Анна стояла у плиты, глядя, как вода в кастрюле закипает, и пыталась не слушать голоса из комнаты. Глухие фразы, обрывки слов, Михаил говорил с матерью по телефону. Опять. Уже третий раз за день.
— Нет, мам, не надо вызывать скорую... — сказал он устало, проводя рукой по лицу. — Просто отдохни. Да, я приеду завтра. Да, мам, обязательно.
Он повесил трубку, на мгновение прикрыл глаза.
— Что на этот раз? — спросила Анна, не оборачиваясь.
— Говорит, давление скачет. Ночь не спала, голова кружится.
— Опять, — тихо сказала Анна, стараясь не выдать раздражения. — Может, ей стоит к врачу?
— Я же говорил, она не хочет. Боится больниц.
Анна замолчала. Она знала, что разговор сейчас закончится одинаково — Михаил снова соберется к матери, а она останется одна, с остывшим ужином и тяжелым чувством, будто их брак постепенно растворяется в телефонных звонках.
Галина Петровна появилась в их жизни чаще, чем хотелось. После смерти мужа она не смогла привыкнуть к одиночеству. Звонила каждое утро, вечером, порой среди ночи. Просила совета, жаловалась, рассказывала о пустяках. Михаил с готовностью отвечал, переживал искренне. А Анна молча сжимала губы.
— Миш, может, просто съездим к ней в выходные и решим, как ей помочь? — предложила она однажды. — Может, сиделку найти?
— Какую сиделку? Это же моя мама, — удивился Михаил. — Какая сиделка, ты что?
— А ты не можешь жить на телефоне, — сдержанно ответила Анна. — Она тянет из тебя всё.
— Тянет? — Михаил вскинул брови. — Она потеряла мужа. Ей тяжело.
— А мне легко? — сорвалось у Анны. — Ты не замечаешь, что у нас разговоров больше не бывает. Только она, она и она.
Михаил посмотрел на жену долгим, усталым взглядом.
— Не начинай, — попросил он. — Это временно.
Но "временно" растянулось на месяцы.
Галина Петровна приехала внезапно — в пятницу вечером, с чемоданом и свертком домашних котлет.
— Аннушка, Мишенька, я к вам на пару деньков, отдохну душой, — сказала она, переступая порог. — А то дома стены давят.
Анна улыбнулась сквозь зубы.
— Конечно, проходите, — ответила она вежливо. — Комнату вам подготовлю.
Первые часы прошли спокойно. Галина Петровна была приветлива, хвалила еду, расспрашивала о работе. Михаил ожил, будто вернулся в детство — смеялся, помогал матери разложить вещи. Анна наблюдала и старалась не показывать раздражения.
Но уже утром началось.
— Аннушка, милочка, — сказала свекровь, стоя в дверях кухни, — я тут заметила, что у тебя ножи неправильно лежат. Режущей частью вверх — это же опасно!
— Я аккуратно пользуюсь, — ответила Анна спокойно.
— Да кто спорит, просто... порядок в доме начинается с мелочей, — заметила Галина Петровна и с хитрой улыбкой переставила ножи сама.
Анна сжала губы.
Весь день прошёл под аккомпанемент советов. То полотенца "не там висят", то "чайник не тот", то "плита грязная". Михаил ничего не замечал — сидел в зале с ноутбуком, полностью погружённый в работу.
Когда вечером Галина Петровна попросила Анну "не шуметь, потому что у неё сердце", Анна поняла: гостья не собирается уезжать через два дня.
Через неделю Галина Петровна вела себя как хозяйка.
— Анна, ты зачем купила эти помидоры? Они невкусные, без запаха. Вот раньше на рынке брали — вот это были помидоры! — рассуждала она, копаясь в пакете с продуктами.
Анна молча мыла руки, стараясь не смотреть на свекровь.
— И вообще, — добавила та, — работа — это, конечно, хорошо, но ты же женщина. Дом должен быть уютным. Миша устает, ему надо отдыхать, а не жить в этой вечной спешке.
— Я работаю не ради развлечения, — ответила Анна. — Я тоже устаю.
