Катя любила считать всё по пунктам: сколько смен постельного белья в шкафу, сколько пачек крупы на полке, сколько недель до сдачи квартального отчёта. Чёткие цифры её успокаивали. В их однушке на девятом этаже цифры тоже держали порядок: трёхместный раскладной диван вечером превращался в ровно три зоны — Игорь слева, Катя справа, их десятилетняя дочь Лиза посередине на узком «мостике» из пледа, пока копят на двухкомнатную. Утром диван складывался, два табурета становились местом для завтрака, а третьим табуретом Катя подпирала окно, чтобы не хлопало. Привычка считать держала день в рамках.
— Лиз, носки проверила? — Катя сунула руку в стиральную машину, извлекла один розовый, один серый. — Два одинаковых — это не роскошь, это уважение к ногам.
Лиза фыркнула и растаяла в смехе. Игорь, подтягивая ремень, кивнул Кате: мол, молодец, держишь ритм.
Так шла весна: понедельники с утренними пробками, середины месяца с кассовыми разрывами на работе у Игоря, субботы с генеральной уборкой. Они были уставшими, но честными уставшими. Когда вечером Катя отражалась в тёмном окне кухни, видела не идеальную, но устойчивую женщину: бухгалтерия в стоматологии, трёхцветные стикеры на холодильнике, аккуратные списки в телефоне.
В тот четверг звонок в дверь разрезал порядок, как нож — тонкий пластик.
На пороге стояла Лена — сестра Игоря — с широкими очками в тонкой оправе и с улыбкой, которая всегда чуть-чуть опережала смысл. Рядом — её гражданский муж Артём, высокий, сутулый, с сумкой через плечо.
— Сюрприз! — Лена растянула «у», как будто объявляла начало праздничного розыгрыша. — Мы рядом были, кастинг проходили, решили забежать на чай. Артём, снял обувь? Он у меня всё забывает, как кот.
Артём молча скинул кроссовки, состроил лицом невинный «ну я такой» и прошёл на кухню.
Катя шагнула в сторону, прикинула глазами площадь кухни, где еще утром сушились полотенца. «Чай — значит, десять минут. Пятнадцать. Потом обратно в свою жизнь», — успокаивала себя.
— Кастинг? — переспросил Игорь, создавая мостик между «привет» и «зачем».
— Да, — Лена закивала слишком энергично. — На ведущую регионального проекта. Тут в центре офис, мы теперь часто будем мотаться. И вообще... — она взглянула в сторону Артёма, тот с интересом изучал магнитики на холодильнике. — У нас грандиозные планы. Но мы скромные, не будем хвастаться.
Катя поставила чайник, на автомате вытащила печенье «юбилейное». Лиза сунула голову из комнаты, обрадовалась тёте, но чуть съёжилась при виде Артёма. У него был взгляд человека, который считает чужие вещи своим фоном.
— Как вы? — спросила Катя вежливо. — Работы хватает?
— У кого хватает? — Лена сложила губы бантиком. — Мы ж творческие. То густо, то пусто. Но нам сейчас важно быть в Москве. На пару недель. Ну как пару — посмотрим.
Катя почувствовала, как у неё внутри сдвинулись цифры. «Пара недель» не помещалась ни в одну ячейку её таблицы.
— Вы где остановились? — спросила она осторожно.
— Там... — Лена взмахнула рукой, будто отгоняла комара. — У знакомых. Но у них кот аллергичный на Артёма. Представляешь? На человека аллергия! Мы вчера всю ночь в такси. Вот думали: зайдём к родным, хоть душ примем, вещи освежим, и дальше как-то решим.
Игорь кашлянул.
— Лён, у нас и так тесно. Лиза к школе готовится, график...
— Да мы не просим, боже упаси! — перебила Лена, сложив ладони молитвенно. — Просто чай. И, если можно, стиралку на деликатный режим. И душик. И телефон подзарядить. И всё, мы исчезаем.
Катя кивнула. Мелочи, правда? Чайник вскипел. Лиза принесла любимые кружки — свою с совами, папину с чёрной полосой, мамину с трещинкой у ручки. Лене досталась запасная, без рисунков. Артём схватил первую попавшуюся.
Чай перетёк в поздний обед: Лена добавляла истории про «непризнанный талант», Артём рассказывал, как он «инвестор в стадии идеи». Катя слушала, улыбалась, но отмечала в уме: Лена не спросила ни о Лизе, ни о работе Игоря, ни о том, как Катя справляется. Вся речь — про «мы», «у нас», «нам надо».
