Найти в Дзене

Про навязчивые мысли, детские травмы и контроль

Я знала одну немногословную женщину, внутри которой жила навязчивая мысль о том, что онадолжна контролировать все, что говорит, чтобы не быть осмеянной, отвергнутой или нелепой. Эта мысль была отголоском старой детской травмы, нанесенной ее непредсказуемым и эмоционально жестоким отцом. Любой промах, любая неосторожная фраза девочки вызывала в нем вспышки гнева и беспощадный поток критики. И в те давние годы психика маленькой девочки не смогла интегрировать три вещи: Если на нашем теле появляется рана, то когда она заживает, порой остается шрам. Вот и с психикой все то же самое. Глубокие душевные раны оставляют на нашем «Я» шрамы в виде интегрированных воспоминаний, которые становятся часть нас, и уже не болят. Мы можем на них смотреть, помнить события, при которых они появились, но они уже не вызывают ярких эмоций. Разве что иногда ноют «на погоду». Но все дело в том, что в результате травмы (физической или душевной) отщепляется ( или как бы ампутируется) частичка нашего «Я». Невыноси

Я знала одну немногословную женщину, внутри которой жила навязчивая мысль о том, что онадолжна контролировать все, что говорит, чтобы не быть осмеянной, отвергнутой или нелепой. Эта мысль была отголоском старой детской травмы, нанесенной ее непредсказуемым и эмоционально жестоким отцом. Любой промах, любая неосторожная фраза девочки вызывала в нем вспышки гнева и беспощадный поток критики. И в те давние годы психика маленькой девочки не смогла интегрировать три вещи:

  1. Ощущение собственной спонтанности и права на ошибку.
  2. Гнев и боль, направленные на отца
  3. Реальность того, что мир не рухнет от ее несовершенства.

Если на нашем теле появляется рана, то когда она заживает, порой остается шрам. Вот и с психикой все то же самое. Глубокие душевные раны оставляют на нашем «Я» шрамы в виде интегрированных воспоминаний, которые становятся часть нас, и уже не болят. Мы можем на них смотреть, помнить события, при которых они появились, но они уже не вызывают ярких эмоций. Разве что иногда ноют «на погоду».

Но все дело в том, что в результате травмы (физической или душевной) отщепляется ( или как бы ампутируется) частичка нашего «Я». Невыносимый травматичный опыт, который не может быть «переварен» психикой в момент его возникновения, отщепляется, вытесняется (ампутируется) из сознания. Но так же, как и при физической ампутации, могут появится фантомные боли - ты чувствуешь, что что-то на месте, чего больше нет. Вот фантомные боли — это и есть те самые навязчивые мысли, сны и поведенческие отыгрывания. Они не являются воспоминанием о событии, они являются ощущением отсутствия. Травма отнимает у нас что-то, и наша психика не может смириться с этой потерей. Она постоянно посылает сигналы в эту «ампутированную» область, надеясь, что она вернётся. Травма – это «ампутация» части опыта, части переживаний, которые не смогли быть интегрированы, осмыслены и «переработаны» нашей психикой.

И теперь, будучи взрослой, девочка постоянно носила невидимую, но тяжелую «фантомную кольчугу» из контроля. Перед каждым совещанием, перед каждым свиданием, навязчивая мысль активировалась, заставляя ее в голове прокручивать все возможные сценарии разговоров, репетируя интонации и обдумывая последствия. Эта кольчуга должна была ее защитить, но на самом деле она вызывала хроническую тревогу — постоянный «фантомный зуд» на месте, где должна была быть спонтанность, легкость и свобода.

С позиции психоанализа, навязчивые мысли в контексте травмы, – это бессознательные попытки психики залечить свою «ампутацию». Это «фантомная боль», которая возникает в том месте, где был отщеплен, вытеснен или непережит травматический опыт. И важно не просто устранить «боль» ( избавиться от мысли), а найти и интегрировать то, что было «ампутировано» (травматический опыт), дать ему имя и место в истории своего «Я». Вот так…

Ольга Караванова

Клинический психолог