— Ну-ну, — протянула свекровь с лёгким презрением. — Усталость у вас, у молодых, мнимая. Всё от телефона да кофе.
Когда вечером Михаил вошёл на кухню, Галина Петровна уже сидела с грустным видом.
— Мишенька, — сказала она жалобно, — я, наверное, мешаю вам. Но у себя одной страшно... В подъезде пьяницы, соседи шумят.
Анна замерла у мойки.
— Мам, может, тогда к нам переедешь? — предложил Михаил, не глядя на жену.
Галина Петровна всплеснула руками:
— Да что ты, сынок! Как я могу! Не хочу рушить вашу жизнь.
Но глаза её светились удовлетворением.
Анна в ту ночь не спала. Слышала, как Михаил тихо говорит с матерью в комнате. Слышала фразу: «Да, можно подумать про дом за городом…» — и у неё внутри всё оборвалось.
На следующий день Галина Петровна разложила по столу газеты.
— Посмотрите, какие варианты хорошие! Дом в Солнечном, участок, баня... Уютно, спокойно, воздух чистый. Я бы там зажила!
— Мам, а зачем ты это принесла? — удивился Михаил.
— Сыночек, я подумала — если мы все вместе купим дом, будет проще. Я рядом, помогу вам, а вы — мне. Настоящая семья!
Анна отложила чашку.
— "Все вместе"? Это как — я должна отказаться от работы, варить супы и стирать полотенца?
— Ну зачем так резко, Аннушка, — ответила Галина Петровна, не теряя улыбки. — Женщина должна создавать уют. Муж зарабатывает, жена поддерживает. Разве не так?
Михаил опустил взгляд.
— Мам, ну… может, и правда, дом — не худшая идея, — сказал он после паузы. — Просторно, спокойно, всем место найдётся.
Анна почувствовала, как будто под ногами у неё открывается пустота.
— Ты серьёзно? — тихо спросила она.
— Почему нет? — пожал плечами Михаил. — Мы же семья.
— Семья — это когда решения принимаются вдвоём, а не по чужим газетам, — ответила она холодно.
Галина Петровна встала, сложила руки на груди.
— Я вижу, Аннушка, ты меня не любишь. Но я-то хочу только добра. Чтобы сын не метался, чтобы рядом были родные люди.
— Родные? — Анна усмехнулась. — А я кто тогда — чужая?
Воздух в кухне стал тяжёлым, как перед грозой. Михаил молчал. Галина Петровна глядела с упрёком.
Анна понимала — если она сейчас промолчит, всё будет кончено.
— Нет, — сказала она наконец. — Я не поеду ни в какой дом. Я не собираюсь жить под вашим контролем.
— Под контролем?! — вскрикнула свекровь. — Да ты что себе позволяешь!
Михаил встал, устало потер лоб.
— Девочки, пожалуйста...
— Не вмешивайся, Миша, — перебила Анна. — Я сказала, что не стану служанкой.
— Служанкой?! — Галина Петровна побледнела. — Так ты обо мне думаешь?
— Я думаю, что вы давно всё спланировали, — ответила Анна. — С газетами, с жалобами, с болезнями.
— Ты хамка! — свекровь повысила голос. — Без уважения к старшим!
Анна посмотрела прямо в глаза Михаилу.
— Выбирай, — сказала она тихо, но твёрдо. — Или мы живём своей жизнью, или ты живёшь с ней.
Михаил растерялся. Он стоял, словно между двух стен, и не мог сделать ни шага.
— Аня, не надо ультиматумов, — выдавил он. — Мама просто хочет помочь.
— Помочь разрушить наш брак? Отличная помощь, — сказала Анна, забирая со стола свою чашку.
Галина Петровна вдруг тихо села на стул и застонала:
— Сердце... Сердце колет...
Михаил кинулся к ней.
— Мамочка! Таблетку, быстро!
Анна закрыла глаза. Всё, как всегда.