К вечеру Лена приняла душ, Артём постирал футболки, они заняли сушилку на балконе. На прощание Лена поцеловала воздух у Катиной щеки.
— Вы у нас золотые. Мы как-нибудь это... отблагодарим. Мы же семья.
Дверь закрылась, и квартира снова собралась в свои границы. Катя и Игорь молча взглянули друг на друга, потом оба хмыкнули одинаково нервно. Лиза зевнула и пошла чистить зубы.
Но уже в воскресенье Лена написала: «Мы рядом. Можно на час?» Через час — второе сообщение: «Артём прихворал, пульс скачет, можно полежать?» Через ещё сорок минут они стояли в прихожей с двумя пакетами из аптеки и коробкой суши — «для вас».
— Это вам, — сказал Артём, ставя суши на стол и уже распаковывая их. — Мы без всего же не можем.
Суши съели все вместе; Лена голосила про «жестокую индустрию кастингов», Артём кивал в такт и по-хозяйски крошил палочками соя-соус на скатерть. Катя мыла посуду, слушала, как шуршит вода, и думала: «Час — это не два. Но уже третий».
За ближайшие две недели «на час» случилось пять раз. Лена приносила новость, как растрёпанную птицу: то у них отключили воду в хостеле — надо умыться, то у Артёма собеседование — надо выгладить рубашку, то в офисе отключили интернет — можно посидеть у вас поработать? Катя писала себе в заметках: «Понедельник — глажка Артёму», «Среда — давали пароль от Wi-Fi, поменять потом».
— Ты добрые, — сказала соседка тётя Нюра на лестничной площадке, увидев Ленины кроссовки в ряд с их тапками. — Но осторожнее. У таких, как они, доброта — как ступенька.
— Какая ступенька? — не поняла Катя.
— По ней вверх забираются. За чужой счёт, — тётя Нюра подмигнула и закрыла дверь у себя.
Катя смутилась: неприятно было слышать про сестру Игоря в таком тоне. Но и не отвертеться — внутри копилась усталость. Каждый раз, когда Лена «на минутку» заходила на два часа, Лиза теряла привычный угол для уроков, Игорь молча сдвигал ноутбук на подоконник, а Катя поднимала газету, будто случайно закрывая лицо, чтобы не показать раздражение.
Однажды вечером, когда Лена опять оставила на столе полупустую банку «для зелени» и ушла, забыв её, Игорь устало сел на стул.
— Я поговорю с ней, — сказал он. — По-хорошему. Мы не гостиница.
Катя кивнула. Она знала: Игорь, если говорит «поговорю», это будет спокойно, без скандала. Он из тех, кто верит в силу ясных границ.
Поговорили в пятницу. Лена слушала, согнувшись на диване, как школьница, которой делают выговор за опоздание. Артём, не глядя на них, прокручивал в смартфоне ленту.
— Лён, ну правда, — говорил Игорь. — Мы рады вас видеть, но нам сложно. Предупреждайте заранее, и не чаще двух раз в неделю. И без ночёвок — у нас ребёнок, расписание...
Лена всплеснула руками.
— Игорь, ты всегда был формалист, — мягко улыбнулась. — Ладно, ладно. Два раза в неделю. Без ночёвок. Можем даже расписание составить. Понедельник и четверг. Подойдёт?
Катя облегчённо вздохнула. Может, правда всё упиралось в отсутствие правил?
Понедельник прошёл гладко: Лена пришла на час, погрела суп, похвалила Лизу за аккуратные тетради, ушла вовремя. В четверг задержалась на двадцать минут, но предупредила по переписке. Катя даже отметила маленькую победу в заметках: «Похоже, работает».
Неделю спустя всё сломалось. Накануне праздника Лена позвонила в десять вечера с возбуждённым шёпотом:
— Игорь, нас подвели, хостел закрылся на санобработку, мы на улице, ночь, холод собачий. Можно к вам до утра? Завтра уйдём с петухами.
Игорь посмотрел на Катю. Она встретила его взгляд, как на перекрёстке: знаки противоречат друг другу. Лиза уже спала. «Ночь — это разовая история», — подумала Катя. — «Людям иногда правда плохо».
— Хорошо, — сказал Игорь. — На один раз.
