец. Губернатор побледнел ещё сильней, впился взглядом в сына, потом обратился к Илье:
— Государь… не велите казнить — он молод, он заблуждался… я не знал… я не ведал…
Варвара низко склонилась к Илье и шепнула:
— Бог с ним, с сынком губернаторским — молодой, глуп, но сам по себе он пешка. Нам нужно понять, кто зачинщик этой смуты. Кто дал незнакомцу деньги, кто командовал теми, кто оставил записку. Это не простая пакость — тут сеть и чей-то план.
Илья молча кивнул, сдержанно, без театра:
— Хорошо. Вы свободны — пока что. И ты, мальчик, уходи, пока я не решил иначе. Но помни: слово твоё сейчас — вес золота и вес ножа в спину господина. Вскоре я оглашу решение.
Он взглянул на окно, где к вечеру тянулся дым от площади и слышался приглушённый гул. Потом, почти по-деловому:
— А ещё у нас на сегодня приём. Пусть все, чьи имена всплывали — придут. Я хочу услышать их всех по одному. Никто не уходит из города до выяснения. И пусть будут люди, что могут подтвердить поставки, бумаги и кто общался с незнакомцем.
Губернатор пытался что-то возразить, затем смиренно кивнул; Варвара облегчённо выдохнула, а сын опустил голову и нехотя вышел из зала. В дверях слышались шаги лакеев, шорохи — дом жил дальше, но в воздухе жгло и крепло ощущение: расследование приобрело форму. Илья вернулся к креслу, снял с ладони остатки пыли с подоконника и вновь оглядел комнату, как инженер, который теперь вынужден чертить схему не на бумаге, а из людей и их слов в своем уме.
***************
Подвал дома Корчевских оказался больше похож на тюремный застенок, чем на хозяйственное помещение. Каменные стены отсырели, воздух был тяжёлый, с запахом железа, свечного копоти и сырого дерева. Под ногами скрипели доски настила, где-то в углу капала вода, в ржавой решётке крошился металл.
Илья шёл впереди, факел в руке, за ним Варвара и двое стражников. Начальник караула — угрюмый, с лицом, похожим на битый камень, — шагал чуть сбоку, изредка кашлял, словно оправдываясь перед мертвой тишиной.
— Здесь, ваше сиятельство, — произнёс он, открывая тяжёлую дверь с коваными петлями. — Все из рода госпожи Варвары. Мы держим их по вашему распоряжению подальше от людей.
Внутри, на скамьях и прямо на полу, сидели несколько человек. Старики, женщины, подросток в сером камзоле — лица усталые, бледные, но без отчаяния. У дальней стены, на грубой перине, молодая девушка держала на руках двоих младенцев; глаза — усталые, но горящие, волосы выбились из-под платка.
Начальник стражи развязал свёрток с бумагами и, вытянув шею, стал глухо читать:
— Мезенцова Анна, Мезенцов Павел, вдова Татьяна, девица Софья… обвиняются в пособничестве изменникам, сокрытии документов и участии в подлоге поставочных бумаг. — Голос его звенел, словно он сам не верил в каждое слово.
Когда он закончил, Варвара тихо фыркнула, не выдержав:
— Небось сам не понимает, что читает. Научили, и бубнит.
Илья молча кивнул, потом обратился к заключённым:
— Скажите по правде: есть ли среди вас хоть один, кто касался того дела с обозом? Кто мог знать о письме, или общаться с чужими людьми, что распространяют слухи обо мне?
Первым ответил старик, сухой, с чёткой речью:
— Нет, государь. Мы за род не краснеем. Кто нас хотел погубить — тот придумал.
— Хорошо, — сказал Илья, глядя на молодую женщину с детьми. — А ты девушка? Что скажешь?
Она подняла глаза, крепко прижала к себе младенца и тихо ответила:
— Я не знаю ничего о бумагах. Но прошу вас, ваша светлость… мой жених, граф Андрей Поливанов, должен был прийти сюда в тот вечер, когда всех схватили. Я ждала его, но он так и не явился. Никто не знает, где он.
— Поливанов, — повторила Варвара, будто пробуя имя на вкус. — Из дома Поливановых? Из Твери они родом, кажется?
— Да, государь, — ответила девушка смотря на Илью. — Они держат земли под Вышним Волочком. Мы были помолвлены месяц назад. Он человек добрый… верный. Я боюсь, с ним что-то случилось. Он некоторое время назад встречался с одним из Корчевских, говорил что дело касается вашей светлости, безопасности и слухов…
Илья перевёл взгляд на Варвару.
— Знаешь его?
— По имени слышала, — ответила она. — Дом Поливановых род старый, но мелкий. Торгуют мехами, имели связи в губернской канцелярии. Мог попасть под подозрение — слишком часто бывал в уезде.
