— Здравствуй, Таня.
Татьяна вздрогнула, едва не выронив лейку. Голос, который она не слышала почти десять лет, прозвучал так обыденно, будто его обладатель только вчера выходил из этой самой кухни покурить на лестничную клетку. Она медленно обернулась.
На пороге стоял он. Леонид. Её бывший муж. Всё тот же самоуверенный взгляд, та же дорогая рубашка, только теперь с модным узким воротничком. На висках пробилась седина, а вокруг глаз залегли тонкие морщинки, но это лишь добавляло ему лоска. Он не выглядел как человек, который провёл последнее десятилетие в тяжких трудах. Скорее, как тот, кто наслаждался жизнью.
— Что тебе здесь нужно? — голос Татьяны был хриплым, непослушным. В горле встал ком.
— Я по делу, — Леонид прошёл в квартиру, не дожидаясь приглашения, и окинул взглядом свежий ремонт. Оценил новую мебель, светлые обои, блестящий ламинат. — Решил свои имущественные вопросы уладить. Квартиру делить будем.
Лейка всё-таки выпала из её рук. Вода, предназначенная для герани на подоконнике, растеклась тёмным пятном по светлому полу. Делить. Какое простое, деловое слово. Будто речь шла о прибыли в его торговой компании, а не о единственном доме, который был у неё и её сына.
— Какую квартиру, Лёня? — она с трудом заставила себя говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало от ярости. — Ту, из которой ты сбежал, оставив меня с трёхлетним Мишкой и долгами по коммуналке? Ту, в которой я десять лет по ночам полы драила после смен в цветочном, чтобы сделать ремонт? Эту квартиру ты собрался делить?
— Ну зачем сразу так, с надрывом? — он поморщился, как от дурного запаха. — По закону, Танечка, по закону. Квартира хоть и твоей бабки, но в собственность ты её оформила уже в браке. И ремонт делала в браке. Так что половина — моя. Всё честно. Я даже юриста нанял, он всё проверил. Без шансов для тебя.
Он сел на новый кухонный стул, закинув ногу на ногу, и посмотрел на неё свысока. В этом взгляде читалось всё: и превосходство, и жалость к ней, бедной цветочнице, и полная уверенность в своей правоте. В тот момент Татьяна поняла, что все эти годы она боялась не его возвращения. Она боялась именно этого взгляда. Взгляда человека, который когда-то клялся ей в любви, а теперь пришёл, чтобы безжалостно отнять последнее.
Но страх, холодный и липкий, который на мгновение сковал её, вдруг отступил, уступая место ледяному, кристально чистому гневу. Она посмотрела на него в ответ, и в её глазах больше не было ни капли той наивной, влюблённой девочки, которую он когда-то оставил.
— Знаешь, Лёня, — произнесла она медленно, выговаривая каждое слово. — Я почему-то так и думала, что ты вернёшься. Именно так. С юристом и разговорами про закон. Поэтому, давай, вызывай своего юриста. А я пока позову своего.
Десять лет назад всё было иначе. Леонид был центром её вселенной. Красивый, амбициозный менеджер, он умел говорить комплименты и дарить недорогие, но эффектные букеты. Татьяна, работавшая тогда в маленьком продуктовом магазине, смотрела на него снизу вверх и не могла поверить своему счастью.
Свадьба была скромной, жили в старенькой «двушке», доставшейся Тане от бабушки. Квартира требовала ремонта, но на это не было денег. Потом родился Мишка. Леонид поначалу радовался, но быстро устал от пелёнок, бессонных ночей и вечного безденежья.
— Таня, я не могу так жить! — кричал он, мечась по крохотной кухне. — Я мужчина, мне нужно развиваться, делать карьеру! А я прихожу домой, а тут вечный ор, запах кислых щей и ты, с потухшими глазами!
— Лёня, но это же наш сын! — плакала она. — Мне тоже тяжело, я целыми днями одна.
— Вот именно! Ты сидишь дома, а я впахиваю за копейки! Мне нужно сменить работу, пойти на повышение, а для этого нужно выглядеть соответственно, общаться с нужными людьми! А у меня даже на приличный костюм денег нет!