Ночь оказалась длинной. Артём храпел, Лена в телефоне до трёх листала видео, спорила в мессенджерах с кем-то, потом наматывала плед на ноги и стонала, что «с меня эти кастинги кожу сняли». Утром они не ушли «с петухами», а в десять. Катя, вооружённая тряпкой, скребла следы их ночи с поверхности своей жизни.
На работе Катя сидела над числами и ловила себя на том, что не может сосредоточиться. Главврач, солидный мужчина с маникюром, заметил:
— Екатерина, вы сегодня не здесь. Что-то случилось?
— Родственники гостят, — честно сказала она. — Всё время гадаю: где грань между помощью и... использование нас как сервиса.
— Грань известна, — пожал плечами он. — Там, где вам неудобно. И если неудобство стабильно, это не помощь, это схема.
Катя записала эту фразу на полях блокнота.
Дома она застала Лёну и Артёма снова на кухне. Без звонка. Без «можно». Лена жарила яичницу на их сковороде, Артём мыл в раковине кроссовки.
— Лена... — начала Катя, чувствуя, как подкашиваются колени. — Мы договаривались...
— Да-да, на два раза, — быстро пропела Лена, уводя голос вверх. — Но это форс-мажор. Артёма взяли на пилот в рекламное агентство, у них там сегодня дедлайн, ему надо быть в форме. А я вообще на грани — если сейчас не поем, упаду. Ты же не хочешь, чтобы я упала у тебя на кухне?
Катя молча выключила газ, подхватила сковороду тряпкой, переставила на холодную конфорку.
— Мы сначала разговариваем, — сказала она тихо. — Потом едим.
Артём вздохнул.
— Катя, ну не драматизируй. Чего ты как бухгалтер: сначала акт, потом оплата?
— Потому что я бухгалтер, — ответила Катя. — И потому что в нашей квартире действуют наши правила.
Лена сморщила нос.
— Ох, ну началось. Мы всегда знали, что ты строгая. Но семья же... Семья — это гибкость, Катя.
В этот момент из комнаты выглянула тётя Нюра: дверь приоткрылась, она услышала голоса.
— Ребятки, — сказала она громко, — вы там яйца не пережарьте, а то весь стояк пахнет.
Лена закатила глаза. Артём хмыкнул.
Игорь пришёл через двадцать минут. Увидел картину, зажал переносицу двумя пальцами. Потом взял поднос, поставил на него всё, что Лена уже разложила, и сказал:
— Лён, сейчас вы уходите. Мы встретимся вечером в кафе, обсудим ваши планы. У нас дом — не офис.
— Мы и не спорим, — Лена тут же перешла в мягкий тон. — Конечно, конечно. Просто ты же не оставишь нас без завтрака? Ты же не зверь.
— Я не зверь, — твёрдо сказал Игорь, — но, кажется, нас уже едят.
Лена улыбнулась — устало и как будто даже виновато. Но, поднимая сумку, всё равно нырнула в комнату за своей расчёской, заглянула в Лизин рюкзак: «О, у вас новые фломастеры! Надо будет и нам такие», — и только после этого вышла.
Катя закрыла дверь и прислонилась к ней лбом. Сердце колотилось не от злости — от странной смеси стыда и облегчения. Стыда, что выгоняют «своих». Облегчения, что наконец сказали «нет».
Вечером они встретились в кафе у метро. Лена пришла одна. Артём, по её словам, «в переговорах».
— Ребята, ну правда, — голос её стал тонким, почти детским. — Мы не хотим вам мешать. Но у нас сейчас переломный период. Пара месяцев — и всё наладится. Мы снимем своё, обещаю. Мне так нужна поддержка. Игорь, ты же мой брат. Катя, мы с тобой не чужие.
Катя слушала и ощущала, как в голове по щелчку оживает калькулятор: «Пара месяцев» — это восемь недель. Восемь недель белья на сушилке, чужих мыльниц в ванной, ночных разговоров в кухне. Восемь недель Лизиного «мам, а мне где делать уроки?». И неизвестно, сколько ещё после «пары».
— Мы можем помогать, — сказала Катя, — но на наших условиях. Составим расписание, ограничим время, без внезапных заходов. И давайте найдём вам варианты — комнаты, койко-места, что-то рядом. Я посмотрю сайты объявлений, поспрашиваю коллег.
— Ой, ну койко-места — это не наш формат, — скривилась Лена. — Мы всё-таки не студенты. Мы взрослые, нас хотя бы уважать надо.
