«Джин не спасает от снобизма, он им умело управляет».
Сегодня я застал Трезвого Ивана Васильевича в его кабинете, погружённом в задумчивый полумрак, столь похожем на декорацию к пьесе о чахотке. Воздух был тягуч и насыщен ароматом, в котором угадывались ноты старой кожи, лёгкой сырости и некоего химического, но не лишённого изысканности букета.
Сам профессор, облачённый в поношенный бархатный халат, восседал в кресле, уставившись на массивный глобус-бар. На столе, вместо привычных бутылей, красовался высокий, стройный бокал, холодный и отполированный до зеркального блеска, приятно тяжеливший руку. Он был наполнен прозрачной жидкостью, увенчанной изумрудным ломтиком огурца.
— Вы вновь явились в самый раз, — провозгласил он, не поворачивая головы. — Мы только что вернулись с Кавказа, а уже нас тянет в трясину. Не в буквальном, разумеется, а в метафорическую. В болота человеческой меланхолии, прикрытой лоском. Голубчик, знакомьтесь: Джин. Так называемый «джентльменский» напиток. Хотя, если копнуть глубже, джентльмен в нём примерно как в моём халате — сидит с намёком на богему, но требует определённого настроения.
Глава 1. В коей выясняется, что у меланхолии голландские корни и британская прописка
— Итак, откуда ноги растут? — профессор ткнул пальцем в сторону глобуса, указав на Нидерланды. — Родился сей «дух» отнюдь не в аристократических клубах. Его прадедушка — голландская геневра, лекарственное снадобье. Солдаты британские, воевавшие на континенте, дабы обрести то, что именуют «голландской отвагой», его и потребляли. Привезли домой. А дальше, голубчик, начался настоящий карнавал.
Он с лёгкой усмешкой покрутил бокал, заставляя огурец грациозно закачаться.
—Британская корона,в своей практичной мудрости, разрешила производство сего дистиллята всем желающим, облагая импортные напитки приличными пошлинами. И понеслась. Лондон охватила «джиновая лихорадка». Его гнали из чего попало, в подвалах, сдобряя можжевельником, дабы облагородить исходный материал. Это был напиток бедняков, «джин — это ружье, которое убивает больше, чем все ружья врага», — как писали в те времена. А ныне… — он иронично поднял бровь, — …ныне его воспевают джентльмены в цилиндрах. Вот что значит хороший пиар, вековая традиция и смена этикетки.
Глава 2. В коей технология напоминает парфюмерное искусство с налётом прагматизма
— Рецепт его, если отбросить предрассудки, элегантен в своём минимализме, — продолжал профессор, словно читая лекцию о странностях мировой культуры. — Берётся нейтральный спирт. Затем его начинают «очеловечивать». Пропускают через травы, ягоды, коренья. Чаще всего — через можжевельник, дабы напиток приобрёл тот самый хвойный, прохладный дух, который столь ценится его почитателями. Всё сие действо — не борьба с последствиями потопа, а скорее алхимия, рождающая аромат.
Он налил мне порцию из другого графина. Жидкость была кристально чиста и пахла, как признался мой нос, свежестью хвойного леса, цитрусовой цедрой и лёгким намёком на дорогое мыло.
—Не обманывайтесь этой прохладной маской.За этой утончённостью скрывается характер, приобретённый в лондонских туманах. Вкус... он обманчив. Первый глоток — это холодный удар по нёбу, за которым следует целый калейдоскоп: смолистая горчинка можжевельника, освежающая кислинка цитруса, лёгкая перечная нота. Он не обжигает, как чача, и не согревает, как виски. Он обволакивает прохладой, оставляя после себя долгое, горьковато-травянистое послевкусие, в котором есть что-то от прогулки по осеннему парку.
Глава 3. В коей ритуал служит ключом к пониманию характера
— Пить его, разумеется, нужно не абы как, — с лёгкой насмешкой произнёс Иван Васильевич. — Нет, здесь требуется целый спектакль. Холодный, вычурный бокал. Лёд, отлитый в идеальные кубики. И, наконец, коронный номер — огурец. Да-да, тот самый солёный пальчик, который величают «украшением». Сие не просто закуска, голубчик! Сие — гениальное дополнение, которое своей свежей, овощной сладостью и хрустом раскрывает новые грани вкуса, охлаждая и смягчая джин, будто бы намекая, что и в самой строгой меланхолии должна быть капля лёгкости.
Я сделал глоток. Холодная, острая жидкость покалывала язык, а затем раскрылась той самой сложной гаммой — хвоя, цедра, лёгкая цветочность. Это было необычно, интеллектуально и… приобретаемо. Никакого щедрого огня Чачи, никакой глубокой думы Виски — лишь тоскливо-прелестная, утончённая горчинка.
— Видите? — усмехнулся профессор. — Абсент уводил в иллюзии, Ром побуждал к приключениям. Джин же… джин предлагает вам утончённо помедитировать над бренностью бытия в компании таких же ценителей. Он не спасает от снобизма, он им умело управляет.
Глава 4. В коей философия сводится к стойкому наслаждению сложным
— Философия джина — это философия стоического гедонизма, — изрёк мой наставник. — Вы пьёте не ради простого удовольствия. Вы пьёте, дабы насладиться самой сложностью, своей способностью различать ноты и оценивать баланс. Это напиток для тех, кто находит прелесть в лёгкой горечи и считает, что радость должна быть выстрадана. Аристократы Франции звали жить. Дух Лондона призывает чувствовать. И делать это с невозмутимым видом.
Глава 5. В коей подводится итог, достойный поднятия бровей
Мы молча смотрели на бокалы. Огурец в моём напоминал не утопающего, а денди, небрежно опёршегося о бархатную скамейку.
— И что же, профессор, джин — это недоразумение человечества?
—О,нет, голубчик! — воскликнул Трезвый Иван Васильевич. — Это не недоразумение. Это — культурный феномен. Он демонстрирует, как можно взять практичный рецепт и превратить его в объект культа для искушённых эстетов. Он учит нас находить красоту в сдержанности и сложности. И в этом его главная ценность.
Он отставил свой бокал с таким видом, будто только что завершил сложный философский диспут.
—Резюмируем: Текила дарила огонь жизни. Британия же предлагает меланхоличный коктейль для самоанализа, приправленный игрой в стиль. Выбор, как говорится, за вами.
Ваш покорный слуга, ведущий «Выпивариума», который ныне окончательно уверен: чтобы понять джин, нужна не жажда, а настроение. И хороший огурец.
Послесловие.
Чрезмерное употребление джина способно пробудить непреодолимую тягу к разговорам о погоде, критике архитектурных излишеств и покупке зонтика с тростью. Употребление же его в коктейлях чревато внезапной верой в собственную неотразимость и попытками завязать галстук бабочкой. Подходите к делу с иронией и ледяным кубиком.
А что же дальше? А дальше нас ждёт нечто настолько же простое и гениальное, насколько коварное! В следующем выпуске мы спустимся с небес британского снобизма в тёплые миры ГРАППЫ. Готовьтесь к битве сортов, ароматов и итальянских темпераментов!
Ну что, прониклись меланхолией? А теперь оживляемся!
Подписывайтесь на канал «Свиток семидней» в Дзене, чтобы не пропустить следующую битву грапп!
Залетают лайки, если ваш внутренний джентльмен оценил иронию! Делитесь статьёй с друзьями, особенно с теми, кто считает огурец в бокале верхом совершенства! Обсуждайте, спорите, ругайте нас в комментариях — профессор Трезвый Иван Васильевич обожает хорошую полемику!