Он становился всё раздражительнее. Скандалы вспыхивали по любому поводу. А потом, когда Мишке исполнилось три, он просто не пришёл домой. Собрал вещи днём, пока она с сыном гуляла, и исчез. Оставил на столе записку: «Прости, я так больше не могу. На развод подам сам». Алиментов она так и не увидела. Первые месяцы он ещё отвечал на звонки, кормил обещаниями, а потом просто сменил номер.
Это было страшное время. Таня осталась одна, с маленьким ребёнком на руках, с мизерным пособием и квартирой, которая грозила развалиться. Старые деревянные окна продувало, сантехника текла, а проводка искрила. Иногда, уложив сына спать, она садилась на кухне и просто выла от бессилия.
Именно в один из таких вечеров к ней пришла её мать, Светлана Анатольевна, женщина суровая, но мудрая. Она молча выслушала рыдания дочери, а потом жёстко сказала:
— Хватит реветь. Слёзы — это вода, ими дыры в стенах не залатаешь. Думаешь, ты первая, кого мужик бросил? И не последняя. Теперь у тебя один главный мужчина в жизни, — она кивнула на дверь в комнату, где спал Мишка. — Ради него и будешь жить.
— Мама, как жить? У меня денег нет даже на то, чтобы сапоги сыну новые купить! А квартира… Она же вот-вот рассыплется!
— А вот с квартирой мы сейчас и разберёмся, — Светлана Анатольевна достала из сумки блокнот и ручку. — Запомни, дочка, раз и навсегда. Мужчины приходят и уходят, а недвижимость — остаётся. И документы на неё должны быть в идеальном порядке. Твой Лёнька сейчас где-то порхает, жизнь новую строит. А пройдёт лет десять-пятнадцать, станет он старый и никому не нужный, и знаешь, куда он приползёт? Сюда. Делить твою бабушкину квартиру. Потому что по закону, раз ты её в собственность в браке оформила, он имеет право.
Таня тогда отмахнулась:
— Мам, ну что ты такое говоришь! Да он и не вспомнит про нас!
— Вспомнит, доченька, ещё как вспомнит, когда жареный петух в одно место клюнет, — отрезала мать. — Поэтому слушай меня внимательно. С завтрашнего дня ты начинаешь новую жизнь. И в этой жизни ты будешь всё делать по уму. Устроишься на нормальную работу. Я тебе помогу, у знакомой в цветочном павильоне место освободилось. А на ремонт я тебе денег дам. Но! — она подняла палец. — Не просто так. Мы всё оформим официально.
— Как это? — не поняла Таня.
— А так. Я продаю дачу. Деньги перевожу тебе на счёт. Официально, через банк, с назначением платежа: «Дар от матери на ремонт квартиры». И ты заключаешь со мной договор дарения. Чтобы любая собака в суде потом видела, что это не совместно нажитые средства, а мои личные деньги, подаренные тебе. И все чеки, все договоры с рабочими — всё собираешь в отдельную папочку. Каждый гвоздь, каждая банка краски — всё должно быть учтено. Поняла?
Таня тогда не до конца понимала, зачем нужны такие сложности. Ей казалось, что мать сгущает краски. Но материнский авторитет был непререкаем. Она сделала всё, как та велела. Открыла счёт, приняла деньги, подписала договор. И начала долгий, мучительный путь по преображению своего жилья и своей жизни.
Она устроилась в цветочный салон. Работа была непростой: на ногах с утра до вечера, руки исколоты шипами, постоянный холод от холодильников. Но Таня быстро втянулась. Ей нравилось создавать красоту, видеть улыбки людей. Она научилась разбираться в цветах, и это знание оказалось куда глубже, чем она думала.
— Вот смотри, — объясняла она как-то пожилой покупательнице, сомневающейся в выборе. — Альстромерия — это цветок дружбы. Он долго стоит и почти не пахнет, идеален для тех, у кого аллергия. А вот фрезия — это аристократка, символ доверия. Её аромат раскрывается постепенно, как хороший разговор. Нельзя просто так составить букет. Нужно понять, что ты хочешь сказать человеку. Цветы — это тоже язык.