— Уважение — это договорённость, — сказал Игорь. — И его соблюдение.
Лена уткнулась в чашку, молчала. Потом неожиданно подняла глаза — почти беззащитные.
— Ладно, давайте попробуем по вашим правилам. Но если вдруг совсем прижмёт... вы же не станете закрывать дверь?
Катя не ответила сразу. Она чувствовала: этот вопрос — не про дверь. Он про то, сколько ещё она готова отдать кусочков своей жизни ради чужого «прижало». И понимала, что у границ, как у белья на балконе, есть прищепки — их надо ставить крепко, иначе ветер сдёрнет.
Следующая неделя началась с понедельника, как обычно. Катя записала на листочке: «Ленин день — четверг, 18:00–20:00. Без исключений». И повесила листочек на внутренней стороне кухонного шкафчика, рядом с таблицей расходов.
А во вторник Лена всё равно позвонила в семь утра.
— Катюш, — голос Лены был сдавленный, будто из-под одеяла, — не пугайся, но нам пришлось ночевать в машине. У Артёма с бронхами плохо, кашляет, бедный, а я уже не чувствую ног. Можно к вам? На пару дней, пока найдем комнату. Я уже ищу, правда.
Катя стояла у окна, смотрела на спящий двор, где дворник лениво кидал лопатой снег в сугроб. В голове метались мысли: семь утра, Лиза спит, Игорь только в душ пошёл. «На пару дней» — знакомая формула, которая всегда оборачивалась неделями.
Она положила телефон на подоконник, глубоко вдохнула, открыла дверь в ванную.
— Лёнка звонила, — сказала. — Ночевали в машине. Просятся на пару дней.
Игорь закрыл кран, утер лицо полотенцем.
— Опять? — сказал тихо, без удивления. — Я ждал этого звонка.
— Что делать?
Он пожал плечами.
— Пусть приходят. Только с условием: сразу ищут комнату. Прямо у нас при них откроем сайт и поможем.
Катя кивнула.
Через час в прихожей стояли те же двое — замёрзшие, взъерошенные, с сумками, которые выглядели тяжелее, чем раньше. На этот раз не было ни суши, ни улыбок. Лена выглядела усталой, Артём молчал, но в его взгляде проскальзывало раздражение — будто они здесь не гости, а пострадавшие, которым должны.
Катя разложила им постель на полу в комнате, где обычно Лиза делала уроки.
— Только на пару дней, — напомнила, — и я помогу найти что-то поблизости.
Лена кивнула:
— Конечно. Мы же не наглые.
Первые сутки прошли тихо. Лена спала почти весь день, Артём листал ленту в телефоне, Лиза делала уроки на кухне. Катя пыталась не злиться, но когда вечером услышала, как Лена в ванной красит волосы и оставляет следы краски на бортиках, всё внутри сжалось.
«Уставшая — не значит беспомощная», — подумала Катя, стирая следы губкой.
На второй день Катя вернулась с работы и увидела Артёма в её кресле, с ноутбуком на коленях.
— Я взял ваш интернет, — сказал он, даже не подняв головы. — У меня резюме на редактировании.
Лена в это время гладила своё платье на Катином гладильном столе, а на подоконнике стояла чашка с засохшим кофе — из Катиного любимого сервиза.
Катя молча прошла на кухню. Там — гора посуды, на столе следы вчерашней лапши, а на холодильнике — записка: «Мы купим завтра продукты, не сердись, просто не успели».
Она села и закрыла лицо руками.
Игорь пришёл поздно вечером, сел рядом, молча налил ей чай.
— Я поговорю с ними, — сказал он устало. — Но ты же понимаешь, Лена... она не злонамеренная. Просто живёт в каком-то своём мире, где ответственность — это чужое слово.
Катя горько усмехнулась:
— А в нашем мире на этой неделе коммуналка выросла.
Прошла неделя. Ни комнаты, ни сборов. Лена уверяла, что ищет, но «всё дорого и без мебели». Артём по вечерам сидел в наушниках, смотрел ролики, смеялся громко. Лиза перестала звать подруг домой — стеснялась.
Катя ощущала, как квартира становится чужой: вещи перемещаются, полотенца исчезают, а вечером на кухне кто-то другой варит макароны «на всех». Её привычный порядок растворялся, и это выводило из себя сильнее, чем грязная чашка.
В субботу утром Катя не выдержала.
