Она почувствовала, как ледяная рука из тьмы вцепилась в неё и потащила обратно! Сердце выпрыгивало от ужаса, мысли путались: «Я же одна... Кто это? Что это?»
Марина с детства знала: погреб — это портал в иной мир. Мир, где обитают все монстры из бабушкиных страшилок, призраки ушедших предков и, возможно, парочка забытых бомжей, которые уже давно превратились в троллей. В её голове прочно засела аксиома: погреба находятся на одном уровне с загробным миром, и любое посещение этого царства тьмы — это русская рулетка с невидимым, но очень противным миром.
Но сегодня деваться было некуда. Картошка для драников ждала. А муж на работе. Война войной, а обед по расписанию.
Лампочка, разумеется, перегорела. Символично, словно сама судьба подмигивала ей из темноты: «Ну что, смелая, заходи, поболтаем».
— Фу-у-у, — выдохнула Марина, приставляя к люку шаткую деревянную лестницу. — Ничего страшного. Я взрослая, адекватная женщина. Призраков не существует. Бомжи предпочитают теплотрассы.
Спуск занял века. Каждая ступенька предательски скрипела, словно предупреждая подземных обитателей: «Идёт! Свежая!». Внизу пахло землёй, старой картошкой и… страхом. Именно так, по мнению Марины, и должен пахнуть потусторонний мир.
Она быстро, почти с маниакальной скоростью, стала накидывать картофелины в ведро. Руки дрожали. Спину ломило от напряжения. Каждую секунду ей казалось, что вот-вот на плечо лягут ледяные пальцы, или из-за бочки с солёными огурцами послышится шёпот.
— Хватит, хватит, сбегаем! — прошептала она сама себе и рванула к лестнице.
Несколько ступенек она преодолела с грацией и скоростью горной лани, спасающейся от пумы. Ещё чуть-чуть — и свобода! Свет! Мир живых!
И тут случилось. Нечто холодное, цепкое и неумолимо сильное ухватило её сзади, за куртку, и резко потащило назад, в адскую тьму.
У Марины перехватило дыхание. Сердце вжалось в рёбра, готовое выпрыгнуть и укатиться в угол погреба, подальше от этой неведомой хрени.
— А нука, отпусти! — вскрикнула она, стараясь вложить в голос все остатки храбрости, которых, увы, не осталось. Голос дрогнул и выдал её с потрохами. Предательские волоски на теле встали дыбом, образуя по всему телу ажурную каску ужаса.
Мысли пронеслись в голове, как искры от костра:
«Я тут одна… Муж на работе… Соседи далеко… Кто это?! Бабай? Домовой, обидевшийся на несвежий борщ?»
«Нельзя показывать, что я боюсь! Все знают, что призраки питаются страхом!»
«Ой, как же хочется завизжать! Просто сесть и завизжать, как паровоз!»
Но где-то там, под грудой паники, зашевелилась крупица здравого смысла. Собрав всю свою волю, всю отвагу, накопленную за годы борьбы с пауками в сарае, Марина медленно, словно в замедленной съёмке, опустила руку назад. Её пальцы, дрожа, поползли по куртке вниз, нащупывая источник захвата.
Они наткнулись на что-то твёрдое. Металлическое. Цепкое. Она потрогала это… и рассмеялась. Смех вырвался нервно, истерично и очень громко.
Это была вилка. Обычная садовая вилка, которой она пару часов назад рыхлила грядки с луком и на радостях сунула в карман куртки. Один из её зубцов мертвой хваткой вцепился в деревянную ступеньку лестницы, когда она рванула наверх. Вот этот «призрак» и тащил её в преисподнюю.
— А ведь чуть не двинулась от страха! — сквозь смех выдохнула Марина, наконец отцепив коварный инструмент.
Она выскочила из погреба на свет, как торпеда, и захлопнула люк с таким чувством, будто только что запечатала вход в иное измерение. Солнце пригревало, птички пели. А в кармане безобидно лежала вилка, даже не подозревавшая, что всего за минуту до этого была главным злодеем в маленьком личном хорроре.
С тех пор Марина перед спуском в погреб проводит строгий обыск своих карманов. На всякий случай. Вдруг там ещё какая-нибудь нечисть притаилась.