Постепенно её жизнь налаживалась. Мишка пошёл в сад, потом в школу. Она сделала в квартире ремонт. Сначала поменяла окна и сантехнику. Потом наняла бригаду, чтобы выровнять стены и полы. Каждую копейку она откладывала, во всём себе отказывая. Но когда она видела, как преображается её дом, как он становится тёплым, уютным и безопасным, она чувствовала невероятную гордость.
А папка с чеками и договорами всё росла. Она стала для Татьяны своего рода дневником её борьбы. Вот договор на установку пластиковых окон, оплаченный с того самого счёта. Вот чеки на итальянскую плитку в ванную. Вот расписки от мастера, который циклевал паркет. Она хранила всё. Иногда, открывая эту папку, она вспоминала слова матери и думала: неужели этот день действительно настанет?
И вот он настал.
— Виктор Петрович, здравствуйте. Это Татьяна Волкова. Помните, мы с вами консультировались несколько лет назад? — Таня говорила в трубку твёрдо, хотя руки немного дрожали. — Кажется, ваш прогноз сбылся. Он пришёл.
Виктор Петрович, пожилой, седовласый юрист, которого посоветовала ей мать, выслушал её спокойно.
— Не волнуйтесь, Татьяна Игоревна. Мы к этому готовы. Приглашайте вашего бывшего супруга и его представителя ко мне в офис. Скажем, на завтра, на три часа. И захватите с собой вашу знаменитую папочку.
На следующий день Татьяна сидела в приёмной юридической конторы. Рядом с ней — мать, Светлана Анатольевна, прямая и несгибаемая, как гвардеец на посту. Дверь открылась, и вошёл Леонид. С ним был молодой, холёный юрист с дорогим портфелем.
— Таня, я же предлагал решить всё миром, — с укором сказал Леонид. — Зачем эти сложности, конторы? Отдала бы мне мою долю, и разъехались бы.
— Свою долю чего, Лёня? — тихо спросила она. — Своего отсутствия? Своих обещаний? Своего предательства? Какую долю ты хочешь получить?
Он нахмурился, не найдя, что ответить.
В кабинете Виктора Петровича молодой юрист Леонида сразу взял быка за рога. Он разложил на столе документы: свидетельство о браке, выписку из ЕГРН, подтверждающую, что право собственности на квартиру было зарегистрировано в период брака.
— Итак, уважаемые, — начал он бойко. — Ситуация предельно ясна. Согласно статье 34 Семейного кодекса Российской Федерации, имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью. Квартира была оформлена в браке, следовательно, мой доверитель, Леонид Андреевич, имеет право на одну вторую долю. Все улучшения, произведённые в квартире, также являются совместной собственностью. Мы готовы пойти на мировую и выкупить долю Татьяны Игоревны по рыночной стоимости, за вычетом доли моего доверителя.
Он закончил речь и самодовольно откинулся на спинку стула. Леонид смотрел на Татьяну с торжеством.
Виктор Петрович, не говоря ни слова, взял со стола пухлую папку, которую принесла Татьяна, и положил её перед молодым коллегой.
— Пожалуйста, ознакомьтесь, — мягко сказал он.
Юрист Леонида с недоумением открыл папку. Его лицо постепенно менялось. Брови ползли вверх, на лбу пролегла складка. Он листал страницу за страницей. Договор дарения денежных средств от матери — дочери. Банковская выписка, подтверждающая целевой перевод. Договоры с ремонтными бригадами, где заказчиком выступала Татьяна. Десятки, сотни чеков на стройматериалы, мебель, технику, оплаченные с её личной банковской карты.
— Что это? — растерянно пробормотал он, поднимая глаза на Виктора Петровича.
— А это, молодой человек, статья 36 того же Семейного кодекса, — с удовольствием пояснил пожилой юрист. — Имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, а также имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам, является его собственностью. Квартира досталась Татьяне Игоревне по наследству от бабушки, что подтверждается завещанием. Да, право собственности было зарегистрировано в браке, но основание возникновения этого права — наследование — возникло до него. А что касается ремонта…
Он сделал паузу, давая молодому оппоненту осознать масштаб катастрофы.