— Лена, я понимаю, что тяжело, — сказала она, складывая посуду в шкаф. — Но нужно решить вопрос. Сегодня ищем комнату. Вместе.
Лена подняла брови.
— Я и так ищу. Но в субботу кто вам покажет? Агентам выходной. И вообще, ты думаешь, я хочу сидеть у вас на шее?
— Я думаю, что сидишь, — спокойно ответила Катя.
Лена отшатнулась, будто получила пощечину.
— Катя, ты обидная. Мы же не бездельничаем! Артём вот, проект придумывает, презентацию делает. У него будет стартап.
Артём усмехнулся:
— Ну да, почти готов. Только чуть инвестора не хватает.
Катя усмехнулась в ответ, но в этом смехе звенел холод.
— И инвестора, и комнаты.
Лена отвернулась, демонстративно открыла окно.
— Господи, какая ты стала сухая. Раньше добрее была.
Через пару дней на лестничной площадке Катю остановила тётя Нюра.
— Опять эти твои сидят? — спросила шёпотом. — Не дай бог затянут, потом не выгонишь. У меня соседка сына брата пустила на недельку — третий месяц живёт, уже ключи себе сделал.
Катя вздохнула.
— Я боюсь, что и у нас так будет.
— А ты не бойся, — ответила тётя Нюра. — Страх — это сигнал. Значит, пора действовать.
Действие случилось неожиданно.
Вечером, когда Катя пришла с работы, на кухне стояли трое — Лена, Артём и... какая-то женщина лет сорока. На столе стояла сковорода с котлетами, пахло луком и маслом.
— Знакомьтесь, — радостно сказала Лена. — Это наша знакомая, Таня. Мы её приютили на пару дней, у неё там непорядок в общаге. Мы не могли отказать, ты же сама учила — помогать надо!
Катя замерла.
— Мы приютили? — переспросила тихо. — То есть вы теперь уже тоже хозяйничаете?
— Ну а что, — вмешался Артём. — Мы же живём тут временно, но всё равно как семья. Неужели жалко человеку угол?
Катя посмотрела на незнакомую Таню — та виновато улыбнулась, держа в руках тарелку с котлетами.
— Я завтра уйду, честно, — пробормотала она. — Они добрые, пустили.
Катя чувствовала, как в груди поднимается волна — не злости даже, а какой-то острой беспомощности. Её дом переставал быть домом.
Она молча взяла сумку, вышла на лестничную площадку. На улице было уже темно. Катя прошла до лавочки у подъезда, села, вдохнула морозный воздух. Позвонила Игорю.
— Тут... гостья новая, — сказала. — Их знакомая. И я, кажется, сейчас взорвусь.
— Подожди, — ответил он. — Я еду.
Через сорок минут Игорь вошёл, не снимая куртки.
— Лена, Артём, мы не договаривались о посторонних, — сказал твёрдо. — Таня, простите, но вам лучше уйти сегодня.
Лена всплеснула руками:
— Господи, ну зачем ты так грубо! Женщина на улице, ночь, холод! Что ты за человек? Катя, ты с ним согласна?
Катя молча кивнула.
Лена посмотрела на неё, как на предателя.
— Я думала, ты умнее. А ты просто... сухарь. Всё по правилам, всё по пунктам. А где душа?
— Душа там, где есть уважение, — сказала Катя тихо. — А уважение — это не заходить без спроса и не приводить чужих людей в чужой дом.
Таня ушла.
Лена хлопнула дверью в комнату. Артём долго молчал, потом сказал:
— Вы сами виноваты. Надо было мягче.
Игорь посмотрел на него устало:
— Мягко с вами не работает. Вы привыкли брать, пока не скажут "хватит".
На следующий день Лена собрала вещи. Или сделала вид, что собирает: пару пакетов, куртку, косметичку.
— Мы уйдём, раз вам тяжело, — сказала ледяным голосом. — Только помните — родня в беде проверяется. А вы нас просто выгнали.
Катя почувствовала ком в горле. Хотелось оправдаться, но и не было вины.
— Лена, — сказала она, — если бы ты хоть раз предложила помощь — даже просто помыть посуду — всё было бы по-другому. А так... я не выдерживаю. Извини.
Лена ничего не ответила. Просто натянула шарф и вышла, громко хлопнув дверью. Артём ушёл следом.
Квартира опустела.
Катя долго стояла у двери, прислушиваясь к тишине.