Субботним утром Анна сидела на кухне, обхватив кружку обеими руками. Кофе остыл, но она не замечала. В квартире стояла тишина — впервые за последние недели. Галина Петровна уехала «передохнуть» к соседке, но Анна чувствовала её присутствие даже в пустоте. Казалось, воздух всё ещё пропитан запахом её духов и вечным шорохом газет.
Михаил сидел в зале, молча листал телефон. Между ними — глухая стена, выстроенная из недосказанностей и обид.
— Миш, — начала Анна, глядя в кружку. — Мы не можем так жить.
Он не поднял головы.
— Что ты предлагаешь?
— Разъехаться. Хотя бы на время.
— На время? — Михаил усмехнулся безрадостно. — Или навсегда?
— Посмотрим, — ответила она спокойно. — Но если честно, я устала от этого треугольника.
Он отложил телефон, глянул прямо.
— Это моя мать. Я не могу её бросить.
— Никто не просит бросать. Но жить всем вместе — это ад.
— Тебе — ад, а мне — долг, — отрезал он.
— А мне кто долг отдаст? За ночи, когда я одна засыпаю, за твою вину вместо любви?
Михаил отвернулся.
— Не начинай.
— Я уже закончила, — сказала Анна и встала.
Вечером вернулась Галина Петровна — бодрая, с покупками, словно ничего не случилось.
— Аннушка, я тут салфеточки купила — под цвет занавесок. Надо же, как у вас мрачно. Дом — это ведь не офис, должно быть уютно!
Анна молча кивнула, открыла ноутбук. Работать дома стало тяжело — свекровь постоянно ходила по квартире, щёлкала выключателями, хлопала дверцами.
— Опять работаешь? — спросила Галина Петровна. — А ужин кто готовить будет?
— Я потом, — коротко ответила Анна.
— Потом? Миша с работы придёт голодный, а ты всё с этой техникой возишься.
Анна закрыла ноутбук.
— Галина Петровна, — сказала она твёрдо, — давайте без упрёков. Я работаю, потому что это моя жизнь, мой доход, моя профессия.
— А кто сказал, что женщина должна зарабатывать? Муж — добытчик, жена — хранительница очага. Всегда так было.
— Мы живём не в прошлом веке, — ответила Анна спокойно.
— Вот в этом всё зло! — вспыхнула свекровь. — Эти ваши новые порядки, равенство! Из-за этого семьи и рушатся.
Анна встала.
— Не из-за равенства, а из-за того, что кто-то считает себя вправе лезть в чужую жизнь.
Галина Петровна прищурилась:
— Ах вот как. Это ты сейчас про меня?
— А про кого же ещё?
В этот момент дверь открылась — вошёл Михаил.
— Мам, Аня, вы чего опять? — спросил он, устало глядя на обеих.
— Ничего, сынок, — ответила Галина Петровна с показной мягкостью. — Просто у вашей жены странные взгляды на семью.
— У моей жены есть своё мнение, — резко сказала Анна.
— И это мнение разрушает всё, что мы строили! — вспыхнула свекровь.
Михаил сжал кулаки.
— Так, всё. Хватит. Мам, успокойся.
— Она выгоняет меня! — вскинулась Галина Петровна. — Я всё чувствую. Я ей мешаю!
— Никто вас не выгоняет, — вздохнула Анна. — Но жить втроём невозможно.
— Значит, я лишняя? — дрожащим голосом произнесла свекровь.
— Вы сами это сказали.
Михаил резко поднялся со стула.
— Анна, нельзя так. Это жестоко.
— Жестоко? — переспросила она. — Жестоко — это когда я каждое утро думаю, в какой форме сегодня меня уколют. Словом, взглядом, советом.
— Ты всё придумываешь, — пробормотал он.
Анна покачала головой.
— Нет, Миша. Я просто больше не хочу быть статисткой в вашей семейной драме.
Ночью Михаил не спал. Ходил по квартире, шептал что-то сам себе. Галина Петровна закрылась в комнате и кашляла демонстративно громко. Анна лежала на диване, глядя в потолок.
В четыре утра Михаил сел рядом.
— Ань, я не знаю, как быть. Мама не справляется одна. Она боится, что я её брошу.