Илья опустил факел, пламя качнулось, отбросив красный отсвет на стены.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Пусть Поливанова найдут. Жив — приведите. Мёртв — покажите тело. А этих... — он оглядел заключённых, — пока оставить здесь, но с охраной без жестокости. Еда, вода, свет — как людям, не как скоту.
Начальник стражи кивнул, но в глазах мелькнула тень сомнения.
Илья обернулся и уже на выходе бросил коротко, почти устало:
— Варвара, если Поливанов связан с этим делом — значит, нитка не порвалась. Теперь главное — найти, этого молодца холодца...
********************
Утро выдало свинцовое, низкое. Поливанова нашли в старой церкви у площади: он сидел у скамьи рядом со щитом для свечей — те самые доски, куда ставят свечи за дарение и за упокой. Свечи дергались, то и дело шкварчали, их огарки бросали тусклый свет по осыпавшейся лепнине.
Илья, уставший от бессонницы и от всего этого верчения, поучаствовал в поисках больше от скуки, чем от рвения — тесная одежда жала, парик постоянно слетал, под ним голову напекало до одурения. В общем, ему было ужасно неприятно и суетно.
Поливанов оказался мёртв. Начальник стражи коснулся его плеча — и тело распласталось на скамье. Труп вынесли на свет, вынесли на улицу и стали осматривать при людях. Варвара, глядя на воротник, тихо отметила: на нём пятна — винного оттенка. Она прошептала, что такое вино подают при доме Корчевских, это их особый, заграничный сорт: выращивается он далеко, в тёплых краях, и перепутать его ни с чем нельзя.
Нашлась и служанка, которая робко сказала, что видела, как Поливанов угощался вином и разговаривал с человеком, чей образ и лица она не запомнила — стоял в тени, неразличим.
К обеду Илья окончательно устал от передряг и расследований и попросил есть. Накрыли прямо в зале с камином и креслом, где он прежде принимал семьи. За столом они обсуждали случившееся. Варвара предложила план: «Государь, — молвила она, — я этих прихвостней знаю давно. Вы объявите решение, а потом невзначай пробежитесь по домам и пристанищам всех семей. Я буду смотреть: если в чьей-то реакции заметно лукавство, скорее всего, именно там главный зачинщик смут. Уже ясно, что это чьи-то козни — у всех рыльцо в пуху, вопрос только — кто главный».
Илья поел и согласился с её планом. Он же, между делом, заметил, что удивлён: почему Варвара не задаёт прямых вопросов, почему её не смущает, что он ведёт себя иначе, чем прежний князь — она должна была заметить, что в нём кто-то другой.
Варвара глубоко вздохнула и ответила спокойно: «Да, я заметила и поняла. Но я человек набожный; понимаю, что пути господни неисповедимы. Думаю, что общаюсь сейчас с человеком добрым и благим. Я верю — по воле небес вы здесь нужны нашему дому. Потому и не задаю лишних вопросов». Она посмотрела в его глаза и чуть пустила слезу: «Я уверена — вы ангел, вошедший в тело моего достопочтимого государя. Такой доброты от него раньше не сыскать было. Так что если так угодно небесам — я рада и дальше быть с вами».
Илья ответил: «Если хотите, я расскажу, кто я. Но боюсь, вы мало меня поймёте. В прошлой жизни меня за правду сожгли заживо. Приятного мало, милая Варвара…»
Варвара подошла, положила руки ему на плечи и нежно поцеловала в щеку. «Не важно, кто вы, — сказала она, — важно, что мы по-прежнему вместе и вместе вершим дела во славу княжеского рода. А то, что люди не оценят вашей новой правды — лучше держать её при себе».
*****************
Площадь дышала людом. Воздух был густ, пах потом, горячим железом и свежей стружкой — палач проверял лезвие топора, скреб ножом по бревну плахи, будто точил не металл, а свое терпение. Над эшафотом трепетали красные флаги, внизу гудела толпа. Дети на плечах у взрослых, старики, женщины с лицами, перемазанными золой и потом.
Когда из-за рядов стражи показался Илья, шум стал тише. Он шёл прямо, в сопровождении варвары и нескольких вооружённых слуг. Парик его сбился, но он не поправил — лишь окинул взглядом площадь, остановился на ступенях и поднял руку. Толпа смолкла окончательно.
— Люди, — начал он негромко, но голос разошёлся, будто сам воздух подхватил слова, — сегодня день суда. Не божьего — человеческого. Вы все знаете, за что собрались: измена, покушение, кровь. Кто-то хочет, чтобы мы глотали ложь, как воду, не думая. Но я не для того живу в этом мире, чтобы жрать грязные слухи и молчать.
Он перевёл взгляд на первый ряд.
— Дом Мезенцовых.
Те чуть привстали. Муж с женой, бледные, в дорогих одеждах, глаза бегают.
— С вас начнём. Много лет вы торговали оружием, брали пошлину втридорога, а теперь, когда дело дошло до войны, жалуетесь, что на складах пусто. Это ли не предательство?