Лиза выглянула из комнаты:
— Мам, они не вернутся?
Катя покачала головой.
— Не знаю, Лиз. Может, и вернутся. Только уже не так.
Прошла неделя. Всё вошло в привычное русло: отчёты, школа, ужины на троих. Лиза повеселела. Но в пятницу вечером, когда Катя вернулась с работы, на столе лежал конверт. Без подписи. Внутри — ключ от их квартиры и записка: «Мы пока у друзей. Если что — знаешь, где нас найти».
Катя усмехнулась. «Пока» — значит, не конец. Они вернутся, когда прижмёт.
Она спрятала ключ в ящик, глубоко вдохнула.
«Всё. Граница поставлена», — подумала.
Но где-то внутри теплилось тревожное предчувствие: Лена так просто не уйдёт из её жизни.
И это предчувствие сбылось через месяц.
Через месяц, ровно в тот день, когда Катя почти перестала вздрагивать от звука дверного звонка, он раздался снова.
Лиза, которая сидела за столом, решая математику, замерла и посмотрела на мать:
— Мам, опять они?
Катя не ответила. Подошла к двери, посмотрела в глазок — да, Лена. Одна, без Артёма. В руках — чемодан. Лицо бледное, губы обветренные.
Катя медленно открыла.
— Привет, — сказала Лена, устало улыбаясь. — Не пугайся. Я ненадолго. Совсем ненадолго.
Катя молчала.
— У нас... — Лена сжала пальцы на ручке чемодана. — Мы с Артёмом разошлись. Он... ну, неважно. Можно я пока у вас? На пару дней. Пока ищу комнату. Я теперь одна.
Внутри всё сжалось. Это было как дежавю — те же слова, тот же тон. Только теперь без его усмешки и чужой наглости.
Игорь ещё не вернулся с работы. Катя смотрела на Лену и понимала: сейчас от её решения зависит, сойдёт ли всё снова на круги своя.
— Заходи, — сказала наконец. — Пару дней, не больше.
Лена благодарно кивнула и тихо вошла, аккуратно поставила чемодан у стены.
Первые два дня прошли на удивление спокойно. Лена почти не выходила из комнаты, тихо мыла посуду, приносила булочки из пекарни. Катя невольно расслабилась — может, и правда что-то изменилось? Может, теперь всё будет иначе?
Но к пятнице Лена начала разговоры.
Сначала осторожно:
— Знаешь, Катюш, я вот подумала, если бы не твой совет тогда, я бы, может, и не ушла от Артёма. Но теперь всё равно спасибо. Ты всегда умела ставить точку.
Катя кивнула.
— Лён, я не советовала уходить. Я просто сказала, что ты заслуживаешь уважения.
— Вот именно, — оживилась Лена. — А уважение — это и жильё своё, и работа нормальная. Я тут видела объявления: берут в маркетинг помощника, не сложно. Но нужно пару недель на адаптацию. Можно я пока побуду? Совсем чуть-чуть.
Катя почувствовала, как воздух сгустился.
— Лена, нет. Мы договаривались — два дня.
— Ну, неужели ты выгонишь? — Лена даже не повысила голос, только чуть смягчила интонацию. — Ты же не Артём. Ты не бросишь сестру мужа на улице?
Игорь пришёл домой поздно. Катя рассказала.
Он устало потер виски.
— Я поговорю. Только, Катя, давай без нервов. Лена… у неё всё рушится.
— А у нас что, не рушится, если она опять тут поселится? — сорвалась Катя. — Я не железная, Игорь.
Наутро разговор состоялся.
Лена сидела на диване с кружкой чая, укутанная в Катино одеяло.
— Лён, — начал Игорь мягко, — давай честно. Мы тебя любим, но мы не можем снова в это. Мы маленькая семья, у нас своё пространство. Тебе надо искать жильё.
Лена тяжело вздохнула.
— Вы так говорите, будто я прошу дворец. Просто немного времени. У меня ни друзей, ни денег. Всё заново. Игорь, я ведь твоя сестра. А Катя... ты же не бездушная?
Катя стояла у стены, держа в руках полотенце.
— Не бездушная, — ответила. — Просто устала.
Лена посмотрела на неё с упрёком, словно Катя нарушила негласный закон семьи — помогать без условий.
Через три дня «чуть-чуть» переросло в неделю.