— Она боится потерять власть над тобой, — ответила Анна тихо. — Это не одно и то же.
— Ты несправедлива.
— А ты — слеп.
Он замолчал.
— Может, поживём у неё, пока не успокоится? — осторожно спросил он.
Анна рассмеялась коротко, без радости.
— Конечно. Отличный план. Я буду готовить ей завтрак, слушать её лекции и стирать шторы. А вечером она будет жаловаться тебе, что я грубая.
— Ты утрируешь.
— Нет, я просто представляю реальность.
Он вздохнул, опустив голову.
— Я не хочу терять тебя.
— Тогда не теряй. Просто поставь ей границы.
Михаил молчал. Потом тихо сказал:
— Я не могу.
— Значит, уже потерял, — ответила Анна и повернулась к стене.
Через три дня всё решилось само. Галина Петровна упала в обморок — прямо в магазине. Её доставили в больницу с повышенным давлением. Михаил метался по отделению, держал мать за руку, звонил Анне.
— Приезжай, пожалуйста, — умолял он. — Она спрашивает про тебя.
Анна приехала. В палате пахло лекарствами и тоской. Галина Петровна лежала на кровати, бледная, с кислородной трубкой. Увидев невестку, слабо улыбнулась.
— Аннушка... я, наверное, была неправа... — прошептала она.
— Не говорите сейчас об этом, — ответила Анна спокойно.
— Нет, дай сказать... Я просто не хотела быть одна. После смерти Николая... будто всё оборвалось. А ты пришла в его место. Я... не справилась.
Анна смотрела на неё — и впервые не чувствовала злости. Только усталость.
— Я понимаю, — сказала она. — Но вы должны отпустить сына. Он взрослый.
Галина Петровна кивнула, закрыла глаза.
Через неделю её выписали. Михаил возил мать домой, покупал лекарства, навещал каждый вечер. Анна ждала, когда он вернётся, но разговоров не было. Всё между ними выцвело, как старая фотография.
Однажды вечером он сказал:
— Ань, я, наверное, перееду к маме. Временно. Чтобы ей помочь.
Она кивнула, не пытаясь остановить.
— Временно?
— Да. Пока не станет лучше.
— Хорошо. Только не возвращайся потом с газетами и идеями про общий дом.
Он вздрогнул.
— Ты злишься?
— Нет, Миша, — ответила она устало. — Я отпускаю.
Прошло три месяца.
Михаил не вернулся.
Анна подала на развод.
Бумаги пришли быстро, без скандалов. Он подписал всё молча, в коридоре суда.
Галина Петровна стояла рядом, опершись на трость, и не смотрела в глаза.
Анна вышла на улицу и впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Воздух был холодный, колкий, но живой.
Через год у неё была новая жизнь.
Новая работа — руководитель отдела. Новая квартира — просторная, с панорамным окном. Она научилась готовить для себя одной, смотреть сериалы без чувства вины, смеяться громко, если хочется.
Иногда, в редкие вечера, она открывала старые фото — Михаил, улыбающийся, с рукой на её плече.
И каждый раз понимала: тот мужчина больше не существует. Его съела материнская зависимость, вежливая тирания, чувство вины.
Однажды он позвонил. Голос был хриплый, усталый.
— Ань... Прости. Я всё понял слишком поздно. Мама теперь в пансионате, я... я один.
— Надеюсь, тебе там спокойнее, — сказала она тихо.
— Можно я приеду, поговорим?
Анна посмотрела в окно. На улице падал снег. Белый, мягкий, беззвучный.
— Нет, Миша, — сказала она после паузы. — Говорить больше не о чем.
Он долго молчал. Потом тихо:
— Я скучаю.
— А я — больше нет.
Она повесила трубку и долго сидела в тишине.
На кухне закипала вода, в окне отражались огни вечернего города.
Жизнь продолжалась.
Анна подошла к окну, открыла створку, вдохнула морозный воздух и вдруг улыбнулась.
Свобода пахла холодом и надеждой.
И впервые за всё время ей стало по-настоящему легко.
Конец.