Мезенцов вскрикнул, что ложь, но Илья поднял руку.
— Тише. Вы не одни.
Он повернулся к Корчевским.
— А вы… ваше вино пьёт вся округа, даже на похоронах вашим виноградом запивают скорбь. И вот теперь — кровь на нём. Парня Поливанова нашли с вашим вином на вороте. Совпадение? Или случайность, которой удобно прикрыть убийство?
Жена Корчевского вздрогнула, глаза её метнулись к мужу, но тот остался стоять камнем. Варвара, стоявшая чуть сзади, тихо шепнула:
— Они точно не чисты. Смотри, как губы дрожат.
Илья двинулся дальше, взглядом обводя губернатора.
— А вы, почтенный, так рвались всех судить, что едва не вздёрнули невиновных. Где же ваше благоразумие, коли судите прежде, чем разберётесь?
Толпа гудела, как ульи. Илья поднял руку.
— Всё это, господа, я называю одним словом — трусость. Когда один врёт ради выгоды, другой ради страха, третий — потому что привык. И каждый готов отдать соседа на виселицу, лишь бы не глянули в его сторону.
Он шагнул вперёд, ближе к краю. Голос стал тише, но в нём зазвучала сталь.
— Но я не назову виновных. Пусть они сами покажут себя.
Молчание длилось секунды. Потом — треск шагов по доскам. Жена Корчевского, вся в белом, пошла к нему. На лице — слёзы, губы дрожат. Она подняла руки.
— Государь… позвольте слово.
Стража хотела остановить, но Илья кивнул:
— Пусть идёт.
Она поднялась по ступеням. Варвара нахмурилась — взглядом следила, пальцы нервно сжались. Женщина приблизилась к Илье, почти вплотную, и в тот миг, когда наклонилась, блеснул металл. Нож вылетел из рукава. Но стражники успели: удар сбоку, глухой звук, нож отлетел, звякнув о доски. Женщина вскрикнула, закричала высоким, рвущим голосом:
— Да! Да, я! Я хотела его смерти! Я! — слёзы катились по лицу. — Всё это я! Я послала убийц! Я подкупила Поливанова! Пусть всё сгорит, но я не позволю ему править нами!
Толпа загудела, женщины крестились, кто-то крикнул: «Ведьма!»
Варвара выпрямилась, холодно глядя сверху вниз.
— Отпустить моих родных, — произнесла она твёрдо. — Немедленно.
Стража переглянулась и подчинилась без слова.
Илья стоял неподвижно. Лицо бледное, глаза чуть прищурены.
— Что ж, — сказал он, — суд завершён. Вопрос один — казнить ли только её, или всех, кто знал.
Он повернулся к толпе, хотел добавить, но в этот миг — хлопок, короткий, хриплый, и удар в грудь. В воздухе запахло гарью и серой. Илья пошатнулся. На лестнице стоял Корчевский, лицо белое, руки дрожат, из пистоля тонко дымится ствол.
Толпа взвыла. Варвара закричала, бросилась к Илье, а стража уже валила Корчевского на землю. Илья держался за грудь, по пальцам течёт кровь, густая, как смола.
— Вот и всё... — выдохнул он, глядя на Варвару. — Пора... опять... дальше...
— Нет! — Варвара прижала его голову к груди. — Я не дам тебе уйти! Слышишь? Не дам!
Но глаза Ильи уже стекленели. Он улыбнулся ей напоследок, почти по-детски, и всё вокруг погасло.
Тьма.
Пламя костра, крики толпы, чёрные силуэты на виселицах — Корчевские, один за другим, падают, и верёвки натягиваются. Потом — тишина. И вдруг смех.
Перед ним — Корнишев, в той же одежде, что и прежде, с усмешкой, будто из другой жизни.
— Ну что, инженер, думал, закончится все так скоро? — сказал он, глядя в упор. — Это только начало. Самое страшное не смерть, а то, что идёт за ней. Ты не понял? Тебе ещё предстоит встретиться с ними... с теми, из-за кого я уже пятьдесят раз сам себя убивал.
— Сон, — сказал Илья, глухо, не узнавая свой голос. — Просто сон...
— Нет, — Корнишев усмехнулся. — Просто — следующая реальность.
Илья хотел закричать, но звук провалился в темноту.
Всё вокруг стало тихим, как перед новым рождением.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ <<<< ЖМИ СЮДА
ВТОРАЯ ЧАСТЬ <<<< ЖМИ СЮДА
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. <<<< ЖМИ СЮДА
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ <<< ЖМИ СЮДА
ЭТО ПЯТАЯ ЧАСТЬ
ШЕСТАЯ ЧАСТЬ <<< ЖМИ СЮДА
ХОТИТЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ, Напишите Комментарий! А лучше два, или поделитесь с другом этим рассказом!