Лена уже освоилась: пользовалась стиральной машиной, заняла половину полки в ванной, а Лизе сказала:
— Уроки можешь делать на кухне, я тут поваляюсь, телевизор посмотрю. У вас диван удобный.
Катя не выдержала.
— Лена, хватит. Ты обещала уйти через пару дней. Ты даже комнату не ищешь.
— А где я её найду, если у меня денег нет? — с вызовом спросила Лена. — Может, ты хочешь, чтобы я на улицу пошла?
— Я хочу, чтобы ты сама решала свои проблемы, — твёрдо сказала Катя.
Лена отложила пульт, сжала губы:
— Знаешь, Катя, ты вообще странная. Помогаешь — значит, потом выставляешь счёт. Не всё измеряется удобством и графиком. Люди важнее.
Катя почувствовала, как внутри закипает.
— А ты людей не видишь, только пользуешься. Ты приходишь, когда тебе плохо, и уходишь, когда получаешь своё. Всё по кругу.
Лена встала, держа одеяло, будто щит.
— Значит, я паразит, да? Так ты думаешь?
Катя молчала.
Лиза, услышав голоса, выглянула из комнаты.
— Мам, всё хорошо?
Катя улыбнулась дочери, но уголки губ дрожали.
— Всё хорошо, Лиз. Просто разговор.
Вечером, когда Игорь вернулся, Лена уже собрала вещи.
— Я ухожу, — сказала, не глядя. — Только запомните: мир не крутится вокруг ваших удобств. Иногда людям просто нужна крыша над головой. А вы... вы просто зациклены на порядке.
Катя хотела что-то ответить, но не успела — дверь хлопнула.
На кухне повисла тишина. Лиза села за стол, потянулась за яблоком.
— Мам, а тётя Лена опять вернётся?
Катя посмотрела в окно.
— Не знаю, Лиз. Может быть.
— Но если вернётся, мы что, снова пустим?
Катя вздохнула.
— Посмотрим.
Прошла неделя. Суббота. Игорь чинил кран, Лиза делала поделку из картона. Катя готовила борщ.
Всё снова вошло в ритм: аккуратные полки, тишина по вечерам, привычный уют.
И вдруг — звонок в дверь. Резкий, требовательный.
Катя переглянулась с Игорем. Он встал, пошёл открывать.
На пороге стояла Лена.
Но не одна.
Рядом — пожилая женщина, с тростью, в старом пальто.
— Мам, — сказала Лена с натянутой улыбкой. — Вот, знакомьтесь. Это мама Артёма. Её выгнали из квартиры квартиранты, а ей деваться некуда. Я думала, может, на время...
Катя почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Куда мы вас поселим? — спросила тихо, почти шёпотом. — Мы в однушке и так втроём.
Лена моргнула, будто не сразу поняла.
— Катя, ну ты же добрая. Разве трудно на пару недель? Она тихая, много места не займёт.
Катя посмотрела на женщину с тростью — та стояла молча, стеснительно опустив глаза.
Игорь вытер руки полотенцем, сел на табурет.
— Лён, — сказал он устало, — хватит. Мы не можем больше. Это не помощь, это уже издевательство. Ты снова приносишь чужие проблемы в наш дом.
Лена вспыхнула.
— То есть вы выгоните старую женщину на улицу? После всего, что я пережила? Ну что вы за люди такие? Всё у вас по правилам, по пунктам. Сердца нет!
Катя смотрела на Лену — усталую, злую, разочарованную — и понимала, что эта сцена могла бы закончиться только так.
— Лён, — сказала спокойно, — я тебе не враг. Но если ты всё время ищешь спасателей, ты никогда не научишься плыть сама.
Лена молча стояла, потом схватила чемодан.
— Ну и живите, как роботы! — выкрикнула и хлопнула дверью.
Тишина снова вернулась в квартиру, но теперь в ней было не облегчение, а тяжесть.
Катя долго мыла посуду, чувствуя, как в груди оседает что-то плотное, как камень.
Лиза подошла, обняла её за талию:
— Мам, ты правильно сделала. Просто жаль тётю Лену.
Катя кивнула, но внутри не было уверенности.
Она смотрела на закрытую дверь и думала: а вдруг Лена не остановится?
А вдруг завтра снова позвонит, с новой историей, с новым «на пару дней»?
И где тогда провести черту, если семья всегда умеет найти лазейку в твоей доброте?
Ответа не было.
И только из кухни тянуло борщом — запахом дома, который ещё принадлежал им. Пока.