— Все улучшения в квартире, как вы можете видеть из этих документов, были произведены на личные средства Татьяны Игоревны, полученные ею в дар от её матери. Ни одной копейки из так называемого «общего бюджета», которого, к слову, с момента ухода вашего доверителя и не существовало, в эту квартиру вложено не было. Таким образом, ни сама квартира, ни её улучшения не являются совместно нажитым имуществом. И ваш доверитель, Леонид Андреевич, не имеет на неё абсолютно никаких прав.
В кабинете повисла тишина. Молодой юрист судорожно перебирал бумаги, понимая, что дело проиграно. А Леонид… Он смотрел то на своего представителя, то на Татьяну. Его лицо из самоуверенного превратилось в растерянное, а затем — в злое и униженное.
— Ты… ты всё это время готовилась? — прохрипел он, глядя на Татьяну. — Десять лет… ты знала, что я приду, и готовила мне ловушку?
И тут вперёд подалась Светлана Анатольевна. Она посмотрела на Леонида в упор своим пронзительным, не терпящим возражений взглядом.
— Это не ловушка, милок. Это называется — ум. То, чего тебе всегда не хватало. Ты думал, бросил девчонку глупую, она поплачет и пропадёт? А она не пропала. Она сына вырастила, дом в порядок привела, себя в человека превратила. А ты кем стал, Лёня? Пришёл чужое отбирать, потому что своего нажить не смог?
Это был удар в самое больное место. Леонид побагровел.
— Да что вы понимаете! — вскочил он. — Я бизнес строил! У меня… у меня были трудности!
— У всех бывают трудности, — спокойно ответила Татьяна, впервые за весь разговор почувствовав не гнев, а какую-то опустошающую жалость к этому человеку. — Только одни их преодолевают, а другие бегут, а потом возвращаются, чтобы поживиться за счёт тех, кто оказался сильнее. Уходи, Лёня. У тебя здесь ничего нет. И никогда не было.
Леонид открыл рот, чтобы что-то крикнуть, но, встретившись с её спокойным, твёрдым взглядом, сдулся. Он понял, что проиграл. Не юристу. Он проиграл этой женщине, которую считал слабой и ни на что не способной. Молча, не попрощавшись, он вышел из кабинета. Его юрист, пробормотав извинения, поспешил за ним.
Вечером Таня сидела на своей сияющей чистотой кухне. Рядом с ней сидела мать, и они пили чай с её фирменным яблочным пирогом. За окном зажигались огни большого города.
— Спасибо, мама, — тихо сказала Таня. — Если бы не ты тогда… я бы не справилась.
— Справилась бы, — уверенно ответила Светлана Анатольевна. — Может, дольше и труднее, но справилась бы. В тебе стержень есть, Танюша. Просто он спал, пока жизнь тебя не встряхнула. Запомни, дочка, самая лучшая опора в жизни — это твой собственный позвоночник. Ни на кого нельзя надеяться так, как на саму себя. И бороться можно и нужно всегда! Даже когда кажется, что всё, конец. Это не конец, это просто начало нового подъёма.
Таня посмотрела на свои руки. Они уже не были нежными руками юной девушки. Кожа огрубела от работы с землёй и водой, на пальцах были старые царапины от шипов. Но это были руки, которые создавали красоту. Руки, которые построили этот дом. Руки, которые вырастили сына.
В комнату заглянул тринадцатилетний Мишка, высокий, серьёзный, так похожий и не похожий на своего отца.
— Мам, всё в порядке?
— Да, сынок, — улыбнулась Таня. — Теперь всё в полном порядке.
Она знала, что Леонид больше никогда не появится в её жизни. Он получил свой главный урок. А она — свою главную победу. Победу не над ним, а над собственным страхом и отчаянием. Она сидела в своей крепости, которую отстояла сама, и чувствовала абсолютное, безмятежное спокойствие. Впереди была целая жизнь, и она была к ней готова.